Библиотека управления

Кризис глобальной экономики

Василий Колташов Руководитель Центра экономических исследований Института глобализации и социальных движений (ИГСО)

Оглавление

Часть 1. Экспертные доклады

Часть 2. На пульсе кризиса

Часть 3. Диалоги о кризисе

Часть 4. Статьи

Часть 2. На пульсе кризиса

Преддверие конца

Лишь немногие предсказывали окончание «золотого роста». Еще меньше людей на планете хотели верить в скорый приход нестабильности. Правящему классу России будущее казалось безоблачным. Массы трудящихся тешили себя экономическими иллюзиями. Правительство подогревало их, обещая, что нефть продолжит расти, а экономический подъем улучшит жизнь населения. Почти никто в стране не верил больше в то, что экономика может падать.

Институт глобализации социальных движений (ИГСО) оказался в числе первых сформулировавших угрозу. Предупреждение ИГСО прозвучало в декабре 2007 года, меньше, чем за два месяца до начала первой волны падения на биржах. Оценка ситуации была очень осторожной.

Приблизительно через полтора, максимум, два года российскую экономику ожидал серьезный кризис, к такому выводу пришли сотрудники Института. Причиной остановки роста отечественной экономики и, возможно, затяжной депрессии должен был послужить общий кризис мирового хозяйства. Он предрекался гораздо раньше: уже в 2008 году. Усугубляющим моментом для России грозила стать ее экспортно-сырьевая ориентация. Падение цен на нефть, неизбежное при сокращении производства, должно было парализовать крупнейшие отечественные компании и привести к обвалу всего внутреннего рынка страны.

О приближении мирового экономического кризиса говорил целый ряд фактов. Рост производства в «новых промышленных странах» должен был, прежде всего, обслуживать потребление в богатых США и ЕС. Однако в связи с выносом из этих «старых промышленных стран» многих производств в них неуклонно снижалась реальная заработная плата, усиливалась тенденция к неполной и нестабильной занятости. Если во времена «социального государства» 1949–1969 годов политика занятости, проводимая правительствами, в сочетании с высокими пособиями по безработице обеспечивала устойчивый спрос при стабильном жизненном уровне, то в современной западной экономике даже в работающих семьях характерной сделалась тенденция к нестабильности доходов. Отчасти на протяжении первой половины 2000-х годов это компенсировалось ростом потребительского кредитования, но к концу десятилетия задолженность семей в США и Британии достигла критической отметки.

В Соединенных Штатах нарастал кризис неплатежей — «народный дефолт», в ходе которого частные лица задерживали или прекращали выплаты по банковским кредитам. Таким образом, ресурс поддержки потребления за счет банковского кредитования, охваченного кризисом, оказывался практически исчерпанным. С другой стороны само потребительское кредитование (часто не способное за счет процентов покрыть инфляционные издержки банков) явилось следствием перенакопления капиталов, которые некуда стало вкладывать. Набирали оборот спекуляции ценными бумагами, усиливалась инфляция. Рассчитывая на прибыль от продажи акции, банки и многие компании скрывали убытки и снижение рентабельности.

Несмотря на эти негативные симптомы в мировом хозяйстве, российская экономика сохраняла в последние месяцы 2007 года высокий уровень прироста ВВП. По итогам года он составил 8,1%. Отечественный внутренний рынок расширялся, а приток иностранного капитала в сферу производства создавал дополнительную почву для позитивных прогнозов. Однако состояние бума на российском рынке было вызвано не только высокими ценами на энергоносители, но также исчерпанностью возможностей многих других рынков. Рассчитывая на стабильное развитие в ближайшие годы, российские корпорации увеличивали свою задолженность иностранным банкам. В свою очередь иностранные банки охотно кредитовали российских корпоративных клиентов, даже не имея четкого представления об эффективности их бизнеса (в качестве гарантии выступал не столько достоверная информация о перспективах конкретной российской компании, сколько общая позитивная оценка перспектив российского рынка). В случае смены хозяйственного роста глубоким кризисом, покрыть задолженность российских компаний не смог бы никакой стабилизационный фонд государства.

Специалисты ИГСО предполагали, что выигрышное положение внутреннего рынка России позволит стране задержаться на пороге кризиса более года. Однако политика властей, направленная на удешевление рабочей силы, разрушила эту возможность колоссальной эмиссией рубля. Россия провожала 2007 год и встречала 2008 год одним и тем же — инфляционным ростом. Реальные доходы населения падали, что сводило на нет смысл инвестиций в отечественный реальный сектор. Даже полуторагодичная отсрочка от кризиса для России оказалась чрезмерной. Верхи ничего не понимали и ничего не меняли в своей экономической политике.

Вызревающий кризис должен был открыться сразу, как только всеобщее товарное перепроизводство сделалось бы очевидным. Это должно было повлечь обесценивание курсировавших на рынке бумаг. ИГСО предупреждал: как только произойдет крупное падение цен на энергоносители, отечественная экономика окажется в кризисе, переходящем в продолжительную депрессию. Никаких механизмов предотвращения кризиса или его смягчения у нынешней российской власти не существовало. Кремлевские мечтатели видели будущее исключительно в розовом цвете.

Власти не пытались структурно переориентировать экономику страны, сделав ее не настолько зависимой от сырьевого экспорта. Они даже отказались от плана инвестировать средства стабилизационного фонда страны, насчитывавшего несколько сот миллиардов долларов, в развитие инфраструктуры. Эта сфера слабо интересовала сырьевые монополии, поскольку их основные рынки сбыта лежали за границами Российской Федерации.

Кризис обещал для России стать особенно тяжелым, но поверить в это не стремились даже левые. Многочисленные группы оставили выводы товарищей из ИГСО без внимания. Интерес левых запоздал самое малое на 8–9 месяцев. Только осенью появились первые политические декларации, в которых речь шла о мировом кризисе.

Мировую экономику готовился охватить не просто очередной циклический кризис перепроизводства, но и кризис всего способа эксплуатации периферии. Выход из него капитализма должен был оказаться возможным лишь ценой крупных социально-экономических перемен, технологической революцией и, возможно, отказом от повсеместного применения углеводородного топлива. Для России он грозил сменой власти и радикальным изменением всей структуры управления государством.

Цена русской инфляции

Перед наступлением нового года население беспокоил не туманно маячивший кризис, а повышение цен на многие товары. Вопреки рассуждениям неолиберальных экономистов, главной причиной роста цен в России являлась денежная эмиссия. По оценке Центра экономических исследований ИГСО, выпуск новых денег опережал в стране рост производства. Рублевая масса росла быстрее товарной. Находящие пристанище в российской экономике инфляционные доллары слабо инвестировались в реальный сектор экономики. Правительство печатало рубли и выкупало валютную выручку у корпораций.

Власти не боролись с инфляцией, а раскручивали ее. Резкое снижение инфляции в стране было возможно только в случае изменения приоритетов экономической политики. Лишь прекращение выброса на рынок необеспеченных денег могло остановить гонку цен.

По различным оценкам с начала 2007 года цены в России выросли на 11,1–12,5%. При этом цены на товары народного потребления (прежде всего продукты питания) поднялись еще больше. Стоимость некоторых товаров увеличилась на 25–50%. Новый виток ценового роста ожидался уже в 2008 году. Правительство РФ практиковало выброс на рынок новых бумажных денег, прежде всего, купюр в 1000 и 5000 рублей. От этой политики оно не отказалось ни в 2007, ни в 2008 году. При этом официальные лица государства не переставали твердить об «укреплении рубля». В действительности потребители постоянно ощущали, что покупательная способность рубля снижается. Оставаясь прочным в сравнении с долларом, рубль медленно падал. Политика «стерилизации» экономики (отказ от инвестиций в производство и социальную сферу), проводившаяся Алексеем Кудриным на посту министра финансов, не только не предотвращала новых взрывов инфляции, но и явилась основной их причиной.

Фактически в конце 2007 и начале 2008 года стало ясно: рост цен грозит подорвать внутренний рынок страны. На ситуацию влияло все. Даже рост цен на транспорте способствовал снижению спроса на потребительские товары.

Практика денежной эмиссии в России не была связана с дефицитом у государства платежных средств. Ее основной целью являлось понижение цены рабочей силы, объективно возраставшей вследствие экономического роста. На фоне аналогичной эмиссионной практики в США и ЕС (новые ассигнации по 500 евро), а также разговоров об «укреплении рубля», бьющий по карману рост цен должен был оставаться для населения естественным и почти незаметным. Политических проблем он действительно не вызывал. Однако в результате начавших осенью 2007 года проявляться в отечественной экономике первых проблем, инфляция вышла из-под контроля.

Лишние деньги не могли быть покрыты ростом товарной массы. Но биржевой рост также не был в стоянии их покрыть. Не хватало даже ресурса «фиктивных» товаров — ценных бумаг. В итоге под давлением инфляции проявились первые проблемы в оборотах компаний. Давление лишних денег на рынок возросло. В результате первый серьезный скачок цен пришелся на самый неудачный для власти момент: во время выборов в Государственную Думу.

Дальнейшие последствия денежной эмиссии не трудно было предсказать. Инфляция ускоряла рост недовольства населения, подталкивая его к активным действиям. Падение покупательной способности заработной платы побуждало наемных работников бороться за ее повышение: создавать профсоюзы и организовывать забастовки. Отношение людей к правительству также начало медленно изменяться. Однако в 2008 году профсоюзы еще острее, чем в 2007 году столкнулись с проблемой слабости координации движения и его недостаточной массовости. Как и ожидали в Кремле, основной протест вылился в ворчание на кухне.

В конце декабря Центр экономических исследований (ЦЭИ) ИГСО констатировал: «Печатая «лишние деньги», правительство усложняет свое собственное положение, уменьшая пространство для маневра в условиях смены хозяйственного роста экономическим кризисом. Понижая доходы населения за счет эмиссии, и не стремясь разрешить структурных проблем отечественной (преимущественно сырьевой) экономики, власть сама ставит себя в тупик».

Почему падает биржа

Все началось в Америке. Сведения о резком сокращении прибыли банковской группы Citigroup привело 15 января 2008 года к падению на Нью-йоркской фондовой бирже. Индекс промышленной активности Dow Jones снизился на 2,2%, Standard & Poor's — на 2,51%. Nasdaq Composite потерял 2,45%. 21 января резкое снижение цен на акции произошло на всех основных мировых рынках. Торги на Франкфуртской, Лондонской и Парижской биржах завершились падением на 7,16%, 5,5% и 6,83%, крупнейшим за последние шесть лет. В России оно составило более 8%. Негативную роль в развязке биржевого кризиса сыграли предложенные президентом Бушем меры по снижению налогов — «республиканская панацея» — не способные поправить экономическую ситуацию в США.

На протяжении 2007 года мировая экономика все более ощущала признаки недомогания. В США, Великобритании и ЕС отмечался постепенный спад потребления, вызванный снижением реальной заработной платы большинства населения. Он только временно сдерживался ростом потребительского кредитования. К концу 2007 года в Англии и США проявился ипотечный кризис — долги людей превысили их возможности покрывать даже проценты. В декабре стало ясно: мир стоит на пороге глобального экономического кризиса. Вопрос состоял лишь в том, когда он мог проявиться в полную силу. Сталкиваясь в 2007 году с нарастающими проблемами банки и некоторые корпорации не находили решения. Они скрывали убытки, завышали полученную прибыль. Торговля дорожающими акциями компаний маскирующих свои нарастающие трудности не могла не вырваться наружу. Инвестиции в биржевые операции многократно превысили капиталовложения в реальный сектор мировой экономики. В результате, 21 января даже акции высокорентабельных сырьевых экспортеров, таких как «Газпром» оказались под ударом. Достигнув в середине января максимума, они впервые рухнули. Причина сложившегося положения состояла в том, что в условиях «вдруг» открывшихся проблем мировой экономики, сырье могло существенно подешеветь, а «благополучные гиганты» оказаться в ряду проблемных компаний. Если бы спад производства немедленно последовал за первыми биржевыми обвалами, падение цен на нефть могло произойти сразу. Однако цепочка проблем еще только начала проявляться в торговле, причем на последнем ее звене. Промышленные гиганты с гордостью утверждали: спрос только увеличивается. Нефть дальше пошла вверх.

На протяжении 2007 года практически на всех мировых биржах отмечался рост. Рынок акций США, крупнейший и наиболее важный в мире, лишь к концу года стал давать сбои в связи с ипотечным кризисом. Активный рост был зафиксирован на немецком фондовом рынке: индекс DAX показал отличный результат в 22%. Британские акции поднялись на 3,8%, французские на 1,3%. Российский фондовый рынок в минувшем году развивался успешно. Особенно удачными оказались IPO электроэнергетических компаний. Однако ограниченность потребительского рынка в России, продолжавшего сужаться из-за инфляции, делала проблемы в экономике неминуемыми.

К началу 2008 года глобальное хозяйство практически исчерпало ресурс имеющихся рынков. Зарплаты работников были слишком малы, чтобы гарантировать производству дальнейший рост. 21–22 января выяснилось, что возможности фондового рынка использованы почти до конца. В результате дальнейшее падение акций становилось неизбежным. Рентабельность западных банков слишком сильно разошлась уже с их капитализацией. Информация о низкой доходности американских кредитных институтов взорвала фондовые рынки планеты.

Мировой экономический кризис начался. ЦЭИ ИГСО утверждал: даже если падение прекратится в ближайшие дни и произойдет некоторая стабилизация, можно ожидать, что вскоре последует новое снижение цен на акции.

Несостоявшийся бум

Как только аналитики по всему миру протрубили о «биржевом кризисе», названном немного времени спустя «финансовым кризисом», в России заговорили о выигрышах для страны. Они действительно были. Нефть дорожала, а потенциал внутреннего рынка все еще оставался большим. Поддержи правительство потребительскую активность в сочетании с протекционистскими мерами, и приток капиталов в реальный сектор был гарантирован стране. Шансы национальной экономики противостоять кризису поднялись бы.

Несмотря на начинающийся мировой кризис, экономический рост в России мог продолжиться в 2008 году. На деле продолжался он лишь до лета. Действуя в интересах экспортных отраслей, власти продолжили эмиссионную политику «укрепления рубля». Не помешала им даже собственная растерянность перед неконтролируемой стихией цен.

В начале 2008 года российский рынок по-прежнему оставался привлекательным для иностранных инвестиций. После оттока частных средств из банковской сферы, можно было ожидать обратную волну. Иностранные капиталы могли вновь хлынуть в Россию для вложений в ценные бумаги, промышленное производство и торговлю на внутреннем рынке. В условиях нежелания сырьевых корпораций и государства вкладывать средства в реальный сектор, нацеленный на внутренние потребности, приток капиталов был способен произвести непродолжительный бум в отечественной экономике. Это, однако, не только отсрочило бы кризис, обеспечив страну новыми производственными мощностями и рабочими местами, но и обострило бы в перспективе проблемы большой задолженности российских компаний и банков. И все же, национальная экономика оказалась бы перед лицом кризиса не так уязвима. Падение сырьевых цен не влекло бы за собой всеобщее обрушение, а явилось бы просто крупной проблемой. В стране существовал бы объемный внутренний спрос на сырье, который облегчил бы общеэкономическую ситуацию.

Подобный сценарий был вероятен лишь при смене экономической политики государства, а это являлось объективно невозможным. Машина власти, прежде всего, обслуживала сырьевые монополии, а они небыли заинтересованы в подобных мерах. Казна вбрасывала через коммерческие институты потоки новеньких рублей, что снижало затраты буржуазии на рабочую силу, но подрывало внутренний рынок. Вот почему экономический «бум» 2008 года оказался настолько коротким.

Продолжающий развиваться глобальный кризис не оставлял для нефтегазовой России шансов избежать депрессии и бегства капиталов. Даже если подъем российского хозяйства продолжался бы в 2008 году на пару месяцев больше, приход мирового экономического кризиса мог только отложиться.

Вслед за 21–22 января, 28 января и 5 февраля на всех фондовых биржах мира произошли обвалы. Для России февральское падение составило 3,38% по индексу РТС. Другой основной отечественный фондовый индикатор, ММВБ упал на 4,04%. Больше всего потеряли бумаги Сбербанка России (-5% на ФБ ММВБ) и ОАО «Роснефть» (-5,7% в РТС), долги которой превышали уже тогда отметку в $100 млрд.

Общее снижение цен российских голубых фишек оказалось в границах 5,7%. Причина всех трех биржевых падений состояла в несоответствии роста на фондовых рынках накопившимся проблемам в реальной экономике, прежде всего проявившихся в США. В тот момент в американском национальном хозяйстве уже отмечался рост безработицы и первое сокращение объемов промышленного производства. Падала активность компаний работающих в сфере услуг, в секторах розничной торговли, транспорта, финансов, недвижимости и здравоохранения. Вслед за США экономический спад грозил вскоре распространиться на другие страны. Особенно масштабным он мог оказаться в Китае.

В результате обнаружившихся на американском рынке проблем и угрозы скорого прихода кризиса в Европу и Азиатско-Тихоокеанский регион, интерес инвесторов к экономике России существенно возрастал. Казавшееся стабильным положение отечественного внутреннего рынка, обещало многим компаниям выгоды от вложения средств в акции российских корпораций, новые производства, а также сферу торговли и услуг. Однако, присматриваясь лучше к ситуации внутри страны, инвесторы замечали: инвестировать в реальный сектор не так выгодно. Капиталы концентрировались на биржах.

На протяжении 1990-х годов экономика РФ оставалась во многом закрытой для иностранных компаний. Благодаря этому в России смогли сформироваться собственные сильные корпорации, чего не произошло в Казахстане и большинстве стран Восточной Европы. Мощное хозяйственное оживление 2000–2007 годов происходило для России в условиях ограниченного доступа иностранного капитала.

Право работать на внутреннем рынке предоставлялось Кремлем нередко только в обмен на открытие российскому капиталу доступа на рынки других стран. Тесно связанная с мировым хозяйством как поставщик сырья, Россия оставалась достаточно закрытой для транснациональных корпораций. Оживление отечественной экономики происходило в условиях притока в страну нефтедолларов. И хотя цены на нефть зимой и весной 2008 года стремительно шли вверх, «золотая эра» сырьевых монополий завершалась.

Блеск и оптимизм России

Выросший за семь лет рынок России мог оказаться востребован мировым капиталом с большой охотой на условиях отечественных верхов. Но вместо того, чтобы оценить обстановку и сделать хозяйственную ситуацию в стране более устойчивой, российские власти стали блистать оптимизмом. Цены на нефть поднимали настроение корпоративным верхам и чиновникам.

От щедрой души, Минфин РФ предложил спасти мировую экономику от кризиса средствами стабилизационного фонда России. Вслед за этим была продекларирована еще более авантюристичная идея превратить страну в мировой финансовый центр, надежный островок стабильности в мире экономических бурь.

Высокие цены на нефть действовали как наркотик.

Нерв инфляции

В мечтательных порывах власть не желала ничего замечать. Между тем инфляция в 2008 году наступала, грозя сделать экономические результаты года для страны хуже самых осторожных негативных прогнозов.

Инфляция продолжала съедать реальные доходы населения. В результате сжимался внутренний рынок, понижалась его инвестиционная привлекательность, сокращалась устойчивость экономики России, приближая ее включение в глобальный хозяйственный кризис. ЦЭИ ИГСО отмечал: чтобы сдержать вызванную инфляцией негативную динамику, правительство должно в течение года инвестировать средства стабилизационного фонда в развитие производства, осовременив многие отрасли и создав новые рабочие места. Необходимо было также резко увеличить социальные расходы, повысить оплату труда работников бюджетной сферы и принять иные меры компенсирующие потери в доходах населения. Перед лицом кризиса удержаться мог лишь сильный внутренний рынок. Зависимость экономики от внешнего сбыта требовалось сократить как можно скорее.

На фоне продолжающегося спада американской экономики, Россия первоначально имела неплохие шансы экономического роста в 2008 году. По оценкам ряда рейтинговых агентств она занимала первое место в мире по инвестиционной привлекательности. За Россией следовала Бразилия, тоже обладавшая перспективным внутренним рынком.

Зафиксированный в последние дни февраля рост цен на нефть ($102 за баррель марки Light Sweet, $100 за баррель Brent) также способствовал дальнейшему повышению инвестиционной привлекательности России на текущий год. Экспорт страны на 80% состоял из нефти, нефтепродуктов, газа и металлов. Рост цен на эти товары положительно влиял на курс бумаг отечественных корпораций. Однако главным фактором успешного привлечения капиталов для России являлся большой спрос на внутреннем рынке, существенно увеличившийся за 10 лет возрастания мировых цен на сырье. При этом основной проблемой национального хозяйства РФ оставалась высокая инфляция. В январе по потребительским ценам она составила 2,3%, в феврале оставалась примерно на том же уровне прироста. Весной, как ожидалось, цены должны были поползти вверх еще быстрей. Виновником инфляции было правительство.

На протяжении благополучных 2000–2007 годов переориентации отечественного хозяйства не производилось. Минфин увеличивал бумажную денежную массу в стране, выкупая за счет эмиссии «лишние» нефтедоллары. Пока главные мировые рынки сбыта не испытывали больших затруднений, а поднимающаяся экономика России поглощала вбрасываемые рубли, внешне все было нормально. Эмиссия сдерживала рост доходов населения, что оценивалось либеральными экономистами как благое средство поддержания конкурентоспособности российского хозяйства. Однако ситуация на глобальном рынке изменилась. Россия сделалась привлекательной для иностранных капиталов больше как богатейший рынок. Именно поэтому, организуя в РФ производство, зарубежные корпорации не спешили выходить на отечественные фондовые биржи. Относительно высокий спрос — главное, что делало Россию страной положительных перспектив на 2008 год. В такой ситуации высокая инфляция становилась для роста крупной помехой, убивала его.

Власти не только разгоняли инфляцию эмиссией, но и «добросовестно» боролись с ней. Однако, методы правительства по борьбе с инфляцией были неэффективны и даже способны ухудшить ситуацию. Популистские решения по ограничению экспорта российского продовольствия не дали положительных результатов. Продолжение неолиберальной политики сокращения социальных расходов бюджета, ликвидации остатков общественной сферы услуг («законы против среднего класса» последних лет) в условиях текущей мировой конъюнктуры лишь ослабляли национальное хозяйство России.

Меры по снижению инфляции должны были обеспечивать не сжатие, а расширение потребительского рынка в России, стимулируя производство внутри страны. Этого настоятельно требовал надвигающийся кризис. Правительство не собиралось ничего менять. Эксперты хором повторяли аксиому: запасы нефти ограничены, а значит, цены могут только идти вверх. Либеральные экономисты полагали, что инвестирование стабилизационного фонда России усилит инфляцию. В действительности повышение спроса на внутреннем рынке только вызвало бы увеличение товарной массы, подстегнув рост производства, на которое и следовало направить резервные средства государства. При возрастающем замещении импорта собственной продукцией инфляции пошла бы на спад. Деньги обрели бы обеспеченность в производимых товарах. Минфин реализовывал другую «антиинфляционную» стратегию, он стремился к сокращению социальных расходов государства, дополняя его наращиванием рублевой массы.

Состояние мировой экономики оставалось в феврале-марте 2008 года напряженным. Рост прекратился в США, наблюдалось его замедление в ЕС, где также последние десятилетия снижались реальные заработки широких слоев. Однако перенос производства в «третьи страны» не создал в большинстве из них устойчивых внутренних рынков. Возросла лишь взаимная зависимость центров капиталистического накопления и промышленной периферии. В глобальном хозяйстве продолжали усиливаться проблемы: сокращались возможности рынков сбыта, явственнее становилось перепроизводство товаров и перенакопление капиталов, выражавшееся в колоссальном переинвестировании. При этом капиталы все еще искали «надежные гавани»: экономики с растущим спросом. Россия переставала быть таковой. С высокого пьедестала рейтингов предстояло падать.

Золото и нефть

Вместе с нефтью дорожало золото. В начале марта оно достигло рекордной цены в $955 за унцию. Это являлось признаком сокращения в глобальной экономике возможностей для производственного вложения капиталов и возросшего недоверия к фондовым биржам, пережившим в январе-феврале три крупных обвала, ознаменовавших открытие мирового кризиса.

Покупка золота — извечный способ сохранить средства, до завершения неблагоприятного хозяйственного периода в мире. Крупные игроки пессимистично смотрели на перспективы мировой экономики. Дорогая нефть, по мнению буржуазных аналитиков, мешала экономическому росту. Пока сырье поднималось в цене, многие игроки считали нужным уйти в золото, чтобы сберечь средства. Весной 2008 года мало кто сознавал еще спекулятивный характер спроса на нефть. Деловые элиты мира по-прежнему верили: без углеводородов не обойтись, чтобы не демонстрировали биржи, «черное золото» всегда будет в цене. На этой вере нефть росла как на дрожжах вплоть до середины лета, когда пузырь первый раз лопнул.

Анализируя ситуацию, в ИГСО отмечали: рост цен на нефть — признак нахождения кризиса на ранней стадии, когда затронуты только центры мировой системы (США, прежде всего). Как только кризис распространился бы дальше, последовало бы падение промышленного производства во всех странах. Это обрушило бы высокие цены на сырье. Расчеты на скорое завершение кризиса были необоснованны. Стратегий его смягчения и дальнейшего преодоления в России, как и в остальном мире не существовало. Более того, приверженные неолиберальным экономическим принципам власти даже не стремились их отыскать.

Золоту, как и нефти в 2008 году предстояло еще многое пройти вместе. Рост цен на нефть отражался на золоте. Оно тоже дорожало. Как только углеводороды начинали терять стоимость, золото моментально проделывало то же. Капиталы начинали выходить из убежища в надежде на скорое окончание «дурных времен». Однако «дурные времена» не заканчивались.

Большой и ненадежный Китай

Десятилетия экономического роста в КНР внушили всему миру веру в надежное завтра этой страны. Прежде чем китайская промышленность начала терять заказы, сомневаться в могучей экономике КНР мало кто осмеливался. Даже падение на фондовом рынке страны не могло рассеять иллюзий.

Предполагая, что хозяйственные проблемы США вскоре отразятся на Китае, ЦЭИ ИГСО констатировал: устойчивость экономики Китая сильно переоценена. Бурный экономический рост за три последних десятилетия так и не создал в стране прочного внутреннего рынка. Зависимость китайской промышленности от внешнего сбыта была настолько велика, что национальное хозяйство КНР можно было назвать крайне уязвимым для глобального кризиса. Приход мирового экономического кризиса в Китай способен был нанести большой урон производственному и финансовому секторам, разбалансировать всю социально-политическую систему страны и даже повлечь за собой распад государства. Что оказалось особенно интересным, это то, что ИГСО представил свои оценки всего за несколько дней до массовых выступлений в Тибете и других «национальных автономиях» КНР.

К началу кризиса КНР экспортировала товары в 182 страны мира. Экономика Китая росла со скоростью, достигающей 10% в год. Она составила на конец 2007 года около 45% от экономики США, что приблизительно являлось 12–14% мирового хозяйства. При этом КНР оставалась крайне неравномерно развитой страной, огромная часть населения которой была занята трудом в полунатуральной сфере.

В мировой системе, несмотря на самостоятельные жесты, КНР занимает полупериферийное положение. Широкие массы китайцев существуют в ужасающей нищете, а подавление их недовольства осуществляется репрессивной бюрократической машиной. В стране имеются внутренние границы, отделяющие промышленные зоны от доиндустриальной периферии, осуществляется жесткий контроль перемещения граждан.

По мере повышения спроса на рабочую силу государство миллионами привлекало рабочих из сельских районов. До последнего момента эти меры способствовали поддержанию низкой стоимости рабочей силы, создавая выгодные для инвесторов условия. Однако со времени открытия глобального кризиса «преимущества» отсталости не прибавляли КНР устойчивости. Осенью 2008 года власти Китая объявили, что сокращение экспорта не катастрофично. Чиновники с гордостью заявляли: правительство увеличит поддержку сельским жителям, а они смогут покупать больше промышленных товаров. Но какие бы декларации ни выдавало руководство КНР, страна в конце 2008 года оставалась уязвимой не менее, чем в его начале. Кризис вовсю сказывался осенью на промышленности, часть которой стояла уже с середины лета.

В общей массе населения Китая (1,3 млрд. жителей) потребительски активный «средний класс» составлял на конец 2007 года приблизительно 100 млн. человек. При этом уровень его доходов был ниже, чем у средних слоев в «старых индустриальных странах». Прямая зависимость внутреннего рынка КНР от спроса на китайские товары в других странах гарантированно делала его крайне уязвимым. Спад в США и инфляционное сужение других рынков означал для Китая в скором времени масштабное падение продаж экспортируемых промышленных изделий, а затем сырья и сельскохозяйственной продукции.

Китай развивался в заданном мировым рынком направлении. Он не мог его кардинально изменить. В ЦЭИ ИГСО отмечали, что приход в страну кризиса должен был обернуться спадом промышленного производства, оттоком капиталов и крупными финансовыми трудностями для китайских корпораций. Огромные золотовалютные резервы «фабрики мира», доходившие в начале 2008 года до $1,33 трлн. (70% из них было размещено в долларовых активах) не снимали проблемы экономической уязвимости.

Весной кризис в США все более давал себя почувствовать в торговле. Правительство КНР рассматривало проблемы в США как непосредственную угрозу для своей экономики. Однако происходившие межгосударственные финансовые вливания в американское национальное хозяйство не снимали системной проблемы сужения центральных рынков планеты и не могли привести к легкому прохождению кризиса. Уверения экспертов в скором завершении рецессии в США или даже ее предотвращении лились потоком, но ничего не меняли. Приход кризиса в Китай грозил повлечь остановку значительной части промышленности, включая добывающую, вызвать финансовые затруднения и обострить социальные противоречия. Власти Китая были жизненно заинтересованы в мягком прохождении проблемного этапа в развитии глобального рынка. Но если начавшийся мировой кризис оказался бы затяжным, то КНР ожидали большие социально-политические потрясения. Тибет оказался лишь первым признаком перемен.

Наиболее острой проблемой Китая в последние месяцы перед кризисом считалась инфляция. В 2007 году продукты подорожали по официальным оценкам на 12%. По некоторым продовольственным товарам ценовой рост составил 40–50%. Высокая инфляция привела к покупательскому ажиотажу, сокращая потребительские возможности национального рынка. Правительство КНР всячески демонстрировало на публике свою непричастность. Однако в последние годы (2004–2007) в «молодых экономиках» обнаружилась тенденция удорожания рабочей силы. Спрос явно опережал предложение, специалистов недоставало. Зарплаты на рынке шли вверх. С подобным «злом» буржуазные режимы не могли не бороться. Лучшим средством оказывалось потребительское обесценивание национальных валют. Юань также терял в товарном отношении, как и рубль.

Причина китайской инфляции состояла не в увеличении объемов внутренних кредитов и иностранных инвестиций, как полагали аналитики в КНР. Китайская инфляция была порождена проблемами в мировой экономике, также усиливающими инфляцию в других странах. Помимо собственного желания правительств подорвать доходы работников, на национальные валюты переносилась инфляция с доллара и евро (юань был привязан к доллару). С зимы 2008 года возрастающим оказывалось влияние фондовых рынков. Другим фактором, подхлестывавшим инфляцию, стало затруднение сбыта товаров, произведенных в Китае и иных странах индустриальной периферии. В результате того, что одни товары застревали на рынке, дорожать начинали те товары, которые по-прежнему активно сбывались. Капиталы устремлялись из мертвых зон экономики в живые. Именно с этим был связан рост цен на продовольствие.

Биржи и обесценивание денег

В марте 2008 года в ИГСО пришли к выводу, что крупное падение на фондовых рынках планеты способно привести к дальнейшему сокращению покупательной способности всех валют. Одновременно логичной являлась девальвация многих национальных денежных единиц. Они могли потерять к евро, доллару, а также золоту. При этом покупательная способность валют США и ЕС также должна была ослабевать. Считалось, что положение доллара, хуже, чем евро.

17 марта произошло новое падение на фондовых рынках. Федеральная резервная система (ФРС) США снизила ставку рефинансирования до 2,25%, что было положительно оценено биржевыми игроками. Однако, несмотря на успокоительные заверения многих экспертов, на рынке сохранялась напряженное ожидание очередного биржевого удара. Кризис в США все более сказывался на промышленности и сфере услуг. Употреблявшийся ранее термин «биржевой кризис» окончательно сменился в риторике многих аналитиков на «финансовый кризис». Предполагалось, что главные проблемы у банков, а все остальное лишь следствие «проблем в кредитном секторе».

Оценивая ситуацию, ЦЭИ ИГСО сделал осторожный прогноз предстоящего крупного биржевого падения. Потери фондовых рынков были способны оказаться в районе 40% и даже выше. Тогда никто не воспринимал в серьез подобные оценки, однако к концу 2008 года падение на многих биржах мира превзошло 70%.

Крупное биржевое падение характеризовалось как неминуемое. Произойти оно могло как одномоментно, так и в результате серии фондовых обвалов, что и имело место. Вслед за старыми рынками сбыта начинали страдать новые промышленные центры мировой экономики, за ними должны были последовать поставщики топлива и сырья. Произошло это в августе-сентябре, после того как в июне-июле сделались очевидными затруднения мировой промышленности. В результате противоречие между высоким курсом акций и явными проблемами компаний стало реальностью. Вместе с банками в лидерах падения оказывались многие ведущие корпорации.

Все это должно было повлиять на денежную систему планеты, сложившуюся после кризисной полосы 1969–1982 годов.

В многовалютной системе закон о равенстве суммы цен всех товаров массе денег, с поправкой на скорость их обращения, действует нелинейно. Валюты по отношению друг к другу также являются товарами, соревнуясь за обеспеченность товарной массой, то есть за положение в системе экономического обмена. В результате падений на бирже баланс между денежной и товарной массой изменяется. Валюты теряют обеспеченность дорогими ценными бумагами и начинают неравномерно обесцениваться. Компании продолжают выпускать на рынок бумаги, поскольку все более нуждаются в платежных средствах, но бумаги не находят покупателей. Сумма денег в экономике взятая в статике оказывается равна сумме цен тех товаров, которые продаются, а не только выставляются на продажу. Но поскольку денежная масса в мире, взятая в целом, лишь возрастала в 2008 году, а масса реализуемых товаров снижалась, то цены на них должны были расти. Это еще более снижало потребительский спрос, подталкивая кризис к переходу в фазу промышленного падения.

Включался эффект домино. Компании должны были снижать издержки за счет сокращения зарплат и числа сотрудников, а это опять обваливало потребительский спрос. В итоге падение на бирже происходило снова и снова. Именно по такому сценария кризис развивался в 2008 году. Инфляция на стадии кризисного падения в глобальной экономике должна была приобрести со временем неконтролируемый характер.

Весной буржуазные элиты все еще были достаточно оптимистичны (в некоторых случаях лишь на публике). ФРС США, а также правительства других стран рассчитывали за счет международных финансовых вливаний в американское хозяйство понизить степень его падения, сдержать обесценивание доллара и заморозить положение на бирже. Однако открывшийся кризис был вызван не простым перепроизводством товаров, а системными проблемами сложившейся после 1969–1982 годов неолиберальной модели экономики, приведшими к сужению потребительских рынков в США и Западной Европе. Условий для «мягкого прохождения» кризиса не существовало. Глобальное хозяйство нуждалось в перестроении. Финансовые вливания в проблемные компании не могли вернуть им потерянную устойчивость в развитии.

Кризис ликвидности: банкам в России плохо

Для многих полной неожиданностью оказалась новость о том, что банкам в России становится плохо. Министерство финансов запретило употреблять слово «кризис», но банкам срочно требовались деньги. Правительство не считало себя в праве отказать. Спасти банки от «временных затруднений» должны были совершенно «без пользы лежащие средства пенсионного фонда». Этим, как заверяли чиновники и банковские аналитики, дело и должно было закончиться, поскольку всякому «умному человеку» было понятно: России глобальный кризис не грозит, она вообще выходит в мировые финансовые лидеры.

Единственным заметным критиком подобного «поддержания банков» оказался ИГСО. Его сотрудники утверждали: перевод средств пенсионного фонда России в частные банки не поможет им преодолеть кризис ликвидности. Временное смягчение положения банков должно было обернуться усугублением их финансового состояния и привести в будущем к серьезным затруднениям в выплате пенсий. Без устранения причины дефицита платежных средств в отечественном банковском секторе его насыщение денежной массой лишь усложняло ситуацию. По мнению ЦЭИ ИГСО, проблемы с ликвидностью не были вызваны только снижением притока дешевых западных капиталов, а обуславливались затруднениями в отечественной экономике.

Российские банки начали всерьез ощущать недостаток платежных средств после цикла первых биржевых обвалов в январе-феврале 2008 года, подхлестнувших глобальный инфляционный процесс. Избыток свободных средств в мировой экономике сменился их острой нехваткой. Возможности внешнего кредитного поддержания отечественных компаний существенно сократились, открыв наличие внутренних экономических проблем.

На протяжении десятилетия экономического роста кредитный рынок России оставался закрытым для прямого доступа иностранного капитала. Пользуясь высокой нормой прибыли компаний, коммерческие банки России осуществляли спекулятивную кредитную политику, завышая ставку процента в 3–5 раз. Переизбыток средств на мировом рынке использовался для получения дешевых кредитов и предоставления их предприятиям и населению под ростовщические проценты. Банковская ставка оказывалась крупнейшей в мире и нередко (вместе с косвенными статьями договоров) превышала 20%. Получение высокой банковской прибыли гарантировалось стабильным ростом отечественной экономики, потребительского рынка и расширением средних слоев. Одновременно дорогой внутренний кредит сдерживал эти процессы.

Дефицит платежных средств у российских банков оказался возможен благодаря увеличению проблем с оплатой кредитов у должников, прежде всего относящихся к «среднему классу». Рост цен в 2005–2007 годах сочетался с расширением круга граждан, получающих зарплату от 300 до 800 евро, но почти не компенсировался ростом реальной оплаты квалифицированного труда. В результате расширение средних слоев почти не сопровождалось ростом их благосостояния. Когда летом 2008 года падение реальных доходов трудящихся сделалось еще более ощутимым, банки очутились в ситуации возросшей нехватки платежных средств.

Имея доступ к дешевым капиталам, российские банки активно кредитовали население, малый и средний бизнес. Число должников росло, но, как и в США, их материальные возможности сокращались. Огромная ставка процента понижала потребительскую активность людей, что закладывало фундамент будущих проблем со сбытом товаров. Следующими проигравшими становились малые и средние компании, преимущественно работающие в торговле и сфере услуг. Когда прибыли стали падать, труднее сделалось платить по долгам, в то время как торможение сбыта все более вынуждало компании к поиску платежных средств. Осенью 2008 года эта проблема становилась все острей.

В январе-феврале 2008 года банки столкнулись с первыми ощутимыми последствиями роста неплатежеспособности должников. Обнаружился кризис ликвидности: средства быстро уходили, но медленно возвращались. Система начала терять эффективность. Большая доля кредитов приобрела черты невозвратных. При этом отечественные банки сами оставались должниками на мировом рынке. Правительство помогло им. Пенсионные деньги расходовались по прежней схеме. Однако проблема никуда не пропадала. К началу 2009 года она стала значительно большей.

Весной 2008 года российские банки тщательно маскировали свои проблемы, объясняя их исключительно сокращением потока иностранных займов. Предполагаемое размещение правительством пенсионных накоплений в коммерческих банках не снимало вызывающее кризис противоречие. Банки израсходовали пенсионные сбережения по прежней схеме и оказались в состоянии еще больших финансовых затруднений.

Изменить ситуацию могло только незамедлительное инвестирование стабилизационного фонда в реальный сектор отечественной экономики, при значительном повышении оплаты труда и пенсий. Требовалось ограничить ввоз товаров, стимулируя рост производства в РФ на новом технологическом уровне. Банковскую ставку нужно было ограничить 7%, а все долговые обязательства пересмотреть в сторону понижения платежей до этого уровня. Такие меры помогли бы вернуть средним слоям потерянную платежеспособность, стабилизировав ситуацию на внутреннем рынке. Они помогли бы компенсировать инфляцию хозяйственным ростом. Укрепление внутреннего рынка вывело бы банки из финансового кризиса. Разумеется, проведение подобных «коммунистических» мер никак не входило в интересы крупного капитала, так и не осознавшего, какая судьба его ждет.

В случае сохранения прежней экономической стратегии государства, глобальный кризис должен был во всю проявиться в России значительно раньше прежних ожиданий.

Упадет ли рынок жилья?

Прогноз ЦЭИ ИГСО, сделанный в апреле 2008 года относительно перспектив рынка жилья в России, грянул как гром среди ясного неба. С ним дружно спорили все «серьезные аналитики», кто только мог. Те, кто особенно горячился, утверждали, что в ИГСО ничего не понимают в цикличности рынка недвижимости и просто выдают свои «дилетантские измышления» за анализ ситуации. Между тем жилищный рынок в России действительно уже весной демонстрировал «нетипичные» признаки и рисковал обрушиться еще до конца 2008 года.

По оценке ЦЭИ, основной причиной вызревающего падения цен на отечественном рынке жилья являлось продолжающееся сокращение реальных доходов населения, вызываемое инфляцией. Приближению обвала также способствовали жесткая политика банков по отношению к должникам и высокая ставка процента по кредитам.

Механизм спонтанного снижения реальных доходов россиян был запущен в конце 2007 года благодаря первым сбоям в мировой экономике. Правительство перестало контролировать последствия своей эмиссионной политики, по-прежнему придерживаясь догмата неолиберализма о пользе дешевой рабочей силы для роста экономики. Рынок недвижимости падал в США с 2007 года. Весной 2008 года проблемы со сбытом жилья существовали уже во многих странах. В России чиновники и сведущие в «циклах недвижимости» аналитики уверяли: цены на жилье в России и, особенно, в Москве будут только расти.

Вследствие динамичного роста цен реальные доходы российских трудящихся быстро сокращались. Финансовое положение средних слоев ухудшалось, затрудняя оплату ипотечных кредитов. Чтобы обезопасить себя от новых рисков, банки усложнили выдачу займов и начали ужесточать политику в отношении должников не способных своевременно выполнять финансовые обязательства. Осенью некоторые из них дошли уже до повышения процента по долгу.

Трудности с оплатой кредитов у должников возрастали не переставая. Летом 2008 года они начали переходить в критическую фазу. К концу 2008 года рынок недвижимости в России походил уже на выставку кирпичных изделий. В известном смысле рынок жилья перестал быть рынком, поскольку товары перестали продаваться. Их рекламировали, повторно выставляли на продажу, однако покупателей становилось все меньше и меньше. Строители грозили новым ростом цен, но в итоге, чтобы продать хоть что-то им приходилось идти на скидки.

Чтобы не допустить падения цен правительство обещало строительным компаниям начать скупку недостроенных домов. Подобные меры, однако, не могли принципиально ничего изменить: рынок высоких цен умирал. Владельцы «инвестиционных квартир», покупавшие их с целью сбережения средств, начинали их распродавать. Цены шаг за шагом отступали под панические вопли владельцев строительных компаний, признававшихся: «Мы уже лежим на боку!» Их призывы к журналистам «помочь рынку» тонули в возмущенных голосах людей.

Для банков ситуация также делалась хуже. Изъятие ими жилья неплательщиков, обязательно должное начаться в России, не позволяло вернуть средств, затраченных на его покупку. Спрос на недвижимость падал. Как только банки стали бы массово изымать жилье у увольняемых представителей «среднего класса», цены на недвижимость упали бы еще больше. Сдержать этот процесс не могла даже монопольная схема рынка.

Цены на недвижимость в России значительно превышали общеевропейские, с учетом того, что качество большей части квартир оставалось на низком уровне. Московские квартиры осенью 2008 года стоили почти в 5 раз дороже аналогичных квартир в ЕС. Подобная ситуация могла существовать благодаря предельной монополизации жилищного рынка, особенно ощутимой в Москве. Спекулятивные цены на недвижимость сохранялись при поддержке государственной бюрократии, защищающей связанные с ней крупные компании. Наживались и банки. Взятые на западе кредиты под 3–5% годовых, выдавались с пятикратной накруткой. При этом преждевременное погашение долга часто каралось штрафами.

Сделанный ЦЭИ ИГСО анализ оказался достаточно точен. Весной 2008 года месячный доход семьи российского «среднего класса» редко превышал 2500 евро. Выплачивая огромные проценты за переоцененное жилье, должники все время находились на грани семейного банкротства. Материальные возможности большинства уже летом оказались подорваны инфляцией. Дальнейшее обесценивание рубля как покупательной единицы, наряду с потерей доходов или их абсолютным сокращением лишало многих работников возможности регулярно осуществлять платежи по долгам. Возраставшее давление банков, стремившихся решить собственные проблемы за счет должников, еще более усложняло ситуацию.

Осенью рынок жилой недвижимости в России вплотную подошел к предсказанному весной краху. Казавшийся весной безумным, прогноз ИГСО о падении рынка недвижимости на 50% лишь на первом этапе, выглядел осенью слишком осторожным. Только наступившая в 2009 году финансовая стабилизация отсрочила крушение рынка недвижимости в России.

Рецессия в США

Несмотря на принятые меры по возврату налогоплательщикам 168 млрд. долларов, американская экономика не сможет избежать спада. К такому выводу пришли специалисты ЦЭИ ИГСО в мае. В Соединенных Штатах разворачивался торговый кризис, грозивший во всю силу обнажиться еще до осени. Сведения о падении объемов продаж в США негативно отразятся на фондовых рынках планеты — полагали в ИГСО. Сокращение производства оказывалось вероятным еще до осени. Проявилось оно уже в июне, набрав силу во второй половине года.

Чтобы миновать «грозившей» американскому национальному хозяйству рецессии, власти США начали в мае возврат гражданам налоговых поступлений. Процесс выплаты денег должен был растянуться на 2,5 месяца. В зависимости от величины доходов налогоплательщики получали обратно сумму от нескольких сот до 2400 долларов. Максимальный размер выплаты был предусмотрен для семей с годовым доходом порядка 150 тысяч долларов, имеющих трех-четырех детей. Правительство надеялось простимулировать спрос, но действовало оно вопреки кейнсианскому принципу: потребление есть благо, а накопление — зло. Денег тем больше выдавалось семье, чем выше были ее доходы.

Ожидания чиновников, что такое финансовое стимулирование позволит восстановлению потребительской активности не оправдались. Население предпочитало тратить деньги на оплату долгов и создание запасов продовольствия. Даже объявленные в сфере торговли распродажи не позволяли реализовать массу накопленных товаров, прежнего стабильного потребления не удавалось вернуть.

Цены на жилье в США продолжали снижаться. Индекс Кейса-Шиллера, отражающий стоимость недвижимости в Соединенных Штатах, опустился до самого низкого за 20 лет уровня. Рынок был переполнен отобранными у заемщиков домами и квартирами. В ближайшие месяцы, несмотря на налоговые возвраты правительства, ожидалось 10–25% снижение цен на недвижимость. После окончания кампании выплат, падение на рынке могло ускориться. Временно помешать подобному развитию событий смогла финансовая стабилизация 2009 года, которой добилась администрация президента Обамы.

Без восстановления доходов, американцы не могли потреблять в прежнем объеме. Они не могли расплачиваться по кредитам и сохранять жилье, а значит, кризис продолжал развиваться. Меры правительства США не являлись системными, оставаясь также недостаточными. Американские компании продолжали переводить трудящихся на менее выгодные контракты, а число безработных по-прежнему возрастало. Потребительская инфляция также способствовала дальнейшему сжатию семейных бюджетов в США.

Негативные процессы в хозяйстве США в 2008 году не были остановлены, а лишь слабо сдерживались за счет возвратов налогов населению и финансовых вливаний в банки и корпорации. Фондовый рынок находился в подвешенном состоянии. Еще до сентября можно было ожидать новый биржевой обвал. Расчеты американских властей на прохождение кризиса через корректировку темпов роста экономики не могли оправдаться. Разговоры о «возможной рецессии в США» предстояло сменить признанием полномасштабного хозяйственного кризиса.

Мировой кризис и революция в искусстве

В числе выводов, сделанных в ИГСО относительно глобального кризиса, был вывод о влиянии перемен в экономике на искусство. Экономический кризис должен был, по оценкам Института, привести к радикальным переменам в этой области по всему миру. На смену асоциальной массовой культуре предстояло прийти новым направлениям, отвечающим неизбежным изменениям в общественной психологии.

По мнению Института, смена больших циклов капитализма оказывает определяющее влияние на развитие искусства и общественных отношений. Начавшийся глобальный кризис не являлся обычным кризисом перепроизводства, а знаменовал смену большого цикла в развитии мироэкономики. Завершалась одна волна Кондратьева и зарождалась новая, чем и были порождены потрясения в экономике. Прежний способ эксплуатации ресурсов периферии утратил эффективность, став тормозом развития. Мировое хозяйство нуждалось в качественных изменениях. Кризис являлся их способом. Ему предстояло привести к существенному изменению сознания людей и подтолкнуть их на поиск не только политических, но и эстетических ответов на вопросы современного развития.

Предыдущий переломный момент мировая экономика переживала после системного кризиса 1970-х годов, состоявшего из целой полосы углубляющихся хозяйственных спадов. Этот период ознаменовался не только перестроением всей глобальной экономической системы, но и качественными переменами в искусстве. Появились новые радикальные субкультуры, возник панк-рок, повлиявший на создание современной популярной музыки.

В кино 1970-х годов произошел поворот от развлекательной героики и мелодраматизма к социальным фильмам, подчеркивающим остроту общественных противоречий. Культурная революция затронула даже игру актеров. Экономические кризисы 1969, 1973, а также 1978 и 1982 годов оказали большое влияние и на литературу. Но далеко не все изменения оказались положительными.

Помимо непосредственного влияния на культуру самого современного кризиса, существует долгоиграющее воздействие тех изменений, которые он производит в мировом хозяйстве. Перемены в общественных отношениях и настроениях дают жизнь одним тенденциям, ранее менее заметным, и приводят в упадок другие. Воздействие самого кризиса — это всегда эмоциональный всплеск, подъем социальных акцентов, возрождение критицизма. Долгосрочные тенденции в культуре зависят от последствий хозяйственного перелома.

Цикл 1982–2008 годов характеризовался экспансией капиталов в периферию, свертыванием производства в старых индустриальных странах, застоем промышленных и бурным развитием коммуникационных технологий. В результате развились такие направления как киберпанк, фэнтези, деградацией была отмечена массовая культура, сочетавшая предельную коммерческую направленность с консерватизмом форм. Перемены в экономике встречали острый эмоциональный протест. Характерными культурными чертами минувшей эпохи были массовый пессимизм, тяга к мистике и религии.

Новый этап экономического развития будет характеризоваться прорывом в индустриальных технологиях, приоритетностью квалифицированного труда и ускорением культурной интеграции планеты. Действующие жесткие ограничения на перемещение рабочей силы в значительной мере окажутся сняты. Новая длинная стадия развития будет отмечена ростом социального оптимизма, отказом от неолиберальной политики сознательного понижения уровня общественного образования.

Экономическое развитие после настоящего кризиса направится вглубь, а не вширь. Хозяйственные перемены выведут на первый план в искусстве интеллект человека, а не его физическую силу или механические навыки, жажду общественных перемен и культ прогресса. Новые эстетические принципы окажутся в большей мере интернациональными и социально акцентированными. Гегемонию фэнтези, очевидно, сменит возрождение научной фантастики. Радикальные перемены произойдут в музыке, где откроются свежие направления, отражающие прогресс технологий.

Начало первой, социально-критической фазы перемен в искусстве было отмечено уже в 2009 году. Изменения в культурной сфере общества порождались переменами в самом обществе. Комментируя публикации в прессе на предмет сделанного ИГСО прогноза, некоторые известные деятели российской культуры утверждали: искусство никак не связано с экономикой, а существует и развивается само по себе. Подобным образом мыслили очень многие люди. Значение, однако, имело лишь то, что объективные условия в мире и России менялись радикально, а значит перевернуться должны были общественные нравы, политическое сознание масс, а не только искусство.

Старый тормоз экономики: прописка в России

Институт прописки строго ограничивает свободу передвижения и проживания населения, выступает мощным тормозом экономического развития России. Таковой ситуация являлась накануне кризиса, такой же осталась она и с его приходом. По мнению ЦЭИ ИГСО, в условиях свободы передвижения капиталов, прописка — официально именуемая в РФ регистрацией по месту жительства — жестко ограничивает возможности перемещения рабочей силы. В результате в различных регионах и отраслях экономики возникает хронический дефицит специалистов, которые имеются в России, но лишены возможности свободной миграции.

Ни в одной из «старых индустриальных» стран (США, Канаде, ЕС, Англии и др.) не существует норм, ограничивающих свободу передвижения и проживания граждан. Люди имеют право свободно перемещаться по стране, выбирая без административных затруднений место своего проживания. В результате в зонах экономической активности спрос на рабочую силу удовлетворяется. Люди находят работу, переселяются и обустраиваются на новом месте, не встречая преграды со стороны чиновников и полиции. Граждане также не ограничены в своих конституционных правах строго очерченной территорией, при выходе за которую они становятся существами второго сорта.

Действующий в России механизм прописки требует от людей при перемене места жительства или пребывания прохождения сложных бюрократических процедур для получения регистрации — статуса законного нахождения на той или иной территории. В противном случае граждане РФ подвергаются полицейским преследованиям (прежде всего в Москве) и лишаются целого ряда прав. В медицинских учреждениях им отказывают в предоставлении бесплатных услуг. Они не могут приобретать и регистрировать автотранспорт, помещать детей в детские сады. Школы нередко отказывают в приеме детям незаконных мигрантов-россиян. В налоговой инспекции людям не выдают ИНН.

В Москве милиция повсеместно преследует «преступников прописки», вымогая у них деньги. Получить легальную регистрацию, не владея недвижимостью почти невозможно из-за бюрократических сложностей. В итоге, меняя место проживания, граждане РФ в собственной стране попадают в положение бесправных чужаков.

Буржуазные революции XVI-XIX веков в Европе и Северной Америке ликвидировали феодальные ограничения на перемещение товаров и капиталов, передвижение и выбор места проживания людей. В результате возникли национальные государства с единым гражданством и национальные рынки (включая единый рынок труда), что способствовало быстрому экономическому развитию.

В России отмена крепостного права привела к резкому увеличению темпов экономического роста. Снижение ограничений на перемещение рабочей силы из деревни также способствовало притоку иностранного капитала. В итоге производство стали за период 1895–1900 гг. выросло в 5,7 раз, в то время как за период 1861–1885 гг. оно возросло всего в 1.6 раз. Не менее внушительным оказалось повышение темпов роста производства и в других отраслях.

Существующий в РФ жесткий механизм регистрации по месту жительства и пребывания фактически является формой прикрепления человека к месту. Прописка в России выступает тем самым пережитком крепостного права, лишь усилившимся после распада СССР.

Без ликвидации этого института невозможно было создание полноценного рынка труда, а значит и полноценное использование трудовых ресурсов страны. В итоге хозяйственное развитие России сдерживалось в годы экономического подъема, предшествовавшие кризису, а разговоры о гражданском обществе в условиях повсеместной узаконенной дискриминации граждан оказывались неуместны.

Ситуация с пропиской отражала интересы сырьевых монополий, фактически обладавших властью в России. В 2000-е годы власти пошли на смягчение регистрационного режима: гражданам было разрешено трехмесячное пребывание не по месту официальной регистрации вместо прежних нескольких дней. Однако правительство не пожелало пойти на отмену жестких прикрепительных норм в годы роста экономики. С кризисом проблема для капитала временно отпадала. Рост безработицы снимал проблему дефицита кадров. Однако отсутствие у россиян права свободной смены места проживания должно еще было сыграть свою роль в дальнейшем.

Тяжелый кризис в экономике вел к обострению классовых противоречий, а значит, поднимал остроту всех общественных проблем. Гражданские несвободы обязательно должны были сыграть свою роль в общественных конфликтах. Одновременно дальнейшее развитие российской экономики не может не потребовать устранения всевозможных дикостей русского государственного устройства.

«Персонал нам не дорог»

Большинство российских компаний страдало в канун кризиса от высокой текучки кадров, причиной которой являлась их собственная политика. Отечественные фирмы не стремились удерживать персонал, что вело к сбоям в работе и частым перегрузкам служащих, вынужденных их ликвидировать. По мнению Института, основными причинами нежелания компаний сохранять персонал являлось ошибочное представление, будто на рынке труда можно получить полностью готовых специалистов, а также низкий профессиональный уровень топ-менеджмента, привыкшего в условиях активного роста российского рынка не считаться с потерями прибыли.

Нанимая новых сотрудников, компании не ставили на первое место умение быстро осваивать новые направления, легко нарабатывать опыт и выстраивать эффективные схемы деятельности. Более важным считалось изначальное наличие опыта работы в том или ином отраслевом сегменте. Так, нанимая сотрудников пресс-служб, банки требовали наличие опыта работы именно в банковском направлении. Компании, работающие в металлургии, хотели от инженеров опыта, полученного именно в металлургической фирме, а подчас и в совершенно узко-специфическом производственном секторе.

Знания и способности людей могли просто не приниматься в оборот. Вместо этого требовались совершенно законченные специалисты, каких просто не существовало на рынке в необходимых количествах. С другой стороны, люди, проработавшие в одной области несколько лет, могли стремиться попробовать себя в другой и избегать трудоустройства, ничего не дающего им в плане опыта.

Отечественные фирмы не пытались предлагать персоналу долговременно приемлемых условий работы. Падавшие в результате инфляции по покупательной способности зарплаты индексировались нечасто. Продолжительность рабочего дня оказывалась как правило больше предварительно оговоренной, а работа в выходные и перерабатываемые часы не оплачивались. Попытки уже проработавшего в компании продолжительное время человека изменить ситуацию, как правило, упирались в твердое «нет» руководства. Большинство сотрудников было убеждено: все, что они могут получить, определяется только в процессе переговоров о найме, а улучшение условий означает уже смену работы. Готовяся принять решение об уходе, многие опытные работники обнаруживали, что их никто не пытается остановить.

Менеджмент не считал необходимым удерживать персонал, рассчитывая заменить ушедших «менее привередливыми» кадрами. Потери компании от ухода работников, обладающих ценными, долго приобретающимися навыками, просто не принимались в оборот. В результате как у увольняющихся, так и у остающихся в фирме людей формировалось четкое представление: «Меня здесь не ценят». Менялось отношение к работе, становясь более отчужденным.

Доверие к работодателю рушилось. Давно разработанные механизмы сохранения квалифицированного персонала (повышение зарплаты, улучшение условий труда и отношений в коллективе) не находили широкого практического применения в докризисной России, поскольку расходились с реальной кадровой политикой. Завершение экономического подъема привело лишь к формированию еще более жесткого отношения менеджмента и владельцев компаний к наемным работникам.

Еще до кризиса работодатели нередко изначально создавали настолько тяжелые условия труда, перегружая персонал, что люди уходили, не успев воспользоваться «хорошим социальным пакетом» и не побывав в отпуске. Возникавшая текучка кадров почти никогда не рассматривалась менеджментом как причина экономических неудач или потерь в прибыли. Серьезным фактором, способствовавшим быстрому уходу персонала, являлся нервозный климат, создаваемый истерическим менеджментом на рабочем месте. В результате фирмы в первую очередь теряли высоко ставящих себя профессионалов, но сохраняли внешне лояльный, но наименее квалифицированный персонал.

Когда грянул кризис, жертвами увольнений часто оказывались наиболее грамотные сотрудники фирм как эмоционально наименее удобные для руководства. Вместе с тем во многих компаниях создавались буквально рабские условия труда. Зарплаты снижались, а нагрузка на работников увеличивалась.

Менеджмент почти восторженно реагировал на наступившие с кризисом перемены на рынке труда. Казалось, дешевизна рабочих и их уязвимость освобождали нанимателей от всякой ответственности. Можно было сильнее поднажать на персонал, качественно не меняя ничего в управлении. Существовала только одна проблема: рентабельность падала, что лишний раз демонстрировало неэффективность старой системы менеджмента. Ужесточение эксплуатации не решало проблем.

«Кризис глобальной экономики и Россия»

Россия почивала на нефтяных лаврах. После зимних неприятностей, для сырьевых монополий все вдруг наладилось по волшебству растущих цен на углеводороды. На этом фоне, события в «далекой Америке» не казались такими уж пугающими. Деловая элита и бюрократия верили: Россия уже выигрывает от глобальной неурядицы в экономике.

6 июня 2008 года ИГСО опубликовал Доклад «Кризис глобальной экономики и Россия». В нем утверждалось, что развивающийся в мире кризис, скоро даст о себе знать не только в финансовой сфере и на рынке недвижимости США. Впереди — падение производства в глобальном масштабе. Период стабилизации заканчивался. Главных биржевых обвалов стоило ожидать осенью. Однако фондовые рынки вернулись к падению гораздо раньше. В релизе по Докладу говорилось: «Как только спад производства охватит большинство «новых индустриальных стран», а инфляция перейдет в стагфляцию, цены на нефть упадут — кризис ударит по России».

Авторы Доклада полагали, что правительства стран мира не располагают стратегиями преодоления кризиса, происхождения которого не понимают. Главное на чем строились расчеты властей: ожидание, что проблемы в мировой экономике пройдут сами собой или минуют некоторые национальные рынки. Между тем начавшийся глобальный кризис являлся системным, одновременно выступая и как циклический кризис перенакопления. Падение потребления в «старых индустриальных странах» привело к потере эффективности экономической модели, основанной на эксплуатации дешевой рабочей силы в «третьем мире». Дальнейшее снижение товарных цен за счет сверхэксплуатации рабочей силы оказывалось невозможно, а ее ресурсы были почти исчерпаны. Чтобы развитие продолжилось, необходимо было радикально удешевить товары, что означало перестроение всего мирового хозяйства по новому типу.

Разворачивающийся кризис знаменовал смену понижательной волны в развитии мироэкономики повышательной. Поэтому он должен был оказаться тяжелым и продолжительным. Кризис не мог завершиться, пока не были сняты породившие его противоречия, а развитие мирового хозяйства не получило новый технологический импульс, прежде всего в инновациях индустрии. Необходима была революция в энергетике. По итогам кризиса энергопотребление в мире должно было возрасти при падении значения углеводородов. Необходимыми оказывались новые способы получения дешевой энергии.

Кризис должен был сломать прежнюю систему локализованных рынков труда. В мире должен был сложиться единый рынок рабочей силы. Одновременно можно было ожидать укрупнение глобальных монополий и усиления их роли в мировом хозяйстве. Политика протекционизма не могла не возродиться. Международное разделение труда обещало возрасти еще больше. В государствах Запада логично было ожидать реиндустриализации после кризисного падения зарплат. Для левых кризис и вызываемые им преобразования в мировой экономике открывали широкие возможности. Период слабости антикапиталистического движения должен был смениться временем его усиления.

ИГСО прогнозировал сроки развития кризиса. В 2008 году кризис должен был стать явным в США. За этим следовал промышленный спад в «новых индустриальных странах». На 2009–2010 годы должен был прийтись пик кризиса. Возможное падение производства оценивалось в размере 45%. Депрессия, в ходе которой должна была произойти перестройка мироэкономики для нового развития, могла продлиться до 2013 года. Важные выводы делались для России. Экономика страны оценивалась как особенно уязвимая из-за сырьевой ориентации. Предполагалось, тем не менее, что хозяйственный рост в России продержится некоторое время. Компетентности правительства хватило ровно до лета. Оно не пыталось и не собиралось укреплять внутренний рынок, к тому же начала дешеветь нефть. Кризис уже подобрался к России, а власти действовали по инерции, рассказывая про то, как все хорошо обстоит в национальной экономике.

В Докладе ИГСО указывалось, что стране не миновать собственного торгового и ипотечного кризиса. Проблемы в торговле обнажились по итогам лета, кризис неплатежей по долгам за жилье подбирался незаметно. Рост русских бирж и правительственных мечтаний о великом грядущем отечественного капитала заканчивался ровно с окончанием эпохи дорожающей нефти. Специалисты ИГСО заключали: «Для России выход из кризиса будет сопряжен с большими структурными переменами в экономике, общественными потрясениями и падением роли сырьевых корпораций».

Кризис и выборы в США

В Соединенных Штатах приближались выборы. Однако экономические программы кандидатов в президенты не были адекватны проблемам в национальном хозяйстве США. На это указывали сами меры по стабилизации экономики предлагаемые кандидатами основных американских партий. Программа кандидата-республиканца Джона Маккейна строилась на снижении налогового обложения и принципиально не отличалась от политики Джорджа Буша. Демократ Барак Обама считал необходимым поддержать спрос на американском рынке за счет финансовых вливаний, что также соответствовало антикризисной стратегии Белого дома. Реализация подобных мер не могла остановить развитие кризиса в национальном хозяйстве США, поскольку они не затрагивали основной причины кризиса — падения доходов американцев.

Выборы в США притягивали большое внимание. Правящий класс всего мира еще надеялся на преодоление кризиса за счет «умной программы» будущего президента. С этими иллюзиями еще до выборов покончили события в глобальной экономике. Кризис пошел не только вширь, он явно углублялся. Чтобы «спасти финансовую систему США» требовались сотни миллиардов долларов. Однако такое «спасение» ничего не могло изменить, поскольку кризисная болезнь уже во всю проявлялась в реальном секторе. Результатом мер президента Обамы в 2009 году стала финансовая стабилизация, но не преодоление кризиса.

Глава ФРС США Бен Бернанке в июне 2008 года заявил о снижении риска рецессии для американской экономики. Однако реальная ситуация в американском хозяйстве ухудшалась. Промышленное производство за полгода снизилось на 1,2–1,5%. Официально число безработных достигло к июню 8,5 млн. человек, ежемесячно увеличиваясь в среднем на 5%. Доходы американцев продолжали снижаться как в результате перевода работников на менее выгодные контракты, так и вследствие инфляции. Серьезные затруднения создавал рост цен на бензин. Осенью ситуация на бензиновом рынке улучшилась, но кризис продолжал захватывать новые сектора экономики.

В первой половине 2008 года за невыплату ипотечных взносов в США было изъято более 1 млн. домов. Совокупные потери банков на рынке ипотеки и связанных с ней долговых ценных бумаг достигли 565 млрд. долларов. В торговых сетях и небольших магазинах были объявлены распродажи. Фондовый рынок страны находился в подвешенном состоянии. Однако потребители почему-то не желали покупать новые телевизоры, утюги или автомобили. Равнодушными оставляли их одежда и модные аксессуары. Возврат налогоплательщикам $168 млрд. не помогал. Поддержка финансовой системы положения также не меняла (спустя полгода потребовались огромные вливания в корпорации чтобы смягчить ситуацию). На 0,25% (до 2,63%) была повышена доходность двухлетних государственных долговых бумаг. Средств недоставало как правительству, так и частным институтам, особенно банкам. При этом государственный долг США составлял уже около $10 трлн., а финансовые резервы были малы.

Чтобы поправить ситуацию в экономике, Обама настаивал на вливании в нее $50 млрд. В реальности ему предстояло только за первый год потратить почти в 20 раз больше.

Во время выборов Обама выступал за повышение налогообложения нефтяных компаний, увеличение правительственных инвестиций в разработку возобновляемых источников энергии. Среди советников кандидата от демократов очень популярной оказалась идея возрождения рабочих мест через производство и новые технологии. Обама проявлял себя как сторонник идеи возвращения части промышленного производства, которая была перенесена в азиатские страны в 1980–2000-е годы, обратно в США, но на новой экономической основе.

Кандидат-демократ оказывался протекционистом в большей мере, чем Маккейн. При этом нельзя было сказать, что демократы располагают ясной экономической программой. Одни из предложенных Обамой антикризисных мер уже реализовывались правительством Буша без заметных успехов, другие — существовали в абстрактной форме.

Республиканец Маккейн выступал за снижение налогового обложения средних слоев и упрощение налоговой системы. По его мнению, государство должно было контролировать доходы руководителей корпораций. Джон Маккейн являлся сторонником продолжения войны в Ираке и Афганистане, что на практике было неотделимо от политики долларовой эмиссии. В условиях стихийного ослабления доллара и падения доходов населения, продолжение прежнего монетарного курса могло только ускорить поражение кризисом экономики США. Традиционные для республиканцев налоговые меры никак не препятствовали развитию хозяйственного кризиса, поскольку не восстанавливали доходов большинства потребителей. Продолжение прежней внешней политики в условиях развивающегося серьезного экономического кризиса могло только осложнить ситуацию в стране. США нуждались в сбрасывании военного балласта, а не в наращивании его.

В условиях развивающегося в США кризиса выработка эффективной антикризисной стратегии имеет огромное значение. Накануне выборов большинство американцев считало экономическую программу главным оружием кандидатов обеих партий. Однако ни демократы, ни республиканцы не предложили обществу в предвыборный период экономического видения, адекватного проблемам. Расклад настроений в обществе обещал победу Обаме. Вполне логичными выглядели ожидания левых аналитиков, что президент-демократ пойдет на медленное ослабление доллара, чтобы снять нагрузку с государственной казны. Одновременно подобные меры могли облегчить положение должников. Перспектива еще более существенного ослабления американского спроса не обещала мировой экономике ничего хорошего. Слабый доллар мог девальвировать самого Обаму в глазах трудящихся.

Протекционизм наряду со снижением затрат на рабочую силу мог вернуть американским компаниям конкурентоспособность на мировом и национальном рынке, но проблема со сбытом товаров никуда не исчезла бы. Кризис не поддавался методам столь простой «терапии». Для преодоления кризиса требовалось повышение доходов трудящихся, осуществление технического перевооружения индустрии, расширение социальных гарантии. Нужно было много дешевой энергии, а не сказки про «зеленую экономику» и «возобновляемые источники энергии».

Неолиберальный капитализм погибал, но добиться улучшений в жизни могли лишь сами трудящиеся. Буржуазия всех стран вопреки законам экономики старалась найти выход из кризиса за счет рабочих. Главной антикризисной стратегией становилось предоставление огромной денежной помощи корпорациям. В авангарде такой «борьбы» с кризисом шла администрация Обамы.

В ЕС падает потребление

Вслед за США и Великобританией проблемы со сбытом товаров проявились к лету в Старой Европе. В странах Европейского Союза обозначилось падение спроса на потребительском рынке. С начала года сокращение продаж товаров широкого потребления составило к июню по различным оценкам от 5 до 10%. Больше всего упал спрос на бензин. Причиной снижения объемов реализуемых товаров являлось инфляционное уменьшение зарплат и пенсий, которые практически не индексировались, а также рост цен на топливо. Когда осенью бензин начал в Европе дешеветь, картина вопреки ожиданиям не изменилась к лучшему. Кризис проник уже достаточно глубоко.

Инфляция в ЕС составила в мае 2008 года 3,9% в годовом исчислении. В зоне евро с января по май она оказалась 3,7%. Минимальный показатель роста цен продемонстрировали Нидерланды (2,1%) и Португалия (2,8%). В Германии инфляция составила 3,1%. Максимум показали Латвия (17,7%), Болгария (14%) и Литва (12,3%). Рост цен в ЕС почти вдвое превышал по темпу запланированный. Стремительно увеличивались стоимость энергоносителей и продовольствия. Поэтому рядовые потребители в наибольшей мере ощущали влияние инфляции: снижение покупательной способности зарплат происходило быстрее, чем поднимались официальные показатели инфляции.

На фоне начавшегося падения спроса, власти ЕС не планировали поднимать оплату труда, продолжая проводить прежнюю политику удешевления рабочей силы. Согласно инструкциям, данным руководством ЕС правительствам 27 стран, им не рекомендовалось повышать зарплаты и пенсии, а также поднимать социальные пособия и расширять их использование. Совет министров занятости предполагал определить «верхнюю грань» продолжительности рабочей недели в 48 часов, оставив за работодателями право, продлять ее до 60–65 часов по необходимости. В результате принятия таких мер компании должны были обходиться меньшим числом работников, что негативно отразилось бы на общественном спросе.

В Брюсселе явно недооценивали последствий ослабления потребительского рынка Европы для мировой экономики. ЕС имел второй после США потребительский рынок планеты. На его долю по различным оценкам приходилось от 20 до 25% мирового товарного сбыта (доля США — 40%).

Снижение спроса в ЕС неминуемо влекло сбои в работе европейских компаний и становилось серьезной проблемой для стран промышленной периферии. Инфляция в зоне евро могла в дальнейшем ускориться, способствуя также экспорту ценового роста за счет спроса на европейскую валюту, как это происходило с долларом. Падение доходов европейских рабочих приближало ипотечный кризис в ЕС. Люди все чаще отказывались от покупки жилья в кредит, предпочитая арендовать квартиры. В целом кризис в Западной Европе развивался с явным отставанием от США.

Биотопливо не минует крах

Дорогая нефть вселила в руководящие умы стран-потребителей представление о том, что углеводороды можно потеснить биотопливом. ЦЭИ ИГСО оказался первым, кто выступил с заявлением о грядущем крахе дорогостоящих проектов по замене бензина. В июле 2008 года специалисты ИГСО констатировали: в ближайшие годы проекты, связанные с расширением использования топлива производимого из продуктов сельского хозяйства не удастся реализовать, поскольку это окажется невыгодно. Экономическая несостоятельность планов расширения использования биотоплива выявится в результате падения мировых цен на нефть на волне общего снижения потребления топлива — утверждали в ЦЭИ ИГСО. Произойти это должно было вследствие дальнейшего развития глобального кризиса.

Интересными оказались возражения производителей биотоплива (в том числе российских). Они утверждали, что производить биотопливо выгодно, поскольку государства выделяют на это деньги. Прекрасное время для биотоплива закончилось, так и не начавшись. Углеводороды с июля начали дешеветь. Кризис убивал веру в биотопливо.

Европа первой отказалась от проектов связанных с биотопливом. Разработанный в ЕС девятнадцатилетний план предусматривал до 2020 году замену более 20% объема получаемого из нефти моторного топлива альтернативными источниками энергии. В их число входили биотопливо, а также природный газ и водород. В 2007–2008 годах доля потребления в ЕС биотоплива для автомобилей составляла менее 0,5%. К 2020 году планировалось ее увеличение до 8%. Возможности США по производству этанола позволяли поднять его долю до 30%. В Бразилии доля биотоплива уже достигла 40%. Входить в употребление оно начало еще в период дорогой нефти в кризисную пору 1970-х годов.

Производство биотоплива является более дорогим, чем производство бензина. Себестоимость биотоплива всегда была выше. Иначе этот «инновационный» продукт давно нашел бы широкое применение в мире. Наращивание выпуска топлива из органических веществ (соевого масла, кукурузы или пшеницы) было возможно только в условиях роста нефтяных цен. Однако биотопливо имело и технические недостатки, его расход на 25% превышал расход бензина. На разработку всевозможных видов биотоплива были потрачены немалые средства, но полученный результат никак не тянул на новую энергетическую революцию. К тому же производство биотоплива наносило экологии огромный ущерб, который превосходил вред, причиняемый бензином и дизелем.

В момент биотопливного прогноза ИГСО мировые цены на нефть превышали $145 за баррель, что являлось абсолютным рекордом. По мнению многих аналитиков, рост стоимости углеводородов должен был продолжаться и дальше. Убеждены в этом были и в России. Превосходно подготовленные аналитики правительства и корпораций наперебой обещали нефти великое ценовое будущее. Чиновники мечтали построить свою вавилонскую башню — здание мирового финансового центра в России. Еще немного, и нефтяной пузырь должен был лопнуть. Производство биотоплива вскоре должно было потерять всякий смысл, а амбициозные мечты бюрократии — разбиться.

Фондовый рынок России обречен

На фоне раздувавшейся от самодовольства русской бюрократии почему-то падала биржа. Процесс этот обозначился еще до первого снижения цен на углеводороды, лишь усилившись к осени. Осенью падение сделалось лавинообразным, достигнув 70% с начала года. Даже на ранней стадии тенденция фондового падения неприятно контрастировала с амбициозными речами высших сановников государства. Аналитики объясняли ухудшения на бирже разными нелепостями, вроде поведения премьер-министра России или пятидневной войны с Грузией.

В августе ЦЭИ ИГСО пришел к выводу, что российский фондовый рынок не сможет отыграть летние потери в текущем и следующем году. Вместо этого, осенью под влиянием негативной информации о состоянии мировой экономики можно было ожидать продолжения биржевого обвала. По мнению Центра, вскоре к отрицательной информации из США и ЕС должны были добавиться сведения о проблемах отечественной экономики. В стране остановился рост промышленности, падал спрос на потребительском рынке. Одновременно удешевление нефти подрывало финансовое положение сырьевых корпораций, на которых в значительной мере держалось все национальное хозяйство.

Падение ценных бумаг отмечалось в России с 19 мая. К концу августа индекс ММВБ снизился на 27,7%. Индекс РТС потерял 30%. Значительное влияние на снижение котировок отечественных бумаг оказало уменьшение нефтяных цен, опустившихся практически с $147 до $112,55 за баррель.

Спад в мировой экономике углублялся. Потребление нефтепродуктов сокращалось. В апреле промышленное производство в РФ превышало прошлогоднее того же периода на 9,2%. В июле скатилось до 0,9%. Доходы населения инфляционно сжимались. Правительство гипнотизировало население сложными терминами своей антиинфляционной политики, а цены все равно росли. В банковском секторе увеличивалось число проблемных должников. Рынок недвижимости находился в состоянии стагнации. По всем признакам Россия оказывалась серьезно задета кризисом.

Правительство РФ никак не повлияло на общеэкономическую ситуацию. Размещение средств пенсионного фонда в коммерческих банках не стало долгосрочным решением для них проблемы финансового дефицита. Банкам опять недоставало платежных средств. Вливание новых денег ничего качественно не изменяло. Падение спроса на отечественном внутреннем рынке целиком копировало мировую тенденцию. В результате положительных перспектив для фондового рынка и хозяйствующих институтов в России не оставалось. Осенью власти, наконец, перестали рассказывать народу о том, как страна делается центром мировой финансовой системы, и признали факт кризиса, вина за который целиком возлагалась на США.

Вопреки распространенному мнению боевые действия на Кавказе не сыграли существенной роли в биржевом падении. Но военные и дипломатические успехи России также не смогли реанимировать фондовый рынок, поскольку не устранили причин снижения котировок. Игроки почувствовали общую тенденцию в экономике. Победы российского оружия против негативных тенденций остались финансово неубедительными. Именно это продемонстрировал отечественный фондовый рынок в дни боев на Кавказе.

Капиталы уходят в золото?

Золото и нефть продолжали держаться за руки. Однако факты быстро рассеяли первые иллюзии того, что удешевление углеводородов вернет экономике положительную динамику. Выходя из золота в надежде найти выгодное приложение, капиталы возвращались в него, чтобы вновь выйти на финансовый простор со старыми иллюзиями на новом витке падения нефти. И все же в ИГСО полагали, что тенденция ухода капиталов в золото будет иметь долгоиграющий характер.

В мире началось бегство капиталов в золото. На это указывал в начале осени рост его стоимости и продолжающееся сбрасывание акций на фондовых рынках. По мнению ЦЭИ ИГСО, возрастающее число инвесторов отказывалось от вложения средств в ценные бумаги, не считая их надежными. Кризис в мировой экономике все более оценивался как долгосрочное и усиливающееся явление. Сохранение капиталов получало приоритет, хотя и не сознавалось еще вполне.

2006–2007 годы были периодом активного биржевого роста, который продолжался в России и первую половину 2008 года. Капиталы все более концентрировались на фондовых рынках. Прямое инвестирование делалось менее выгодным, чем приобретение бумаг компаний, считавшихся высокорентабельными. Подъем фондовых рынков выражал скрытое торможение мирового хозяйства, маскировал проблемы.

Когда в США лопнул кредитный пузырь, время биржевой стабильности закончилось. Теперь на первый план выходило спасение богатств, поскольку биржи падали, а валюты обесценивались — полагали в ИГСО. Чем сложнее должна была становиться ситуация в мировом хозяйстве, тем выше должна была подниматься стоимость золота, платины и серебра. Но уход капиталов в драгоценные металлы мог только усилить дефицит платежных средств в мировой экономике. Однако ЦЭИ ИГСО забегал вперед. Ситуация в мировой экономике еще не оценивалась компаниями настолько драматично, чтобы надолго прятаться в золото. Капиталы продолжали искать выгодное приложение.

В конце августа цена тройской унции (28,3 г.) золота составляла порядка $842. По сравнению с августом 2007 года золото подорожало почти на 30%. При этом ценный металл подешевел и с марта 2008 года, когда он стоил $1003 за унцию. Причиной снижения стоимости золота стало падение нефтяных цен. Возникли иллюзии, что удешевление нефти положительно повлияет на ситуацию в американской экономике. Однако падение стоимости нефти отражало обратную тенденцию: сокращение спроса по причине уменьшения реальных доходов трудящихся и продолжающееся замедление мирового хозяйства. Золото вновь начало расти. Потом оно вновь опускалось и вновь поднималось.

Дальнейшее ослабления мировой экономики должно было привести к кратному удорожанию золота. Его цена, на фоне теряющей покупательную способность американской валюты, могла в перспективе превысить $3000 за унцию. Интересно, что если корпорации все еще иронично оценивали подобную перспективу, то население уже приготовилось спасать сбережения. В конце августа новый скачок спроса привел к приостановке в США продажи монет: закончилось золото. В ювелирных магазинах страны активно раскупались изделия из драгоценных металлов.

Осенью «золотая лихорадка» охватила и Россию. К середине 2009 года по сравнению с серединой 2008 года добыча золота в России возросла более чем на 21%. Во многих странах люди стремились переводить свои накопления в золото. Так было не только в зоне доллара, но и на территории евро. В Греции даже появились анекдоты про «недалеких» критян, которые скупили на острове все золото и теперь прячут его в подвалах домов.

Кто покупал ценный металл, поступал более разумно, чем те, кто верил в скорое завершение кризиса. Правительства накачивали банки и фондовые рынки деньгами, но никаких серьезных улучшений не происходило. Покупка физического золота являлась более надежной, чем приобретение банковских бумаг на драгметаллы, которыми те могли и не располагать в декларируемых количествах. Приобретение золота всегда совершалось для долгосрочного сбережения и часто предполагало значительные потери. По сравнению с другими рисками они легко могли оказаться ничтожными. Драгоценные металлы в период кризисов, как правило, быстро дорожают. Однако при улучшении конъюнктуры цены на них резко снижаются.

Осень и инфляция в России

На Россию надвигалась осень, а вместе с ней должна была замедлиться или усилиться инфляция. Государственные чиновники обещали первое. Действительность подтвердила прогнозы ИГСО насчет второго. Предполагалось удорожание товаров народного потребления, прежде всего продуктов питания. Причиной нового скачка цен являлась образовавшаяся за три месяца обвала фондового рынка «излишняя» рублевая масса. Свой вклад вносила и по-прежнему неуемная государственная эмиссия. Инфляция развивалась под давлением потерявших обеспеченность на бирже денежных средств, новеньких эмиссионных рублей, а также в результате падения продаж многих товаров. Дорожало то, что продавалось.

В наиболее острые моменты лета 2008 года акции дешевели на 5–8% в день. Отток капиталов из России составил за весь период падения не менее $30 млрд. Цены на нефть снизились, а отечественная индустрия показала по итогам июля остановку роста. На этом фоне официальные данные 7,9% увеличения ВВП остались малоубедительным позитивом.

Население в сентябре ощущало кризис преимущественно в виде инфляции, прекращение роста зарплат еще не успело стать явным. Цены не росли пропорционально. Стоимость товаров, не пользующихся относительно стабильным спросом, поднималась незначительно. Однако предметы первой необходимости дорожали активней всего. Рост цен в первую очередь затрагивал продовольствие, бытовую химию и иные предметы домашнего обихода, горюче-смазочные материалы, запасные части для автомобилей и другой техники.

На протяжении последних лет правительство РФ активно проводило эмиссионную политику, стремясь сдержать рост оплаты труда. Только за 2007 год рублевая масса в экономике возросла почти на 60% (по официальным данным меньше). Оптимальным для растущего хозяйства считается годовое увеличение денежной массы на 3%. Допустимый предел составляет 8–10%. В результате накачки экономики рублем, попадавшим в нее мимо карманов рядовых потребителей, по итогам 2007 года инфляция в России резко возросла. В условиях открывшегося в 2008 году мирового кризиса ситуация оказалась еще хуже. Если бы вливание денег в экономику как минимум не превышало темпы прироста производимой продукции, инфляция не имела бы к концу лета такой угрожающий потенциал.

Осеннее ускорение инфляции помогала ослаблению отечественной промышленности, способствуя новым обвалам на фондовом рынке. Возможности должников продолжали сокращаться, а спрос на капиталы возрастал. Кредитные организации теряли возможность платить по долгам самостоятельно. Государство начинало помогать даже сырьевым гигантам. Не стремилось оно прийти на выручку только трудящимся, на плечи которых уже ложилась основная тяжесть кризиса.

Пресса в кризисе

Развивающийся в России хозяйственный кризис должен был вскоре серьезно повлиять на средства массовой информации. Хозяйственный спад ухудшал материальное положение россиян, что должно было привести к переменам в их интересах. Общее негативное воздействие кризиса на «индустрию» прессы должно было стать неравномерным и не абсолютным. Одни содержательные направления ожидал упадок, но другие могли поднять свой вес. При этом общее развитие кризиса привело к значительному сокращению средств массовой информации, действующих вне сети Интернет.

В России осенью продолжалось падение фондового рынка. С мая его потери составляли уже порядка 40%. Массовое сбрасывание ценных бумаг было вызвано удешевлением нефти и снижением продаж на внутреннем рынке страны, обусловленным в немалой степени инфляционным сокращением доходов населения. Банковская система продолжала накапливать проблемы. Возрастало число должников, просрочивающих платежи. Строительная отрасль находилась в застое. Резкое снижение спроса на акции лишало компании возможности привлекать дополнительные средства. Падение рентабельности предприятий осложняло оплату банковских кредитов. В России складывались предпосылки общехозяйственного падения, роста безработицы и ускорения инфляции.

Дальнейшее развитие кризиса в России неминуемо должно было отразится на рынке прессы и рекламной отрасли. Первым вероятным следствием чего в ЦЭИ ИГСО считали снижение объемов продаж бумажных изданий из-за финансового ослабления потребителей. Потерять часть аудитории могли и электронные СМИ, включая телевидение и радио (особенно развлекательные станции). Прогноз не замедлил реализоваться. Как и ожидалось, с наибольшим оттоком читателей столкнулись глянцевые издания. Компании старались преодолеть затруднения в сбыте товаров за счет рекламы. Однако эффективность рекламы продолжала снижаться. В дальнейшем рекламы стало значительно меньше. Многие рекламные СМИ закончили крахом.

Кризис приведет к изменению приоритетов аудитории, считали в ИГСО. Общественные проблемы, экономика и политика, начинали привлекать больше внимания. Процесс этот шел медленно, хотя уровень критического восприятия информации поднимался. Люди начинали чаще сопоставлять получаемые сведения с собственным опытом. Интерес к развлечениям, популярной культуре и моде начинал снижаться. В дальнейшем, уже на более серьезной стадии кризиса, эти направления могли неожиданно столкнуться с мощным этико-эстетическим подпольем (наподобие субкультуры панка 1970-х годов) лучше сочетающимся с проблемным периодом в экономике.

Постепенно можно было ожидать возрождение интереса к независимой от правительства политической журналистике. Возрасти должна была потребность в серьезном анализе хозяйственных проблем страны. Процесс этот оказывался нелинейным: в периоды быстрого углубления кризиса наблюдались взлеты интереса к критическому анализу, в моменты стабилизации интерес оказывался значительно меньшим — больше внимания привлекал неизменный официальный позитив.

Кризис усиливал конкуренцию среди изданий. Во многих СМИ осенью оказались возможны сокращения штатов, отменялись гонорары для внештатных авторов. Для российской прессы кризис становился сложным периодом. Одни СМИ оказывались в сравнительно выигрышном положении, другие вынуждены были уйти с рынка. Кризис наносил мощный удар по корпоративным изданиям, они страдали очень сильно. Компании, минимализируя расходы, сокращали свои медийные затраты.

Тяжелые времена для Microsoft

Крупнейшего производителя программного обеспечения, корпорацию Microsoft ожидали трудные времена. 2009 год, а, вероятно, даже конец 2008 года могли стать для компании периодом значительного снижения продаж. По оценке ЦЭИ Института, корпорация была способна в ближайшей перспективе столкнуться не только с сокращением прибыли, но и понести серьезные убытки. Причиной этого должно было стать прогнозируемое снижение спроса на компьютеры и платное программное обеспечение вследствие продолжающегося падения доходов большинства работников в мире.

Спустя год, осенью 2009 года эти прогнозы во многом подтвердились. Что касается снижения спроса на компьютеры, то в России он к тому времени резко снизился. Экспорт компьютеров в страну сократился за год к сентябрю 2009 года практически вдвое. Корпорация Microsoft, отрицавшая осенью 2008 года в лице российского отделения приближение тяжелых времен, должна была начать к ним готовиться.

По итогам 2007 года чистая прибыль Microsoft, после уплаты всех налогов, составила $14,1 млрд. Сравнительно с 2006 годом она возросла на 26%. Тогда прибыль компании достигла $12,06 млрд. при обороте в $44,28 млрд. В 2005 году рост рентабельности корпорации равнялся 12%. По официальным данным в 2008 финансовом году Microsoft удалось поднять продажи на 18%. Однако наблюдатели отмечали, что достигнутые успехи стали следствием неимоверных усилий.

Реализованные Microsoft с 2007 года по осень 2008 года 180 млн. копий Windows Vista вызвали массу претензий к корпорации со стороны пользователей. Windows Vista получила оценку худшей операционной системы в истории Windows. В результате нажим со стороны конкурентов возрос, а многие пользователи стали задумываться об отказе от программной продукции Microsoft. Больше шансов появилось у программ на основе Linux. Развитие кризиса должно было со временем только увеличить эти шансы.

Несмотря на возмущения потребителей, корпорация была намерена в 2009 году поднять свою рентабельность и дойти до оборота в $67,3–68,1 млрд. Однако вопреки официальному позитиву рыночная капитализация Microsoft с 32 июля 2007 года снизилась к 4 августа 2008 года на 11,5%, с $260,36 млрд. до $230,4 млрд. Не оценивая перспективу как безоблачную, руководство корпорации приняло решение усилить рекламное воздействие на потребителей. Такой способ, как показал уже 2009 год, не оказался достаточно результативен.

До конца 2008 года компания планировала израсходовать на рекламу $300 млн. За счет этого Windows Vista должен был стать более привлекательным для покупателей, а продажи программного обеспечения поставить новый рекорд. Ничего подобного не произошло. Виной тому стали не неудачные рекламные ролики корпорации и даже не проблемы самого продукта, а общехозяйственные перемены в мире. Ослабление потребителей становилось долгоиграющим фактором. Постепенно должны были измениться как приоритеты, так и психология. Мировой экономический кризис готовился вскоре похоронить иллюзию безотносительной стабильности компьютерного и программного рынка.

В ИГСО полагали, что люди со временем массово начнут рассматривать программную продукцию как бесплатную и продаваемую вопреки техническим возможностям копирования. На новые компьютеры просто могло не найтись денег. В России этот прогноз реализовался особенно остро.

Основная причина роста продаж программного обеспечения Microsoft в 2007–2008 годах было увеличение мирового спроса на компьютеры, особенно на компактные переносные модели. За 2007 год продажи компьютеров возросли на 15%. Windows Vista был привязан к реализуемым компьютерам и продавливался вопреки желаниям потребителей. Не менее 1/3 пользователей заменяли в 2008 году Windows Vista на Windows XP или другое программное обеспечение. Кроме множества технических недостатков, новый Windows отличался высокой стоимостью.

Мировой экономический кризис должен изменить ситуацию в сфере программного обеспечения и интеллектуальной собственности. Копирование информации должно стать свободным. В интересах общественного развития путы интеллектуальной собственности требуется сбросить.

Сколько будет стоить нефть?

Главное снижение мировых цен на нефть в сентябре было еще впереди. Оно только подготовлялось развитием глобального кризиса, считали в ЦЭИ ИГСО. В результате существенного сокращения объемов промышленного производства на планете стоимость барреля нефти способна была уже к началу 2009 года опуститься до $40–50. Для экономики России такое удешевление углеводородов оказывалось чревато тяжелыми последствиями. Возрастала вероятность резкого ускорения кризисных процессов в отечественном хозяйстве.

Мировые цены на нефть достигли максимума 11 июня 2008 года. Стоимость углеводородов составила $147,27 за баррель. По оценке политиков и большинства экспертов цена барреля нефти до конца года должна была достичь $200. При ограниченности возможностей увеличения добычи, повышенный спрос на углеводороды должен был подталкивать цены вверх. Министерство финансов РФ считало снижение стоимости нефти возможным не ранее 2011–2012 годов. Подчеркивалось, что даже в отдаленной перспективе ожидать существенного удешевления углеводородов не приходится. Вопреки прогнозам нефть начала быстро дешеветь. В августе баррель упал ниже $115, к концу сентября опустился к $90.

Падение цен на нефть привело к изменению оценок выдаваемых российскими аналитиками. В период роста стоимости углеводородов считалось: дорогая нефть гарантирует финансовое будущее России. Как только нефть начала дешеветь, популярным сделалось утверждение, что снижение стоимости углеводородов положительно отразится на мировой экономике, прежде всего на хозяйстве США. Пусть нефть немного подешевела, в результате Россия только выиграет — говорили многие аналитики. Однако в расчет совершенно не принималась причина падения цены на нефть. Она состояла в кризисном сокращении потребления, что отражало активное поражение кризисом глобальной индустрии.

Вопреки ожиданиям, мировой экономический кризис не завершился в течение лета. Экономика США не проявила признаков скорого выздоровления. Летнее биржевое падение продолжилось в сентябре, став еще более масштабным. Открылась волна банкротств ведущих американских финансовых институтов. Кризис развивался, а это гарантированно влекло новое падение цен на нефть. Как только мировая индустрия перешла к существенному сокращению производимой продукции, падение углеводородов произошло вновь. Они опустились сначала до $70, а затем оказались по некоторым маркам нефти ниже $60.

В мире росла безработица, сокращалось промышленное производство и объем мировой торговли. Уже к началу 2009 года баррель нефти мог опуститься до $40–50. В перспективе, под давлением кризиса углеводороды способны были подешеветь еще более, дойдя до $20 за баррель (уровень 2002 года). В правительстве России обсуждали перспективы нефти, но считали, что дешеветь она не будет. Об этом чиновники не раз заявляли публично, часто в канун нового падения стоимости углеводородов. Все это походило на самоуспокоение. Прогноз ЦЭИ ИГСО вызвал немалый интерес, но с ним никто не хотел соглашаться. Лишь когда цена на нефть перешагнула $65 порог, либеральные аналитики вдруг осознали, что нефть и вправду продолжит дешеветь.

В условиях нового обрушения нефтяных цен, экономику России ожидало опережающее другие страны погружение в кризис. ИГСО прогнозировал в сентябре: «Государство вынужденно будет перейти от налогового стимулирования сырьевых корпораций к прямому их субсидированию. Возрастут проблемы в банковском секторе и отечественной индустрии. Начнутся массовые сокращения персонала. Значительно ускорится ослабление внутреннего рынка и возрастет инфляция. Фондовый рынок продолжит терять инвесторов, требуя все больших государственных вливаний». Проблемы начались уже при снижении стоимости углеводородов до $70–80 за баррель.

Сырьевые монополии стали быстро терять способность стабильно платить по долгам. Правительство оказалось вынужденным протянуть нефтяным монополиям золотую руку помощи. Только мировая финансовая стабилизация 2009 года облегчила положение крупного российского капитала и позволила возобновиться спекуляциям нефтью, что вновь подняло цены на нее.

Судьба металлургов

Отечественную металлургическую отрасль ожидают проблемы, аналогичные тем, что переживают металлурги Украины. К такому заключению пришли специалисты ЦЭИ ИГСО в начале октября 2008 года. По их мнению, дальнейшее снижение мирового спроса на металлы должно было привести к сокращению объемов продукции производимой российскими комбинатами. К концу года этот показатель мог составить порядка 30%. В реальности для некоторых компаний он оказался даже выше. Цеха замирали, рабочие попадали под сокращение или теряли в заработке. К осени 2009 года месячный заработок работников на некоторых заводах опустился ниже $200.

Во второй половине 2008 года металлургические компании столкнулись с ростом затруднений. Спрос на металл падал, так как автомобили, станки и различное оборудование продавались все хуже.

Вместе с падением фондовых рынков и стоимости нефти, в мире продолжалось снижение цен на промышленные металлы. Лидером являлась медь. По итогам торгов первой недели октября цена на нее опустилась на 14%. Немногим лучше были показатели олова и никеля. Дешевели практически все виды металлов, начиная с цинка и заканчивая сталью. Тенденция являлась долгосрочной. Весь период мирового кризиса цены на сырье и полуфабрикаты должны были оставаться низкими. Однако в результате стабилизации в 2009 году цены поднялись, что во многом явилось следствием спекуляций.

Промышленное потребление сырья падало осенью 2008 года вместе с активностью потребителей. Это неминуемо влекло за собой свертывание производства в России. Снижение стоимости промышленных металлов на мировом рынке отражало тяжелое положение машиностроения.

Падение спроса на металлы почти моментально привело к уменьшению их выпуска в Украине. На начало октября 2008 года объем производства в этой стране находился на минимальном за четыре года уровне. На складах компаний из-за проблем со сбытом скопилась продукция в объеме месячного производства. Остановлено было 17 из 36 доменных печей. Рассматривалась возможность полной остановки предприятий. В отрасли зрели повальные увольнения. В российской металлургии проблемы не зашли сразу настолько далеко. Однако постепенное исчерпание компаниями денежных резервов вело к аналогичным с Украиной последствиям.

Металлы занимали второе место после нефтегазового элемента в перечне товаров, поставляемых Россией на мировой рынок. Доля металлов и иного сырья для зарубежной промышленности в отечественном экспорте составляла по итогам 2007 года порядка 20%. Падение мировых цен на сырье ослабило ведущие отечественные компании, способствуя углублению кризиса.

Эмиссия разгоняет цены

Сохранение практики наращивания рублевой массы в экономике резко усиливало инфляцию. Эмиссионная политика российских властей способствовала разрушению кризисом внутреннего рынка страны. К таким выводам можно было прийти, проанализировав хозяйственные последствия деятельности Министерства финансов РФ. В октябре-ноябре 2008 года кризис продолжал беспрепятственно развиваться в России. Вслед за фондовым рынком и банковской сферой он все больше поражал реальный сектор экономики. Начались увольнения. Опережая по темпам другие государства, росла инфляция.

В условиях наступающего кризиса антиинфляционные меры приобретали особое значение. Однако финансовая политика правительства была направлена в ином направлении. По официальным данным, прирост денежной массы в 2007 году составлял почти 50% (неофициально был выше), что способствовало резкому росту цен еще до первых биржевых ударов глобального кризиса. В 2008 году он стал равняться 30–35%. В 2009 году, согласно заявлению Кудрина, увеличение денежной массы должно было составить 30–33%.

Правительство вбрасывало дополнительные рубли посредством выкупа у корпораций валютной выручки. Валюта убиралась из обращения, что способствовало снижению инфляции в США и ЕС, но разгоняло ее в России за счет увеличения денежной массы в разы превосходящего рост производства. В результате реальные зарплаты россиян падали, что уменьшало издержки экспортеров, но душило потребление.

Эмиссия в России намного превышала приемлемый показатель (уровень прироста производимых товаров). Она тормозила экономический рост прежде, но в условиях кризиса стала способствовать высокой инфляции и разрушению внутреннего рынка России. По оценке ИГСО, покупательная способность потребительского рубля существенно упала в 2007 году. В 2008 году показатель обещал составить 50–65%, поскольку эмиссионное обесценивание рубля накладывалось на первые инфляционные последствия кризиса. Одновременно свою роль должна была сыграть задуманная правительством девальвация рубля.

Все это дело российский рынок чрезвычайно уязвимым. В 2009 году на волне массовых увольнений и нового подрыва покупательной способности национальной валюты страну ожидало новое падение продаж на внутреннем рынке. В условиях кризиса эмиссия вообще была недопустима. Однако с точки зрения неолиберальных экономистов, все, что снижало затраты на рабочую силу являлось благом.

Экспортная выручка корпораций сокращалась. Но падение зарплат работников не помогало компенсировать потери монополий. Государственные финансы постепенно становились главным источником существования корпораций и крупнейших банков. Для поддержания остальных не оказывалось свободных средств. Правительство и не стремилось спасать всех. Его помощь компаниям была в 2008 году исключительно адресной. От старой эмиссионной политики власть не собиралась отказываться. Банкротство уже грозило многим компаниям.

В 2009 году экономическая ситуация в стране должна была лишь усложниться, а тяготы населения возрасти. Развитие событий оказалось несколько иным. Общее ухудшение ситуации в реальном секторе не прекратилось. Безработица продолжала увеличиваться. Реальные заработки — падать. Банки накапливали «плохие долги». Их доля к осени 2009 года приближалась в России к 12–15%. Потребление падало. Но предоставление американской администрацией беспрецедентной по размерам финансовой помощи корпорациям, наряду с аналогичными мерами других правительств затормозило развитие мирового кризиса.

Фактически в 2009 году сработал метод Гувера, республиканского президента США времен Великой депрессии. Выражался он в простой формуле: дать большому бизнесу столько денег, столько тому в данный момент нужно для поправки дел. Делать это следовало до того момента, пока кризис не закончится сам. Итогом данного метода для США начала 1930-х годов стало беспрецедентно глубокое промышленное падение, обесценивание доллара и обнищание населения.

Борьба с кризисом раздачей денег монополиям была способна порождать искусственные стабилизации, но не могла содействовать преодолению кризиса. Она лишь откладывала дальнейший спад, замедляла его, делая в перспективе последствия кризиса более тяжелыми. В США 1933 года потребовался «Новый курс» президента Рузвельта, чтобы справиться с последствиями одержанных Гувером «побед» над кризисом.

Массовые увольнения начались

В октябре-ноябре 2008 года в России начались массовые увольнения. Происходило сокращение рабочих в металлургии, машиностроении, строительной и других отраслях. Увольняли офисных и торговых работников. Причина увеличивающихся сокращений персонала была одна — проблемы, испытываемые компаниями вследствие развития экономического кризиса. Его все реже называли «финансовым».

Пока правительство стремилось побороть кризис почти исключительно денежными вливаниями в коммерческие институты, ситуация продолжала ухудшаться. Наемным работникам не оказывалось никакой материальной либо административной поддержки. Напротив — главными пострадавшими от кризиса становились они, поскольку вынуждены были рассчитывать только на собственные силы.

Государство не препятствовало увольнениям и не принимало мер, направленных на трудоустройство лишившихся заработка людей, число которых продолжало стремительно возрастать. В стране практически не существовало системы социальной поддержки безработных. Отсутствовали специальные программы по защите женщин, попадающих под сокращения.

Материальное положение рабочих ухудшалось в результате высокой инфляции и разворачивающегося сокращения зарплат. Распространение получало срезание премиальной части оплаты труда (нередко доходящей до 50%) и сокращение теневой составляющей заработка. Такая политика вызывала рост недовольства трудящихся всей существующей социально-экономической системой. Но это недовольство в 2008 году оставалось скупым и лишенным последствий. Десятки миллионов наемных работников остро чувствовали собственную незащищенность перед лицом наступающего кризиса, но не представляли себе коллективного решения проблем.

Власть могла действовать без оглядки на массы. Биржевые игроки в конце октября впервые за долгое время сияли позитивом. Фондовый рынок России понемногу приходил в себя. Аналитики уверяли, что компании вскоре расправятся с трудностями и все может наладиться. На деле перспективы оставались прежними.

Складывающаяся ситуация беспокоила российские профсоюзы. Более половины отечественных предприятий принимали меры по снижению затрат на оплату труда. В ряде компаний сокращения затронули от 10 до 30% персонала. В некоторых фирмах уволенными оказывались 80% сотрудников. Увольнение грозило миллионам работников во всех сферах национального хозяйства. Предприятия все больше перекладывали свои проблемы на персонал. Российский союз промышленников и предпринимателей предлагал освободить работодателей от обязанности выплачивать не нашедшим новую работу сотрудникам (уволенным по сокращению штатов) зарплату в течение двух месяцев. В таких условиях рабочим не на что было больше рассчитывать, кроме как на собственные силы. Сопротивление людей неминуемо должно было начать возрастать, что и последовало в 2009 году. В обществе явно ощущались первые признаки больших перемен. Кризис все еще находился в самом начале. Главные события были впереди.

Правительство стремилось всячески облегчить положение ведущих компаний. Еженедельно крупные суммы выделялись для поддержания финансовых институтов. Намечено было предоставление $9 млрд. помощи ведущим нефтяным корпорациям: «Газпрому», «Роснефти», ЛУКОЙЛу и ТНК-ВР. На долю этих экспортеров сырья приходится 70% нефтедобычи и 90% газодобычи в России. Из резервов страны было выделено $50 млрд. на спасение фондового рынка. Вместе с тем на поддержание сокращающихся доходов населения не было потрачено ни рубля. Подобные меры даже не планировались.

Считалось, что как только компании уволят «лишний персонал» их положение улучшится. Однако все было не так. Сокращение зарплат и массовые увольнения только ухудшали ситуацию на внутреннем рынке, еще более ослабляя спрос. Вместе с тем, недовольство население продолжало накапливаться, все еще являясь безадресным. 2009 год продемонстрировал рост протестных выступлений.

Зачем России ВТО

Чтобы улучшить положение экспортных отраслей власти планировали ускорить вступление России в ВТО.

Вопреки прошлым заявлениям, российское правительство продолжало в конце 2008 года подготовку к вступлению страны ВТО. Переговоры между представителями России и Всемирной торговой организации не были прекращены. Предполагалось, что присоединение РФ к ВТО произойдет уже в марте 2009 года. В ЦЭИ ИГСО были убеждены: распространение правил ВТО на Россию в условиях кризиса обрушит национальную экономику. Лишившись и без того слабой защиты от иностранных конкурентов, отечественные товаропроизводители могли быстро потерять основной рынок сбыта. Это неминуемо повлекло бы негативные последствия для торговли, сферы услуг и кредитных организаций. Сильно пострадал бы аграрный сектор. Без работы могло оказаться еще больше рабочих.

Вступление страны в ВТО выглядело выгодным для российских сырьевых корпораций, ориентированных на экспорт. Прежде всего, в нем были заинтересованы компании нефтегазового сектора экономики. Ради сохранения высоких прибылей в условиях падения мировых цен на нефть, они готовы были пожертвовать внутренним рынком страны, оставив его без протекционистской защиты при возрастающей потребности в ней. За все выигрыши для сырьевых монополий от присоединения России к ВТО пришлось бы дорого расплачиваться населению и отечественным предприятиям. Полное открытие российского рынка для иностранных товаров и капиталов в условиях кризиса способно вызвать катастрофу.

Приток в Россию не находящих сбыта товаров облегчил бы положение иностранных корпораций. Но для ослабленной кризисом отечественной экономики это стало бы мощным ударом с массой тяжелейших последствий. Внутренний рынок страны нуждался в максимальном закрытии от внешней конкуренции и поддержании потребительской активности населения. Чтобы снизить давление глобального кризиса на Россию, доля реализуемых в стране товаров отечественного производства должна была возрастать, а не снижаться.

Выждать: антикризисная политика России

В начале ноября 2008 года стало очевидно: принимаемые российским правительством меры по борьбе с кризисом носят выжидательный характер. Они никак не были направлены на разрешение противоречий, породивших хозяйственный кризис.

Власти надеялись на прохождение мировой экономикой негативной полосы в 2009 году. Вслед за этим ожидалось возобновление роста цен на нефть. Согласно анализу ЦЭИ ИГСО в 2009–2010 годах глобальный кризис лишь должен был войти в пиковую стадию. После чего следовало ожидать продолжительную депрессию. Даже поднявшись в цене, нефть не должна была вернуться на прежнюю стоимостную позицию. Государству предстояло израсходовать накопленные резервы впустую, не добившись выжиданием победы над кризисом.

Правительство РФ приняло осенью 2008 года «План действий, направленных на оздоровление ситуации в финансовом секторе и отдельных отраслях экономики». Вошедшие в него меры главным образом были нацелены на поддержание финансового сектора и промышленности посредством денежных вливаний, защиты от иностранных конкурентов и налоговых льгот. В перечень предусмотренных Планом антикризисных мер не входили защита населения от разворачивающихся увольнений и создание новых рабочих мест. Повышение потребительских возможностей трудящихся также не предполагалось. Когда, в 2009 году, кризис существенно ослабил государственные финансы, правительство объявило о невозможности индексировать зарплаты работников бюджетной сферы.

Основной целью антикризисного плана осени 2008 года было смягчение воздействие кризиса на российские компании. Правительство России явно все больше переходило к протекционизму. Однако его политика не отвечала на ключевой вопрос кризиса: кто будет покупать все произведенные товары? Власти не отказались от прежней эмиссионной политики, усиливающей инфляцию в стране. На 2009 год намечено 33% увеличение рублевой массы в экономике. В условиях естественной для кризиса инфляции, такое содействие обесцениванию денег, а с ними и доходов населения могло лишь усугубить экономическую ситуацию.

В 2009 году Россию ожидали стагфляция и рост безработицы. Власти надеялись на то, чего не произошло в 2008 году — на завершение кризиса. Отчасти поэтому антикризисные меры не были направлены на принципиальное перестроение экономики, а ограничивались мумификацией. Все ждали, что мировое хозяйство спонтанно пройдет через кризис и останется прежним. Этого не могло произойти. Многие аналитики утверждали, что после кризиса (в 2010–2011 годах) цены на нефть вернутся на прежний уровень, продолжат расти, достигнут $200 за баррель. Происходящие в мировой экономике перемены оставались непонятыми. Глобальное хозяйство не могло развиваться дальше без революционных преобразований в энергетике. Нефть в будущем должна была остаться промышленным сырьем, но как энергоресурс она не должна была сохранить прежнее значение.

Мировой экономический кризис не мог завершится в 2009 году. Согласно оценке ИГСО, изложенной в Докладе «Кризис глобальной экономики и Россия» он мог продлиться до 2013 года. Ставка на его завершение к концу 2009 года являлась безосновательной. Она влекла за собой лишь бесперспективное расходование валютных резервов страны. России для смягчения воздействия кризиса и дальнейшего выхода из него требовалась не только поддержка производства, но и стимулирование потребительского спроса. Это означало отказ от всей прежней политики удешевления рабочей силы и переход к техническому перевооружению индустрии. Выжидательная антикризисная политика лишь истощала ресурсы страны, усиливая поражение кризисом национального хозяйства.

Год грядущий

2009 год обещал стать крайне тяжелым для государственных финансов России. Правительство не желало этого признавать. Валютные резервы страны, могли оказаться израсходованными, а кризис остаться не побежденным. Справится с ним, просто накачивая деньгами теряющий доходы бизнес, являлось абсурдом. Бюджет государства впервые за последние годы мог сделаться дефицитным.

В 2009 году цены на нефть рисковали опуститься ниже $40 за баррель. Снижение стоимости углеводородов не могло остановить сокращения их потребления, спекулятивный рост цен на сырье осложнял положение промышленности. Воздействие кризиса на экономику России обещало существенно возрасти с приходом нового года. Ситуация на внутреннем рынке не могла не ухудшиться. Кризис должен был поразить все сектора национального хозяйства. Даже открытие финансовой стабилизации и возобновление спекулятивного роста цен на углеводороды не улучшили кардинально ситуацию в российской экономике. Положение сырьевых экспортеров стабилизировалось, но промышленное производство продолжило сокращаться, а государственный бюджет оказался к осени 2009 года с дефицитом порядка 10% российского ВВП.

Золотовалютные резервы России сократились в ходе сентября-октября 2008 года почти на $50 млрд. Валютные накопления правительства также обесценивались вследствие падения покупательной способности доллара и евро. Одновременно теряли стоимость ценные бумаги, в которые тайком была инвестирована значительная часть государственных денежных запасов. В конце октября золотовалютные резервы России находились в районе $515 млрд. С 8 августа, когда их размер достиг максимума в $597,5 млрд., государственные запасы валют и ценных металлов потеряли более $82 млрд. К середине 2009 года им предстояло уменьшиться примерно до $400 млрд.

Склады многих промышленных предприятий в России к концу 2008 года оказались заполнены нереализованной продукцией. В индустрии сокращались объемы производства. Фактически экономика России перешла от хозяйственного роста к спаду. Продолжала снижаться скорость обращения капиталов: деньги возвращались медленно и с неохотой. Спрос на кредит рос, а прибыль либо уменьшалась, либо становилась отрицательной. Кризис еще только начал сказываться на отечественном хозяйстве. Рассчитывать на спонтанные перемены к лучшему было неверно.

Еще до окончания 2008 года можно было ожидать роста государственных расходов, при сокращении поступлений в бюджет от сырьевого экспорта. В период высоких цен на нефть государственный бюджет на 2/3 формировался доходами от ее продажи. В условиях продолжающегося падения стоимости углеводородов, металлов и другого сырья, правительство вынужденно было субсидировать отечественные монополии. Одновременно возрастала потребность банковского сектора в государственном кредитовании.

В 2009 году бюджет России окажется дефицитным — считали в ИГСО. ЦЭИ Института прогнозировал: «Валютные резервы нечем будет пополнять, а нагрузка на правительственные финансы повысится. Корпоративный сырьевой сектор потребует больших вливаний. Возрастут проблемы банков: их ждет скачок неплатежей по долгам». В 2009 году российским банкам и корпорациям предстояло произвести платежи по иностранным долгам в размере $200 млрд. Эту нагрузку, вероятно, в немалой мере должно было взвалить на себя государство. Согласно оценке ЦЭИ ИГСО, в 2009 году поддержка государства должна была превратиться в необходимость практически для всех секторов экономики. Правительство, как предполагалось, должно было продолжить в 2009 году избранную антикризисную политику, направленную на смягчение воздействия кризиса на отдельные компании и сектора хозяйства. Руководство России просто ожидало завершения кризиса, как ждут окончания плохого сезона.

Ожидание от властей качественной стратегии преодоления кризиса в ИГСО считали необоснованным. Кризис в 2009 году должен был оставаться разрушительной реальностью. При этом 2009 год не должен был стать для России самым тяжелым годом кризиса.

Девальвация рубля и спад в экономике

Снижение стоимости рубля по отношению к иностранным валютам могло только ускорить спад в российской экономике. Осуществление властями намерения девальвировать национальную денежную единицу должно было отрицательно отразиться на всем отечественном хозяйстве. Одновременно не стоило ожидать резкого улучшения положения экспортных монополий.

В мире продолжал быстро сокращаться спрос на сырье. Снижение затрат на рабочую силу не было способно компенсировать ценовые потери и избежать убытков. Для компаний, ориентированных на внутренний сбыт, дальнейшее сокращение доходов населения грозило обернуться крайне тяжелыми последствиями. Можно было ожидать массовых банкротств и остановки многих промышленных предприятий вследствие форсированного ослабления спроса. Однако российские власти полагали иначе: намеченная девальвация рубля провозглашалась спасительной для экономики.

В конце осени 2008 года в русских корпоративных кругах настойчиво звучали призывы девальвировать рубль. Правительство дало согласие на постепенное ослабление национальной валюты. Предполагалось, что снижение ее покупательной способности по отношению к доллару и евро, а также иным товарам приведет к сокращению издержек у российских компаний. Считалось, что в условиях падения на мировом рынке спроса на сырье, уменьшение производственных затрат поднимет конкурентоспособность отечественных монополий. Прежде всего девальвация рубля должна была понизить затраты компаний на рабочую силу. Однако решение правительства девальвировать национальную валюту, должно было неминуемо иметь многочисленные негативные последствия для экономики. Зимой 2008–2009 годов поэтапная девальвация рубля была осуществлена.

Падение как абсолютной, так и относительной (к валютам) покупательной способности рубля ускорило ослабление внутреннего рынка страны в 2009 году. Резкое сокращение реальных заработков населения обернулось дальнейшим снижением потребительского спроса. Огромный сегмент товаров перестал находить сбыт в прежнем объеме. Еще до девальвации власти оказались вынуждены оказывать финансовую поддержку торговым сетям, у которых нарастали трудности с продажами. Положение небольших магазинов оказалось в результате ослабления рубля еще более шатким: они продолжают терять покупателей, перетекающих к крупным конкурентам.

Население ничего не выиграло от девальвации рубля. Производители и продавцы товаров на внутреннем рынке понесли ощутимые потери. Когда курс национальной валюты был обвален, деловая пресса захлебывалась в восторгах. Однако стремительный рост безработицы и социального напряжения, при падении реальных доходов населения, а также сокращения внутреннего рынка оказались основными итогами «спасительной девальвации». Возросли проблема с платежами по долгам как у компаний так и у рядовых заемщиков. Для предприятий автомобилестроения в 2009 году ситуация со сбытом продукции ухудшилась. Только мировая финансовая стабилизация спасла российскую экономику от еще более тяжелых последствий.

Осуществляя девальвацию рубля, власти России не исходили из того, что для поддержания экономики нужны сильные потребители. Крупных государственных заказов промышленности также не было предложено.

Квартиры дешевеют медленно: рынок упадет еще

Цены на жилье в России снижались медленней, чем происходило ослабление спроса. В результате в конце 2008 года дома и квартиры не находили покупателей. Выжидательная политика продавцов на начальной стадии кризиса обернулась в 2009 году тем, что основная масса недвижимости осталась непроданной. Игроки на жилищном рынке должны были со временем потерпеть крах беспрецедентного масштаба.

Работающие в сфере недвижимости компании, недооценивали перспектив хозяйственного кризиса. Они упускали последнюю возможность выручить за жилье хоть какие-то крупные средства в условиях еще не обрушившегося окончательно материального положения потребителей. Этой линии они продолжали придерживаться и в 2009 году, рассчитывая, что стабилизация завершится не новым падением, а возобновлением хозяйственного роста и восстановлением докризисного спроса.

К началу 2009 года скидки к заявленным ценам на недвижимость составляли порядка 20–35%. Наряду с компаниями на жилищном рынке росло предложение частных лиц, пытающихся за счет продажи инвестиционных квартир выручить средства, необходимые для спасения своего бизнеса. Рост предложения наблюдался также на рынке аренды. В ноябре 2008 года он увеличился примерно на 30%. В тоже время материальное положение съемщиков стремительно ухудшалось. Людям сокращали зарплаты. Происходили массовые увольнения. Многие съемщики квартир вскоре не смогли покрывать существующую арендную плату. Обвал грозил и этому рынку, где стоимость аренды 2–3 раза превышала общеевропейский уровень.

Спрос на жилищном рынке России снижался, но монополии сдерживали его обрушение. Государство также оказывалось не заинтересовано в снижении цен на жилье. Текущая ситуация — это пауза перед большим падением, полагали в ЦЭИ ИГСО. Однако большого падения в 2009 году так и не последовало. Оно не было отменено как перспектива, а лишь откладывалось в результате финансовой накачки корпораций. Развитие кризиса замедлялось, а не убыстрялась, как должно было происходить при естественном его развитии. Антикризисные пакеты правительств всех стран срабатывали как средства заморозки ситуации.

Крах жилищного рынка в России был спрогнозирован ЦЭИ ИГСО еще в апреле 2008 года. Сделанное специалистами Института предупреждение было с интересом воспринято в обществе, но вызвало крайне негативную реакцию среди экспертов. Аналитики строительных и риэлтерских компаний дружно утверждали: недвижимость будет только дорожать. В итоге не пойдя на умеренное снижение цен летом 2008 года, продавцы жилья упустили возможность реализовать имеющиеся дома и квартиры по все еще крайне высоким ценам.

Отказавшись продать жилье на начальной фазе кризиса по сниженным ценам, компании оказывались перед упрямой перспективой. Им предстояло сбывать его позднее за бесценок для покрытия текущих затрат. Произошедшее во второй половине 2008 года снижение цен ничего не давало ни потребителям, ни продавцам. Для активизации сбыта застрявшей на рынке недвижимости требовалось 55–65% уменьшение цен. На более тяжелой стадии кризиса таких скромных мер должно было оказаться уже недостаточно.

Вопреки ожиданиям некоторых представителей крупных строительных компаний государство не сможет приобрести по завышенным ценам все скопившиеся дома и квартиры. Даже при стабильном повышении его роли как покупателя жилья, оно не способно заменить собой нормальных потребителей. В ходе экономического кризиса недвижимости в России предстоит еще значительно подешеветь. Не исключено, что цены на жилье сократятся в несколько раз. Но даже такое снижение цен может остаться холостым, поскольку спрос рискует уменьшиться еще больше.

Фиаско аналитиков

В 2008 году большинство экономических аналитиков в России продемонстрировали некомпетентность, означающую, по сути, профессиональную непригодность. Они не смогли предсказать ни одного важнейшего хозяйственного события года. Благодаря обилию некомпетентных оценок экономические институты и население оказались к приходу в Россию мирового кризиса в предельно проигрышном положении. Всерьез подготовиться к новым хозяйственным условиям не смогла ни одна отечественная компания.

Практически повсеместные ошибки аналитиков дорого обошлись отечественной экономике. Наиболее ощутимо слабый профессионализм был продемонстрирован ими в первой половине года.

Признаки развивающегося уже экономического кризиса в экспертном сообществе разглядели единицы. Все остальные хором твердили, что нам ничего не угрожает. Еще более абсурдно звучали повсеместные уверения экспертов в том, что Россия только выиграет от глобальной нестабильности в экономике. Высший менеджмент также допустил крупные просчеты. В проигрыше оказались все, кто поверил в полезность кризиса для национального хозяйства и ведущих отраслей. Потери предприятий в значительной мере стали следствием ошибочных стратегий, основанных на абсолютно неверном анализе ситуации.

Просчеты можно разделить на сделанные в общем (макроэкономическом) и частном (отраслевом) анализе. В первой половине 2008 года наблюдались почти тотальные просчеты в оценке ситуации в мировой экономике. Особенно вопиющей выглядит некомпетентность аналитиков, близких к правительству. Вторая половина года принесла ясность относительно частного понимания ситуации. Картина оказалась еще хуже. Ключевое для российской экономики падение цен на нефть не смог предсказать почти никто. Министерство финансов РФ заявило, что нефть останется в пределах $90 за баррель. С этой оценкой сходилось большинство аналитиков.

Не менее ощутимыми оказались просчеты аналитиков банковской сферы, рынка недвижимости и фондового рынка. Когда самым разумным решением являлось сбрасывание ценных бумаг на стоимостном пике, аналитики убеждали в целесообразности дополнительного инвестирования средств в акции. Строительные компании не использовали благоприятную еще ситуацию для реализации домов и квартир, а предпочли ждать, пока спрос не упал в десять раз.

В целом российские аналитики предсказывали в 2008 году лишь то, что уже происходило на рынке. Если мировые цены на основные виды сырья росли, то аналитики предсказывали их дальнейший рост. Если в каком либо сегменте происходило падение, то оценки сводились к «предсказанию» дальнейшего снижения. При этом даже в таком анализе специалисты не решались заглянуть дальше нескольких ближайших месяцев.

Совершенно неадекватным выглядели по итогам 2008 года благодушные оценки аналитиками перспектив торговли и сферы услуг. Опираясь на неверное понимание частной и общей ситуации в экономике, отечественные компании не только не смогли извлечь выгоду из перемен, не подготовились к трудностям, но и понесли колоссальные потери.

ВВП России в 2008 году снизился

ВВП России по итогам 2008 года не вырос, а существенно сократился. К такому выводу пришли специалисты ЦЭИ ИГСО в конце 2008 года. Согласно официальным оценкам, прирост ВВП должен был составить по итогам года порядка 6%. По расчетам ЦЭИ ИГСО, реальный ВВП России являлся зеркальным к декламируемому, то есть был отрицательным.

Фигурирующие в официальной статистике данные по ВВП не отражали реальной картины в экономике. Они противоречили информации о масштабном падении промышленного производства в стране, снижении реальных доходов россиян и оттоке иностранных капиталов.

Государственные органы стремились замаскировать ситуацию, провозглашая по итогам года рост ВВП и прогнозируя его на 2009 год. Рассуждения о замедлении экономического роста не имели под собой основания. В экономике разворачивался полномасштабный спад. Сделанный Министерством экономического развития прогноз 2,4% роста ВВП в 2009 году был абсолютно нереален. Неверны также были обещания снижения инфляции до 10–12% и 2,5% роста доходов населения. Все это не выдержало никакой проверки временем.

По данным ЦЭИ ИГСО снижение объемов промышленного производства в стране должно было составить в декабре 2008 года по сравнению с декабрем 2007 года порядка 13%. Экспорт сырья из России за тот же период также сократился. Ощутимыми являлись потери от снижения цен на все виды сырья. Продажи товаров на внутреннем рынке уменьшились не менее чем на 28–30%. Прибыли компаний стремительно падали. Многие предприятия либо уже находились на пороге банкротства, либо несли убытки. Инвестиционная активность в стране уменьшалась.

Из всех расчетных показателей ВВП увеличивались только государственные расходы. В результате по итогам года должно было констатироваться значительное падение ВВП. Власти не желали его признавать официально, хотя обладали всей информацией. В 2009 году ВВП России продолжал снижаться, качественных изменений в антикризисной политике не произошло. В результате, всего за год «съеденным» мог оказаться весь прирост 1999–2007 годов.

Несмотря на финансовую стабилизацию в 2009 году ВВП продолжал падать. Приход 2010 года гарантировал продолжение кризиса. Переход к регулированию оставался задачей будущего, вряд ли решаемой без прямого вмешательства в политику широких общественных слоев.

Изменить ситуацию в экономике способен только переход к новой хозяйственной политике. Ее основой должны стать протекционизм, стимулирование потребления и регулирование. Государство обязано взять на себя жесткую управленческую роль в экономике. Оно должно не только ограничить банковский процент, но и определять, кто, сколько и в какие сроки должен производить, где, когда и как продавать. Необходимо создавать крупные государственные проекты, наращивать нерыночный сегмент: медицину, науку, образование, жилищную и инфраструктурную сферы. Требуется поднимать внутренний спрос. Стратегической задачей должна стать забота о внутреннем рынке.

Нанотехнологии не вытащат экономику

В докризисный период в России как грибы после дождя множились популистские «национальные проекты». Самый «научно»-громкий из них был связан с технологиями, основанными на использовании наночастиц. Он был оформлен в государственную корпорацию РОСНАНО («Роснанотех»). Возглавлял это начинание Анатолий Чубайс. С наступлением кризиса встал вопрос об экономической и научной полезности деятельности РОСНАНО.

Выводы ИГСО оказались суровыми: «Государственные вложения в РОСНАНО не позволят России преодолеть кризис за счет выигрышей, приобретенных благодаря нанотехнологиям. Вместо выхода на инновационный путь развития, страна получит крупные издержки на PR несуществующей технологической модернизации». Для реальных технологических прорывов России нужен был не один бюрократический проект, а масштабное инвестирование средств в фундаментальные научные разработки. Только целый ряд разнонаправленных научных прорывов был способен помочь стране преодолеть хозяйственный кризис, усугубляемый сырьевой ориентацией экономики.

Единственным связанным с новыми технологиями масштабным государственным проектом в России стало образование в 2007 году госкорпорации РОСНАНО («Роснанотех»). Предусмотренный государственной программой «Развитие инфраструктуры наноиндустрии в Российской Федерации на 2008–2010 годы» годовой объем финансирования начинаний, связанных с нанотехнологиями, составляет около $1 млрд. Еще порядка $4 млрд. государство внесло в РОСНАНО на этапе формирования корпорации. Основной прицел инвестиций — получение в среднесрочной перспективе коммерчески обоснованных разработок на основе мельчайших частиц.

По заверениям чиновников, конечной целью РОСНАНО «является перевод страны на инновационный путь развития». В связи с разрушительным воздействием мирового кризиса на экономику России, отечественные власти связывали с нанотехнологиями серьезные надежды. Эти надежды оказывались необоснованными, что абсолютно не означает бесперспективность научных наработок, связанных с микроскопическими объектами.

Главной проблемой усилий по выработке нанотехнологий был и остается бюрократический характер государственных проектов. От ученых требуют прикладных решений, в то время как необходимы фундаментальные исследования, охватывающие широкий фронт научных вопросов. Нужен другой принцип финансирования науки, больший масштаб затрат и реальная автономия исследовательских центров. Административно-прикладной подход к науке не дает больших результатов.

В настоящее время все декларируемые РОСНАНО технологические проекты являются малозначительными. Ни одно из них не позволяет дать отечественной экономике импульс обновленного развития. Серьезных прорывов нет. Экономически значимых продуктов и технологий нет. Требуются длительные принципиальные разработки. РОСНАНО не стремится всерьез помочь науке. Но выжать из ученых нечто ценное и коммерчески пригодное без серьезных затрат на фундаментальные исследования не выходит.

Накануне кризиса власти сосредоточились на нанотехнологиях как на популярном в мире направлении. При этом проект изначально носил в значительной мере PR-характер. Сырьевой ориентации экономики правительство менять не планировало и не планирует.

В 2009 году становилось ясно, что мировая экономика все острее нуждается в технологических прорывах. Попытки побороть кризис финансовыми мерами, ничего структурно не меняя, могли вызвать стабилизацию, но не привести к завершению спада. Для структурных перестроений экономики, создающих условия для преодоления кризиса и выхода мирового хозяйства на рост, требовались новые технологии в сфере производства.

Первостепенное значение имеют разработки в области энергетики. Кризис выявил несостоятельность прежней направленности на энергосбережение. Объективно обусловленная задача технологического обновления индустрии (включая широкое внедрение робототехники) требует поиска способов получения дешевой энергии в больших количествах. Нанотехнологии имеют прикладное, но не базисное значение для преодоления кризиса. Они будут востребованы, но не произведут принципиальных перемен в индустрии. Наивными выглядят планы российского правительства по переводу к 2020 году половины отечественных предприятий на новую технологическую основу. Кризис требует осуществления перемен гораздо быстрее.

Удвоение безработицы

Удвоение ВВП было декларативной целью России в 2000-е годы. Приход мирового кризиса сбивал планы хозяйственного роста. Вместо ожидаемого властями увеличения ВВП стране грозило двукратное увеличение числа безработных.

В 2009 году число безработных в России может возрасти в два и более раза, полагали в ЦЭИ ИГСО в начале года. Ожидалось увеличение хозяйственных трудностей. Неэффективной обещала оказаться антикризисная политика отечественных властей. Крах грозил целым отраслям; стабилизация спасла сырьевой экспорт. Предприятия, ориентированные на внутренний рынок, оказались в положении намного более сложном. Сокращения персонала обещали продолжиться и грозили привести к резкому увеличению числа безработных. По официальным данным количество безработных в стране прекратило расти, а осенью начало снижаться. В реальности произошло лишь замедление темпов увеличения безработицы.

Согласно данным Минэкономразвития, в 2008 году количество безработных в России повысилось до 5 млн. человек, достигнув 6,6% экономически активного населения. За год число не имеющих работы граждан увеличилось более чем на 750 тысяч человек. Сведения властей нельзя было назвать точными. Многие предприятия сокращали штаты без положенного уведомления чиновников за два месяца до начала увольнений. Часто людей вынуждали уходить по «собственному желанию». Большое количество граждан, потеряв работу, не обращалось в службы занятости, поскольку проживало далеко от регионов прописки.

Не учитывала официальная статистика и иммигрантов, многие из которых являлись нелегальными.

На протяжении девяти предкризисных лет спрос на рабочую силу в России возрастал. Безработица отступала. Ситуация начала меняться летом 2008 года. Экономический рост остановился. Открылось лавинообразное падение на фондовом рынке, за год потерявшем 76%. Осенью развернулись массовые увольнения. Сокращения быстро перешли из финансовой, торговой и управленческой сфер в сектор реального производства. Наиболее ощутимые потери во второй части 2008 года понесла строительная отрасль. Пострадала добывающая, обрабатывающая и автомобильная промышленность. Согласно оценке ЦЭИ ИГСО в ноябре-декабре количество безработных увеличивалось на 3–5% еженедельно.

В ИГСО констатировали осенью 2008 года: «Ситуация в отечественной экономике ухудшается значительно быстрее чем в странах ЕС. Если темп хозяйственного спада не будет снижен, то по завершении 2009 года без работы может оказаться существенно больше людей, чем на конец 2008 года. Не исключено, что безработица в России подскочит более чем вдвое. Глобальный кризис только вступил во вторую фазу, начав поражать индустрию. Он не подойдет к концу в 2009 году. Исчерпанность ресурса удешевления товаров за счет низкоквалифицированного труда не позволит кризису завершиться до новой технологической революции и выработки принципов хозяйственного регулирования, адекватных переменам. Ресурс нефти исчерпан: мировая экономика нуждается в более дешевом источнике энергии». Даже общемировая финансовая стабилизация 2009 года, вызвавшая спекулятивный бум на биржах и нефтяном рынке, не могла отменить рост явной и скрытой безработицы.

Провозглашенный правительством России в начале 2009 года план поддержки крупнейших предприятий не являлся системным. Он не затрагивал средний и малый бизнес, а также не решал основной проблемы кризиса — проблемы поддержания сбыта. Доходы населения беспрепятственно сокращались, что оценивалось либеральными экономистами как благо. Внутренний рынок России продолжал двигаться к катастрофе, что гарантированно должно было повлечь рост безработицы, а со временем и массовые банкротства.

Отрицательное влияние на российский и мировой спрос оказывала международная девальвационная гонка. В ходе нее правительства стран периферии стремились быстрее девальвировать национальные валюты, чтобы поднять рентабельность, снизив издержки на рабочую силу. В результате падение потребительского спроса получало дополнительный стимул, что повсеместно подталкивало рост безработицы.

В 2009 году с учетом скрытой безработицы можно было сказать, что прогноз ИГСО в значительной мере реализовался. Доля трудоспособных россиян, не имеющих постоянной работы, составляла осенью не мене 12%. Официальная статистика не фиксировала подобных показателей, как официальные лица не желали признавать кризис продолжающимся. Формально занятых, но фактически не имеющих работы людей становилось все больше. В результате все чаще стали вспыхивать конфликты на предприятиях. Результаты 2010 года по безработице грозили оказаться хуже итогов подходившего к концу 2009 года. Стабилизация откладывала острые моменты кризиса. Откладывала она также еще большее увеличение числа безработных.

Эпоха без глянца началась

Кризис нес не только тягостные, но и позитивные перемены. Время популярности глянцевых изданий уходило в прошлое. Глянец терпел одновременно коммерческий и эстетический крах. Вместе с ним глобальный кризис обрекал на гибель потребительские стандарты, сложившиеся за три последних десятилетия и проповедуемые глянцем. Они должны были быть стерты мировой экономической трансформацией в ближайшие годы. Их место предстояло занять новому пониманию материальных потребностей, отвечающему изменившимся условиям жизни, а также общественным интересам.

2009 год должен был стать временем начала угасания глянцевой моды и преклонения перед гламуром. Прогрессирующий кризис двояко влиял на спрос. С одной стороны, сокращение рекламных заказов вело к банкротству большого числа глянцевых изданий. С другой стороны — темы модных журналов начинали выпадать за рамки интересов потребителей. Сокрушительный удар по глянцу наносила не моралистическая критика гламурной страсти, а крушение его материальной основы.

Сильного психологического отторжения глянцевых идеалов еще не было в 2009 году. Однако экономические перемены уже влекли закрытие изданий-динозавров. Проповедь гламурных потребительских ценностей становилась все менее осмысленной и все более безадресной. Мировой кризис стремительно сокращал ее базовую аудиторию.

В годы экономического кризиса должно было развернуться вытеснение глянцевой мифологии из общественного сознания. На смену погоне за гламуром предстояло прийти более рассудочной потребительской философии. Многие воспетые рекламой в предкризисные годы товары должны были потерять эстетическое значение. Такая судьба во многом ждала одежду, различные аксессуары, сотовые телефоны и автомобили. В мире должны были возникнуть новые отрасли, а с ними и новая продукция. Однако восприятие ее также не могло остаться прежним. Роль Интернета как источника информации значительно возросла уже за первые полтора года кризиса. Многим журналам и газетам предстояло превратиться в бумажные приложения сайтов, а электронные издания переставали быть вторичными по отношению к бумажным СМИ.

Во второй половине 2008 года в России и за рубежом закрылось множество глянцевых изданий. Прежде всего, пострадали журналы, воспевающие дорогие предметы потребления, модные развлечения. Среди переставших выходить отечественных изданий: «Gala» (глянцевый журнал о знаменитостях), «Car» (журнал об автомобилях), «Москва: инструкция по применению» (бумажная версия одноименной программы на ТНТ), «Trend», «Автопилот», «Молоток», «SIM», «PC gamer» и многие другие. Закрылись журналы о кино «Total Film» и «Empire».

Неожиданная нефть

Мировая экономика встретила 2009 год со значительно снизившимися ценами на углеводороды. Их падение было естественным и выражало наступление промышленной фазы кризиса. Исходя из ожидания ее развития, ЦЭИ ИГСО прогнозировал дальнейшее сокращение цен на нефть. Этот прогноз не реализовался.

Правительство США смогло улучшить финансовое состояние своих корпораций за счет вливаний огромных денежных средств. Падение производства замедлилось, как замедлилось общее развитие кризиса. Создалась ситуация относительного финансового благополучия монополий при продолжающемся сокращении потребительского спроса на планете. Фондовые рынки начали восстанавливать потери, а цены на сырье пошли вверх. Одновременно положение реального сектора оставалось сложным. Стабилизация являлась искусственной. Обуславливали ее лишь правительственные субсидии большому бизнесу.

В конце января 2009 года ЦЭИ ИГСО так оценивал ситуацию: «газовый конфликт между Россией и Украиной способствовал стабилизации мировых цен на нефть, но не отменил тенденции их дальнейшего падения. В ближайшие месяцы нефть марки Urals может опуститься до $30 за баррель. К лету цена экспортируемых из России углеводородов способна пройти отметку в $20 за баррель». В действительности нефть начала дорожать и, с некоторыми колебаниями, повторно перешла в августе 2009 года ценовый порог в $70 за баррель.

Вопреки обещаниям ряда экспертов, падение стоимости нефти не привело к завершению экономического кризиса к 2009 году. Миновав продолжительный период биржевых обвалов, осенью 2008 года мировая экономика вступила в фазу промышленного спада. Его лидерами оказались, прежде всего, страны индустриальной периферии, в том числе и Россия. Причина такой ситуации состояла в сокращении спроса в США и ЕС, где возможности поддержания потребления за счет кредитов подошли к концу. Объем мировой торговли снижался. Продолжала падать потребность в нефти и других видах сырья.

К лету 2009 года мировая индустрия понесла немалые потери. Сокращение производства в России колебалось, временами ускоряясь или замедляясь. Последнее позволяло официальным аналитикам в 2009 году не единожды сделать вывод о «скором прохождении дна» или «окончании спада» и даже «завершении рецессии». Однако воздействие кризиса на мировую промышленность не стало толчком для нового падения цен на нефть, как ожидали в ЦЭИ ИГСО. Сложилась парадоксальная ситуация: слабый спрос на углеводороды сопровождался ростом их рыночной стоимости.

Не страх дестабилизации поставок из-за международных конфликтов удерживал цены на нефть от нового падения. Их рост обеспечивался спекуляциями, возможными благодаря огромным государственным вливаниям в финансовый сектор. К концу 2009 года независимые аналитики оценивали объем субсидий, предоставленных большому бизнесу государствами планеты в $5–10 трлн. Беспрецедентных размеров помощь дала финансовым корпорациям средства для спекуляций на сырьевых и фондовых рынках.

Благодаря доступным деньгам, прежде всего выдаваемым администрацией США, возрождалась докризисная ситуация. Вместе с тем удорожание нефти не могло положительно влиять на ситуацию в реальном секторе. Одновременно дорогие углеводороды поднимали кризисную нагрузку на трудящихся.

2008 год характеризовался обилием позитивных экономических прогнозов. Особенно выделялись на общем фоне заверения экспертов и чиновников в том, что мировые цены на нефть могут идти только вверх. Специалисты ИГСО одними из первых предупредили о предстоящем падении цен на углеводороды в связи с развитием кризиса (Доклад «Кризис глобальной экономики и Россия»). Они также описали последствия уменьшения экспортной выручки для российской экономики. 6 октября 2008 года ЦЭИ Института представил прогноз дальнейшего снижения стоимости углеводородов. Согласно нему, нефть к концу года должна была подешеветь до $40–50 за баррель. Этот прогноз оказался наиболее радикальным и наиболее точным в мире.

Искусственная заморозка развития кризиса в 2009 году не позволила реализоваться новому прогнозу относительно цен на углеводороды. События, казалось, опровергали даже ожидания аналитиков ЦЭИ ИГСО относительно общей перспективы углеводородов. В конце октября 2009 года цены на нефть поднялись до $80 за баррель. Однако какой бы взлет стоимости ни ожидал «черное золото» в ближайшей перспективе, в конечном итоге кризис должен был вновь обрушить цены на нефть.

На книжном рынке грядут перемены

Кризис подготовлял изменения на книжном рынке. Первым последствием его было падение продаж. Однако в ИГСО полагали, что мировой спад заставит россиян больше читать, меньше приобретая при этом книг. Серьезные перемены должны были произойти в литературных вкусах общества.

На смену настроений читательской аудитории, как и на дальнейшее снижение продаж, должен повлиять мировой экономический кризис. Наибольшие потери предстояло понести развлекательному жанру. Складывались объективные предпосылки для сосредоточения спроса на серьезных произведениях, способных помочь людям разобраться в настоящем и определиться с будущим. Кризис должен был подтолкнуть миллионы россиян к поиску нового смысла жизни. Немалый интерес у читателей неминуемо должна была начать вызывать социальная проблематика, а также радикальная политическая и философская литература. Успеху в конкурентной борьбе на книжном рынке во многом предстояло зависеть от способности компаний адаптироваться к новым читательским вкусам.

Кризис к 2009 году уже ощутимо затронул книготорговую сферу экономики. Наблюдателями констатировался избыток у компаний нереализованных товаров при возрастающем дефиците платежных средств. После благополучных 2000–2008 годов ситуация выглядела особенно драматичной. В 2009 году можно было ожидать банкротства или упадка многих предприятий, а также дальнейшее сокращение рынка литературы.

Книги продавались все хуже, и ожидать перемен к лучшему не приходилось. Кризис только начинал сказываться на населении, которое не могло тратить по-старому. Даже 30% снижение стоимости аренды для магазинов не могло существенно улучшить положение книготорговых компаний. В ЦЭИ ИГСО полагали: «Рынок сожмется, а продавцы и производители должны будут перестроиться под новые, создаваемые под влиянием кризиса запросы аудитории, что получится далеко не у всех. Но те, кто займет консервативную позицию, понесут наибольшие потери».

Как показал 2009 год, издательства и книготорговые фирмы не смогли быстро уловить изменения в настроениях аудитории. Исключение составляла литература, помогающая личности спрятаться от разрушительной реальности кризиса. Религиозная и мистическая книги шли впереди социальной и политической критики.

Издательства реагировали на экономический кризис преимущественно механически. Стратегическая перестройка в отрасли не была начата в 2009 году. Существовала угроза закрытия 30–45% магазинов страны. Цены на книги пока не снижались, но распродаж в 2009–2010 годах было не избежать. Товарный избыток оказывался налицо. Конкуренция на рынке обострялась.

Чтобы удержаться и поднять свой вес, от компаний требовалось уловить новые настроения людей. В ИГСО были убеждены: читать россияне станут больше, даже если первоначальное воздействие кризиса и породит падение интереса к литературе. В преддверие кризиса существовала ситуация, когда порядка 44% дееспособного населения вообще не брало в руки книг. Большинство тех, кто читал, обращались к примитивной развлекательной литературе. Под влиянием кризиса должен был возрасти интерес к серьезной, особенно поднимающей социальные проблемы литературе. Большим вниманием должны были начать пользоваться радикальные философские и политические произведения.

Издательства в 2009 году все осторожней подходили к выпуску новых книг. Предпочтение отдавалось проверенным на рынке до кризиса произведениям и направлениям. Некоторые издательства остановили выпуск левых серий. При наличии интереса аудитории книготорговые предприятия не брали на реализацию подобные произведения. Этот подход должна была изменить сама жизнь, новые объективные условия. Издательствам предстояло научиться искать новых авторов, способных дать ответы на волнующие людей вопросы.

Целому поколению писателей грозило оказаться отжившими, не интересными для публики. «Легкая литература» в значительной мере должна была потерять актуальность, социальные условия изменялись слишком сильно.

Мощное развитие ожидало Интернет-литературу, в значительной мере изолированную от издательств и мало их интересующую. Было не исключено, что издатели окажутся вынуждены активней искать новые книги и новых авторов через Интернет, а редакторам придется научиться читать рукописи перед утверждением или отклонением. Было вероятно также, что кризис потребует от издательств привлечения новых специалистов, обладающих свежим взглядом на литературу и способных улавливать и поддерживать новые тенденции. От книготорговых компаний кризис требовал изменения подходов к формированию предлагаемого ассортимента. На первый план по требованию времени должны были выступить многие темы и работы, ранее оценивавшиеся как малоперспективные.

Период экономического подъема хорошо повлиял на книготорговлю. За 2008 год объем книжного рынка в России существенно вырос. В 2007 году он оценивался приблизительно в $2 млрд. По результатам 2008 года его объем увеличился до $2,5–3 млрд. Однако уже осенью обнаружились признаки стагнации, а затем и стремительного спада. Новогодний всплеск продаж оказался почти на треть меньше, чем год назад. Многие фирмы еще до новогоднего пика продаж перешли к сокращению персонала. Неприятной новостью стало закрытие ряда книжных магазинов, чего в 2007 году не отмечалось. В конце августа 2009 года было объявлено о предстоящем полном закрытии книготорговой сети «Букбери», часть магазинов которой закрылись еще задолго до этого.

Время плохого рубля

После девальвации рубля в начале 2009 года, он надолго перестал быть надежной валютой для сохранения сбережений, полагали в ИГСО. Решившись единожды обвалить национальную валюту, власти могли сделать это вновь, стоило только ценам на нефть опять опуститься. В такой ситуации новые потери от размещения денежных средств в рублях могут составить более 30%.

Инфляция в рублевой зоне оставалась значительно выше, чем в США и старых членах ЕС. Велика была вероятность повторной девальвации в 2009 году, если бы цены на углеводороды продолжили падение. Рубль сделался валютой высокого риска для сбережений. Деятели правительства заявляли, что падение стоимости углеводородов станет причиной дополнительного понижения курса рубля. Близкие к власти экономисты старались убедить общественность в закономерности, а не искусственности такого процесса.

С помощью девальвационных механизмов предполагалось вновь сдерживать падение рентабельности сырьевых корпораций. За экспорт сырья вновь должны были при плохой ситуации на рынке заплатить не зарубежные покупатели, а россияне, получающие зарплату в рублях, имеющие рублевые сбережения или денежные капиталы. Искусственное ослабление национальной валюты в ходе специальной банковской операции начала 2009 года способствовало ускоренному росту потребительских цен. Покупательная способность заработков трудящихся снизилось, за счет чего и достигается экономия для экспортирующих компаний.

Ожидание сохранения достигнутого в ходе первой девальвации курса рубля нельзя было считать обоснованным. Оно противоречило избранной властями антикризисной политике: реагировать на снижение сырьевых цен уменьшением заработков рабочих.

Последствия девальвации рубля в декабре 2008 года — январе 2009 года продолжали сказываться на экономике России в течении всего 2009 года. В ходе девальвации произошло главным образом ослабление рубля относительно американской и европейской валют. Рубль потерял 30%. Однако рублевые цены на потребительские товары не достигли сразу уровня, обусловленного падением курса национальной валюты. Одновременно девальвационное падение доходов населения лишь начало сказываться в виде сокращения продаж, роста просроченных платежей банкам, ухудшения положения предприятий, ориентированных на внутренний рынок.

Весной 2009 года снижение реальных доходов потребителей сильнее отразилось на российской промышленности, кредитной и сервисной сферах экономики. Форсированное в результате зимней девальвации сокращение внутреннего рынка привело к значительному росту безработицы, банкротству многих небольших и средних компаний. Повторная девальвация могла сделать положение еще более сложным. Меньшая обеспеченность товарами рубля в результате сужения потребительского рынка грозила обернуться быстрой неконтролируемой инфляцией.

Подобная перспектива откладывалась стабилизацией, но не отменялась. Единственной альтернативой для российской экономики оставался отказ от экспортно-сырьевой ориентации и переход к стратегии укрепления внутреннего рынка, защищенного протекционистскими барьерами. Только рост товарной обеспеченности рубля на внутреннем рынке был способен сделать его надежным.

Новая революция менеджмента началась?

Кризис вынудит компании рационализировать управление. В прошлое уйдут громоздкие аппараты и неэффективные методы руководства. К таким выводам пришли в ЦЭИ ИГСО, оценив характер воздействия кризиса на систему менеджмента. Изменениям предстояло подвергнуться способам подбора персонала. Требования должны были повыситься. Многим офисным работникам предстояло переквалифицироваться, став промышленными рабочими.

Накануне экономического кризиса многие компании располагали необоснованно большими офисными штатами. Чрезмерность управленческого звена предприятий объяснялось общим недоверием их руководства к основной массе наемных работников, не оплачивавшихся достойно. Насаждался тотальный контроль и жестко-иерархическая подотчетность. Кризис обнажил общую неэффективность подобной системы и слабый профессиональный уровень главных фигур в ней.

С окончанием периода хозяйственного подъема перед компаниями встал вопрос об устранении лишних административно-управленческих кадров. Переход к увольнениям совершился стихийно. Персонал начали сокращать в рамках курса на экономию, но далеко не вследствие стремления компаний действительно поднять эффективность своей работы. Российские офисы опустели, но система менеджмента не изменилась. Старые управленческие методики, со ставкой на аппаратное подавление личности, продолжали господствовать. Никаких серьезных выводов из кризиса еще не было сделано.

Руководители российских компаний утверждают, что сокращению подвергается наименее полезный персонал. На деле большинство фирм производили урезание штатов по той же схеме, по которой отстраивали собственные бюрократические пирамиды прежде. Рабочие места в офисах часто сохранялись за наиболее лояльными, но далеко не самыми грамотными кадрами. По-прежнему считалось, что лояльность людей обеспечивается их способностью безоговорочно принимать идеологию фирм, а не удовлетворением материальных и творческих интересов работников. Результаты кризисного уплотнения нельзя было в 2008–2009 годах назвать удовлетворительными.

Допустившие стратегические ошибки топ-менеджеры действовали так, как и прежде. Психологический климат в компаниях ухудшался. Работоспособность людей снижалась, несмотря на стремление старших и средних руководителей все более повышать персональную нагрузку. Рационализации не наблюдалось, хотя многие предприятия стремились пополнить свой штат наиболее грамотными кадрами. Бюрократическая система компаний расшатывалась. Неэффективные руководители оставались на высоких постах, производя дальнейшие дезорганизующие увольнения. Управленческое звено продолжало терять эффективность. В сознании офисных служащих продолжал разрушаться миф об особой собственной социальной роли. Стиралась психологическая грань между индустриальными и офисными рабочими.

Наступившая финансовая стабилизация лишь способствовала сохранению старой системы управления. Однако дальнейшее развитие кризиса делало ее ломку неминуемой.

Спонтанный курс на протекционизм

Мировая экономика спонтанно брала курс на всеобщий протекционизм. В ближайшие годы установка заградительных барьеров для иностранных товаров должна была получить все большее распространение. По мнению ЦЭИ ИГСО лидером в поднятии протекционистских барьеров становились США. При этом американское правительство продолжало настаивать на открытости чужих рынков для продукции своих компаний.

Внутренний рынок Соединенных Штатов продолжал в 2009 году сжиматься, сокращая возможности для сбыта европейских, китайских и других зарубежных товаров. Власти США стремились сократить убытки своих компаний, настаивая на необходимости «покупать американское». Уменьшение спроса происходило также в Европейском Союзе. Российским экспортерам стоило готовиться к новому падению цен. В ИГСО полагали, что во имя сохранения экспорта не только российские, но и власти других периферийных стран могут продолжить все более ослаблять национальные валюты. Однако стоило ожидать, что данная политика окажется гораздо менее результативной, чем зимой 2008–2009 годов. В дальнейшем отказ от вольного подхода к национальным валютам и доходам потребителей неминуем, а с порожденной инфляцией придется серьезно бороться. Произойдет это, очевидно, уже на последней, наиболее глубокой стадии мирового кризиса.

Ухудшение ситуации на мировом рынке подталкивало правительства к большей защите собственных монополий. Протекционизм должен был усилиться в 2009–2010 годах, однако обещал остаться малоэффективным. Таможенные преграды устанавливались выборочно, чтобы не задеть иностранные производства местных корпораций. Защищая национальные производства, руководства стран старались не вступить в прямое противоречие с нормами ВТО. Поддержка могла носить скрытый и косвенный характер.

В ИГСО полагали, что в ближайшие годы для США сближение с Канадой и Мексикой неминуемо. Предполагалось, что кризис заставит Россию и соседние страны изменить отношение друг к другу. Таможенные барьеры должны были подниматься, а таможенные границы — раздвигаться. Рынкам предстоит расти вширь.

Риторика политиков мало изменилась в 2009 году. Свободный рынок оставался еще словесным идеалом, однако, процесс спонтанного перехода к новым экономическим правилам медленно, но получал развитие. Кризис ВТО углублялся.

Власти России продолжали в 2009 году ориентироваться на скорое присоединение страны к ВТО. По требованию этой организации спешно принимались новые законы, нередко абсурдные. Министр финансов Алексей Кудрин весной полагал необходимым ускорить переговоры. Тем не менее в 2009 году страна так и не смогла присоединиться к ВТО из-за обоюдной неуступчивости. Ожидаемый нефтяными экспортерами выигрыш от вступления в эту организацию так и не был получен. Угроза полного открытия страны так и осталась угрозой. Присоединение России к ВТО на более тяжелом этапе глобального кризиса грозило оказаться бессмысленным даже для сырьевых монополий.

Судьба алюминия

Финансовая стабилизация в мире не позволила реализоваться помимо нефтяного прогноза еще и прогнозу ИГСО по алюминию. В начале 2009 года в ЦЭИ ИГСО ожидали, что мировые цены на алюминий продолжат снижаться, а Россия столкнется с дальнейшим сокращением производства этого металла. Предполагалось, что цена алюминия способна к лету опуститься ниже $1000 за тонну. Этого не произошло: в августе 2009 года алюминий стоил $1900 за тонну, несмотря на общее снижение спроса.

Другой прогноз касался вероятного сокращения в 2009 году выпуска алюминия на 30%. В России существовала вероятность остановки многих предприятий. Причиной такого развития ситуации считалось ожидаемое дальнейшее сокращение промышленного производства на планете.

Как показали события, производство первичного алюминия, одного из важнейших экспортных товаров России, снизилось за первую половину 2009 года по различным оценкам на 8–10%. Можно было ожидать, что второе полугодие не станет периодом серьезных улучшений для данной отрасли. Ряд предприятий с высокой себестоимостью производства алюминия вынужден был в первой части 2009 года (в период колебания цены в районе $1300–1700) снизить производства металла особенно заметно.

6 марта 2009 года на мировом рынке произошло снижение цен на алюминий. Средняя цена металла опустилась почти до $1300 за тонну. В январе его цена составляла примерно $1410 за тонну. В феврале она снизилась до $1330. На протяжении первой половины 2008 года алюминий являлся лидером ценового роста среди цветных металлов. В середине июля цена тонны алюминия достигла $3341. За август металл подешевел до $2700. В целом за вторую половину 2008 года он подешевел вдвое. Даже взяв вершину в $1900 за тонну, алюминий (как и нефть) не смог вернуться на прежние высокие позиции.

Россия — один из ведущих производителей алюминия в мире. По данным Геологической службы США из 39,7 млн. тонн алюминия произведенного в 2008 году, на Россию приходится — 4,2 млн. тонн. Она накануне кризиса опережала Канаду (3,1 млн. тонн) и США (2,6 млн. тонн), занимая второе место. Первенство в выпуске алюминия принадлежало Китаю. На его долю в 2008 году пришлось 13,3 млн. тонн. За 2008 год глобальное производство первичного алюминия выросло на 3%. Однако в результате падения мировых цен на цветные металлы и сокращения спроса выпуск алюминия в мире начал падать.

Ценовой прогноз ИГСО по алюминию не потерял обоснованности в результате стабилизации 2009 года. Значительное падение мирового производства вполне способно привести в определенных условиях к существенному падению цен на алюминий, если только подготовляемое эмиссионной политикой США ослабление доллара не изменит значение цен.

Позитивные прогнозы

Стабилизация породила невиданный оптимизм чиновников и аналитиков. От рассуждений о скором завершении спада весной 2009 года мир пришел к осени к выводу об окончании рецессии. Об этом громогласно объявил президент США Обама. Ему вторили многие национальные руководители, также убеждавшие общественность в окончании «плохих времен» для экономики.

Позитивные экономические прогнозы безосновательны, настаивали в ЦЭИ ИГСО. Попытки обнаружить устойчивые признаки глобальных хозяйственных улучшений не имели перспектив ни в начале, ни в середине 2009 года. Глобальный кризис продолжит развиваться как в США, так и в других странах. Россию ожидало дальнейшее ослабление индустрии. Серьезный удар по сырьевым монополиям могло нанести новое падение цен на нефть. Оно казалось возможным еще до окончания года. Подготовляло его общемировое сокращение спроса.

Чем дальше, тем больше звучало умеренно-оптимистических оценок экономической ситуации в мире и отдельных странах. Российские чиновники заверяли, что кризис «находится под контролем». Зарубежные эксперты видели «положительные признаки» в стабилизации фондовых рынков. Для России важным симптомом позитивных перемен называется прекращение падения цен на нефть. Однако промышленный спад в стране не был остановлен. Реальное число безработных стремилось в начале весны к 8 млн. человек.

На протяжении всего 2008 года завершение рецессии связывалось с ожидаемыми улучшениями в экономике США. Российские власти за первый год глобального кризиса втрое увеличили вложения в казначейские обязательства Соединенных Штатов. Их сумма с $32,7 млрд. в конце 2007 года возросла до $116,4 млрд. на конец декабря 2008 года. Ту же политику проводил Китай, Япония и многие другие государства. Справиться с кризисом США не помогли ни привлеченные средства, ни эмиссия доллара. Однако эти усилия имели результат в улучшении ситуации в финансовой сфере. Произошло это вопреки высокой безработице в США (более 8% на март 2009 года), снижению импорта товаров и снижению объемов промышленного производства.

Объективно оценивать перспективы глобальной экономики в 2009 году можно было лишь как негативные. На фоне финансовой стабилизации оказывались возможны стабилизации отраслевые. Однако общая понижательная тенденция сохранялась. Общеэкономическая стабилизация в России была возможна лишь в результате перехода правительства к системной поддержке внутреннего рынка.

Кризис и политические перемены в России

«Дальнейшее развитие экономического кризиса породит крупные политические перемены в России. Изменения коснутся государственной системы и всего общества. Ведущую роль в процессе сыграют низовые общественные движения. Смена общественного сознания вызовет к жизни массовую политику», — так звучал один из немногих политических прогнозов сделанных в ИГСО весной 2009 года.

Стабилизация мировой экономики с приближением лета все больше воспринималась как начало завершения кризиса. После масштабных вливаний средств в национальное хозяйство США положение американских банков стабилизировалось. Они получили деньги для спекулятивной активности, что выразилось в нефтяных и биржевых играх на повышение.

Международная финансовая поддержка Соединенных Штатов при наращивании эмиссии доллара привела к временной стабилизации американской, а с ней и мировой экономики. В условиях этой стабилизации ухудшения не прекратились, а замедлились и в целом оказались менее заметны. Корпорации получили необходимые им кредиты и сохранили платежеспособность. Несколько активизировался потребительский спрос в США.

Признаки экономических улучшений были поняты многими аналитиками как сигналы неминуемого дальнейшего оживления. Однако исчерпание финансовых ресурсов правительств наряду с грозящим ускорением инфляции вследствие активной эмиссионной политики государств, а также ослаблением реального сектора грозило в какой-то момент привести к завершению периода стабилизации.

Одна часть российских верхов после первоначальной эйфории начала осознавать угрозу окончания стабилизации. Другая часть большого бизнеса и бюрократии верила, что стабилизация по мере оздоровления финансового сектора приведет к окончанию рецессии. В августе ведущие лица правительства заявили об одержанной над кризисом крупной победе: дно оказалось пройдено. Дальше следовало ожидать медленное восстановление экономики. В подобное легко было поверить, но совсем непросто было доказать прохождение дна. Торгово-промышленный спад не был остановлен, а внутренний рынок был существенно уже, чем год назад. Назревал новый всплеск проблем в банковском секторе, хотя на его поддержание и выделялось в 2009 году примерно $250 млрд. Надежды на скорое преодоление кризиса вновь выглядели неубедительными.

Правительство России рассчитывало пережить кризис без серьезных перемен в социально-экономической системе страны. Проводимая политика сохраняла неолиберальный характер, несмотря на стихийно начатый переход к протекционизму. Однако кризис все более демонстрировал как несостоятельность хозяйственной линии властей, так и непригодность государственной машины в существующем виде для перестройки экономики России. Государственная надстройка выражала интересы сырьевых монополий и строго придерживалась курса на периферийное развитие страны.

Всевластие бюрократии породило повсеместную коррупцию. Унитарный характер государства и отсутствие достаточных свобод мешало открытой дискуссии по выработке антикризисного плана. Недемократичность управления лишала политические перемены легального пути.

Переориентация экономической политики с увеличения экспорта на развитие внутреннего рынка оставалась невозможной не только из-за институциональных преград. Определяющее значение имела социальная пассивность российских граждан. На это как на неизменный фактор рассчитывали в правительстве. Однако затягивание кризиса, несмотря на постоянные обещания его скорого окончания, не могло не вызывать перемен в общественном сознании.

Кризис породил массовое разочарование в возможностях рыночной экономики и тревогу за будущее. Накануне спада люди ожидали дальнейшего улучшения жизни вследствие экономического роста. Многие переживали депрессию, которая со временем грозила обернуться масштабной переоценкой ценностей. Оживление общественной жизни оказывалось неминуемо. Именно оно должно подтолкнуть к большим переменам в России.

ЕГЭ вреден для экономики России

Введение Единого Государственного Экзамена (ЕГЭ) на тестовой основе наносило вред экономическому развитию России. Не приносил пользы национальному хозяйству также переход к компьютерному тестированию студентов. Вопреки отстраненности либеральных экономистов от проблем образования, в ИГСО полагали: система ЕГЭ способствует дальнейшему понижению интеллектуального уровня работников, что чревато в новых хозяйственных условиях серьезными проблемами для предприятий и национального хозяйства России.

Глобальный экономический кризис выявил низкий уровень компетенции большой части персонала российских компаний. Крайне слабым показало себя руководящее звено. Накануне кризиса господствовало представление, что экономике, прежде всего, нужны специалисты узкого профиля, не обладающие «посторонними» знаниями. В результате уже на первом году кризиса проявились слабость и бессистемность образования персонала, низкая способность менеджмента и технических кадров к творческому мышлению. Обнаружилась также слабая склонность работников к расширению собственного кругозора.

Выход России из экономического кризиса может быть связан только с переходом к стимулированию внутреннего спроса при технологическом перевооружении индустрии. Изменениям должны подвергнуться системы управления и организации производства. Это требует подготовки огромного числа профессионалов нового качества. Место узкого специалиста предстоит занять работнику, обладающему многосторонними знаниями. Даже для отдельных предприятий тренинги персонала не могут стать решением. Проблемой является не дефицит неких навыков, а общая слабость интеллектуально-психологической подготовки сотрудников. Предстоит поднять образовательный уровень многих старых кадров и прекратить подготовку слабых специалистов, на что сейчас негласно направлена вся система образования.

Под давлением кризиса некоторые компании начали привлекать более грамотные кадры еще осенью 2008 года, одновременно стараясь рационализировать свою работу. Предпринимались осторожные шаги по уменьшению бюрократической надстройки бизнеса. Однако перемены еще не затрагивали основ: рутинный контроль над узкими специалистами с низким уровнем мотивации не был заменен автономностью профессионалов широкого профиля. Напротив, грамотные кадры продолжали терроризироваться «процессным контролем» со стороны менеджмента, не понимающего конкретной специфики работы. Реформа системы образования развивалась в докризисном русле, что явно противоречило задаче преодоления кризиса и дальнейшего хозяйственного развития России.

Тестовый характер ЕГЭ окончательно переориентировал систему образования с предоставления знаний и навыков самостоятельного обучения на зазубривания «правильных экзаменационных ответов». Внедряемое в вузах компьютерное тестирование работало на тот же результат, довершая дело ЕГЭ. В результате хороший специалист выпускался системой образования не благодаря тестовой машине, а вопреки ней. Для повышения качества подготовки трудовых кадров требовалась смена всей национальной образовательной политики.

Стабилизация висит на волоске?

В начале мая 2009 года ситуация в реальном секторе выглядела настолько проблемной, что можно было предполагать в ближайшее время завершение стабилизации.

Замедление развитие глобального кризиса произошло вследствие громадных финансовых вливаний в корпорации. Крупнейшие компании получили от государств помощь в размере, значительно превышающем $2 трлн. Приток денежных средств позволил осуществить текущие платежи по долгам, расплатиться за поставки и разместить новые заказы. Финансовые связи между компаниями оздоровились. Не улучшилась лишь ситуация с конечным спросом. Искусственное повышение платежеспособности бизнеса помогло стабилизировать потребительский спрос незначительно.

Финансовая стабилизация изначально являлась тупиковой. Антикризисная политика правительств (прежде всего администрации США) строилась на накачке теряющих рентабельность корпораций деньгами. Коренные противоречия кризиса не затрагивались. Населению не оказывалось существенной помощи. Сокращение конечного спроса слабо сдерживалось, но не останавливалось. Хозяйственный спад не прекращался, а лишь замедлялся.

Стабилизация сразу носила верхушечный характер, затрагивая преимущественно крупный бизнес. Однако она имела под собой достаточно прочное основание: средства, выделяемые банкам, были огромны, а поток их далеко еще не иссяк к началу лета, хотя каждая неделя и прибавляла тревожных симптомов состояния реального сектора. В то же время материальное положение трудящихся не ухудшилось до такой степени, чтобы сделать окончание стабилизации неминуемым в ходе лета. Большинству крупных компаний удалось отсрочить долговой кризис. ЦЭИ ИГСО недооценивал мощной эмиссионной основы стабилизации. Она далеко не висела на волоске и оказалась намного продолжительней, чем ожидалось первоначально.

Китай остается без рынков

Китайская промышленность продолжала терять внешние рынки сбыта. В перспективе это грозило привести к краху экспортной ориентации экономики КНР. Переориентировать большинство предприятий, работающих на внешний рынок, не удавалось. Внутренний рынок Китая был ограничен. Потребление в США и ЕС продолжало снижаться. Потери китайской индустрии от кризиса могли стать одними из самых крупных в мире.

Правительство КНР на протяжение первых полутора лет кризиса старалось поддержать США, чтобы сохранить главный рынок сбыта для своих товаров. В конце 2008 года китайские вложения в облигации Минфина Соединенных Штатов превысили $680 млрд. Китай превратился в крупнейшего внешнего кредитора США. Однако это не привело ни к завершению кризиса, ни к улучшению ситуации со сбытом китайских товаров на североамериканском рынке. Своей политикой КНР продемонстрировала лишь зависимость от США и уязвимость. Китай оставался страной капиталистической периферии, несмотря на наличие собственных корпораций и рассуждения политологов.

Суммарные затраты КНР на поддержание американской финансовой системы превышали к середине 2009 года антикризисные инвестиции в собственную экономику. Правительство Китая рассматривало меры по развитию национальной инфраструктуры, поддержанию внутреннего спроса и промышленности как временные. КНР не стремилась к переориентации экономики на внутренний рынок и не проявляла заинтересованности в росте доходов населения. Китайские власти держались прежнего курса и все еще рассчитывали на изменение ситуации в США. Однако сокращение базисного спроса на планете вело к обострению борьбы за рынки. КНР это грозило еще более тяжелым протеканием кризиса.

Поставки Китая на экспорт по официальным данным сократились в апреле 2009 года на 22,6% в сравнении с аналогичным периодом 2008 года. В марте этот показатель составил 17,1%. Ввоз товаров в страну в апреле упал на 23%. Помимо снижения экспорта, продолжал осложняться сбыт уже поставленных за рубеж китайских товаров. Стремительно падали прямые частные инвестиции в национальное хозяйство КНР. Внутри страны также наблюдалось ухудшение ситуации со сбытом промышленных товаров, что вело к снижению и без того относительно низких цен.

В мае 2009 года все чаще высказывались мнения, что положительный ВВП Китая фальсифицирован. Промышленность Китая теряла внешний сбыт и не обретала внутреннего, несмотря на заявления властей о достигнутых успехах.

Стабилизация повредила экономике

В результате стабилизации экономическая ситуация в России ухудшилась. Вместо «прохождения дна» в национальном хозяйстве отмечалось углубление спада. Действия властей по улучшению финансового положения крупных компаний не оздоровили экономику. Идентичная политика, проводимая в мировом масштабе, также оказалась вредной. Влитые в финансовый сектор денежные ресурсы лишь замаскировали развитие кризиса. Брошенные на поддержание стабилизации средства ушли на биржу и на сырьевые рынки, приведя к росту цен и тем самым ослабив реальную экономику.

Экономические перспективы летом не выглядели обнадеживающими. Сокращение промышленного производства в России могло ускориться. Также вероятно было дальнейшее снижение сырьевого экспорта. Внутренний рынок продолжал сжиматься. Дополнительные затраты правительства на продление финансовой стабилизации не привели к исчерпанию валютных резервов, хотя дефицит бюджета и достиг 10% ВВП. Развития негативных процессов в основании экономики это не остановило. Страна нуждалась в смене антикризисной стратегии, но имела лишь старую политику консервации.

Основной декларируемый принцип государственной политики противодействия кризису состоял в том, чтобы экономить и ждать. Получалось только второе, чему способствовали успехи администрации Обамы в замораживании кризиса ценой долларовой эмиссии и раздачи средств корпорациям. В будущем этот «блестящий» метод борьбы с проблемами в экономике грозил привести к значительной инфляции и подорвать позиции доллара как международной валюты №1. Реальная российская антикризисная практика слабо отличалась от американской. Она состояла в поддержке монополий и надежд на прекращение сокращения мировой торговли. Последние питались прежде всего известиями о международном взаимодействии по борьбе с кризисом.

Надеждам, возложенным на выделяемые странами по решению G20 $5 трлн. как средство преодоления кризиса, не суждено было оправдаться. Окончание стабилизации могло серьезно затянуться. Но пока базисные проблемы, вызвавшие кризис, не были устранены не могло быть и речи о победе над «мировым злом» ни ценой $5 трлн. выделенных бизнесу, ни ценой больших средств. Перспективу кризиса можно было оценить так: он продолжит развиваться сначала скрытно, а затем ускоренно, когда напечатанные деньги будут потрачены и вызовут в результате инфляции дальнейшее ухудшение положения рядовых потребителей.

Россия должна была сама искать выход из кризиса. Необходимо было развивать внутренний рынок и производство, на него ориентированное. Экспортные перспективы являлись плохими, как бы ни обнадеживала стабилизация в финансовой сфере. Однако верхи не могли без мощного нажима снизу даже отступить от своего старого курса. Вместо поддержки потребительского спроса они указывали на макроэкономическую ситуацию, не способствующую «пустым щедротам».

Огромные затраты российских властей на поддержание финансовой стабилизации не остановили общее развитие кризиса в стране даже временно. Продолжавшееся весной и летом 2009 года ослабление потребителей должно было обеспечить дальнейшее падение ВВП. В стране быстро дорожали продовольственные товары. По расчетам Центра аналитических исследований кадрового холдинга «Анкор» реальные доходы россиян в крупных городах упали в первом квартале 2009 года на 40%. Количество безработных составляло более 10% от трудоспособного населения и продолжало увеличиваться вопреки официальной статистике. Снижался также сырьевой экспорт. Вывоз из России газа сократился в первом триместре 2009 года на 53,3%.

Латвия спешит к экономической катастрофе

Небольшая прибалтийская страна торопилась показать остальному миру его будущее в условиях развития кризиса. Единственное на что уповали латвийские власти — это международные кредиты и чудо господне. Вместе с тем они стремились отсечь от государственного бюджета все, что полагали лишним.

Реализация правительством Латвии плана по сокращению государственных расходов не могла привести к улучшению экономической ситуации. Напротив, существенное снижение доходов значительной части граждан грозило еще более ослабить внутренний спрос и привести к дальнейшему углублению спада. Примерно так оценивались ИГСО в середине июня новые антикризисные шаги властей Латвии. Руководство прибалтийской республики своей политикой лишь приближало национальную экономику к полному краху.

Латвийские власти были намерены пустить «под нож» пенсии, пособия и заработную плату трудящихся страны. В этом состояла основная идея антикризисного плана неолибералов. При этом считалось, что налоговую систему необходимо оставить прежней. У властей не имелось готовности к введению прогрессивного налогообложения. Введение прогрессивного налогообложения, начиная с заработной платы в 300 лат, обсуждалось, но вряд ли могло быть реализовано. Правительство также рассматривало вопрос о поднятии НДС с 21 до 23%. Основная задача новых антикризисных мер латвийского государства состояла в повышении финансовой нагрузки на население, еще больше переложив на него проблемы кризиса.

Руководство Латвии заявляло, что сокращение государственных расходов спасет экономику. Решено было уменьшить все пенсии на 10%, но добавки к пенсиям урезаны не были. Размер пенсий для работающих пенсионеров должен был оказаться снижен на 70%. Налогооблагаемый минимум сохранялся для пенсионеров на прежнем уровне в 165 латов.

Совершенно напрасно считалось, что столь мощный удар по внутреннему рынку страны спасал ее экономику. Утверждение главы правительства, будто Латвия первой выйдет из экономического кризиса, являлись и ложью, и глупостью. Подготовленные в июне 2009 года меры, а также планируемое 10% сокращение материнских зарплат (родительское пособие) и семейного пособия могли привести лишь к падению потребления. Создавались условия для ускорения развала производства, возрастания безработицы и повышения уязвимости финансовой системы.

Экономический подъем в Латвии в предкризисные годы основывался главным образом на развитии финансового сектора. Росла сфера услуг, а промышленность и сельское хозяйство страны испытывали немалые трудности. Со стороны ЕС «чудесные успехи» латвийской экономики вызывали немалое одобрение. Беда состояла в том, что национальное хозяйство республики к моменту кризиса оказалось бесхребетным и начало стремительно разваливаться. Развитие реального сектора в постсоветские годы оказалось слабым, многие отрасли деградировали. Внутренний спрос в значительной мере удовлетворялся благодаря ввозу. ВВП страны был обречен на стремительное падение. В 2009 году ему еще предстояло ощутимо упасть.

В число антикризисных мер входило уменьшение необлагаемого минимума доходов физических лиц с 90 до 35 латов. Финансирование системы государственного управления решено было значительно урезать. Предполагалось сократить жалование сотрудникам государственных учреждений на 20%. Сокращение зарплаты было задумано как солидарное. Власти Латвии намерены были распространить его на всех бюджетников. Пострадали учителя, врачи, полицейские и чиновники различных служб, включая даже крупных государственных управленцев. Все эти меры, как виделось властям прибалтийской республики, должны были положительно повлиять на состояние экономики.

В конечном итоге пакет «антикризисных» мер начал реализовываться. МВФ удостоил Латвию своей похвалы. Дорога к кредитам оказалась открыта. Высшие чины полиции обратились к властям с просьбой выделить дополнительные средства для работы по предотвращению протестных выступлений. Население оказалась очень недовольно «победами» своего правительства над кризисом.

Дорогая нефть углубляет кризис

Высокие цены на нефть способствовали дальнейшему углублению экономического кризиса. Дорогие энергоресурсы поднимали издержки промышленного производства, делая товары более дорогостоящими. Рост цен на нефтепродукты осложнял положение потребителей. Они вынуждены были больше экономить как на транспорте и домашних расходах, так и на повседневных покупках. Спрос, таким образом, только снижался.

Повышение цен на нефть в первой половине 2009 года не было вызвано увеличением потребностей мировой экономики. Скачок мировых цен на нефть после их оправданного падения в 2008 году был вызван возобновлением активных спекуляций «черным золотом». Средства для них обеспечили государственные вливания в финансовый сектор, а почву — обещание чиновниками скорого окончания кризиса. Спекуляции на нефтяном рынке полностью совпали с глобальной финансовой стабилизацией и явились ее неотъемлемой частью. При этом, оживление на фондовом и сырьевом рынках происходило на фоне продолжающегося на планете падения производства и потребления.

В конце июня 2009 года мировые цены на нефть превысили $70 за баррель. Лишь в последний день торгов произошло незначительное снижение стоимости углеводородов. За прошедшее полугодие в глобальном хозяйстве не отмечалось серьезных улучшений. Напротив, падение производство местами даже ускорилось. Выросла безработица. Однако нефть подорожала почти вдвое. Этим нагрузка на реальный сектор была повышена, что способствовало углублению кризиса. В 2009 году рядовых потребителей ослабили как антикризисные меры властей (девальвации), так и его последствия: урезание заработной платы и массовые увольнения. Дорогая нефть еще более ухудшала положение людей, подталкивая индустрию к дальнейшему падению. Все это не создавало в глобальном хозяйстве условий для повышения потребления нефтепродуктов.

Кризис в своем естественном развитии вызывал падение мировых цен на нефть. Рост стоимости углеводородов в 2009 году носил временный характер и был неотделим от искусственно достигнутой финансовой стабилизации. Дальнейшее ухудшение состояния реального сектора в ходе лета и осени могло привести к новому обострению положения финансовых институтов. После расходования банками «дешевых денег», полученных от государств, могло возобновиться биржевое падение, а также падение цен на нефть. Стабилизация должна была смениться фазой быстрого развития кризиса. Переход к ней выглядел вероятным еще до истечения 2009 года. Но ускоренный спад мог отложиться.

Бюджет России: угроза громадного дефицита

В 2010 году дефицит российского бюджета, по оценке ЦЭИ ИГСО, грозил достичь 20% ВВП. Согласно ожиданиям правительства бюджетный дефицит 2010 года должен был составить 7,5%, то есть оказаться ниже уровня 2009 года (известного лишь на середину года). Анализ хозяйственной ситуации в стране показывал, что для улучшения финансового состояния государства нет объективных условий. Поступления в казну грозили значительно снизиться, а ВВП продолжить падение. Бюджет страны мог оказаться невыполнимым в запланированных ветчинах.

Согласно проекту бюджета на 2010–2012 годы, доходная часть федерального бюджета в 2010 году должна составить 6 636,2 млрд. рублей (15,7% ВВП). Расходы по планам властей предполагаются равными 9 822,8 млрд. рублей (23,2% ВВП). Расчетный размер дефицита соответствует 7,5% ВВП. Даже в рамках экономической ситуации конца лета 2009 года эта величина не выглядела убедительной. Она была явно заниженной, хотя чиновники неоднократно подтягивали ее в прогнозах. Бюджетный дефицит 2010 года без радикального сокращения расходов не мог оказаться меньше, чем в 2009 году. Хозяйственная ситуация в стране позволяла оценить перспективу исключительно как негативную.

По официальным прогнозам на август дефицит бюджета России в 2009 году должен был составить 3 617 млрд. рублей, что соизмеримо с 9,4% ВВП. Доходы казны оценивались в 6 561,3 млрд. рублей (17,1% ВВП). Предельный объем расходов был определен на 2009 год в 9 771 млрд. рублей (25,4% ВВП).

Власти рассчитывали удержать расходы в 2010 году почти на уровне 2009 года. Они не учитывали, что кризис сохранял развитие. ВВП России еще до конца года обещал значительно сократиться. Процесс грозил продолжиться в 2010 году. Доходы казны должны были сильно упасть. Дефицит мог оказаться громадным. Для государства в 2010 году должна была сложиться чрезвычайно тяжелая финансовая ситуация. Не было исключено, что еще до окончания 2009 года бюджету предстояло быть впервые пересмотренным в сторону сокращения расходов.

По отношению к сократившемуся ВВП бюджетный дефицит в 2010 году мог составить 20% (без учета возможного секвестра). В силу объективных причин доходы казны должны были оказаться значительно меньшими, чем ожидалось. Промышленный спад в стране не мог прекратиться в ближайшие два года. Еще до окончания 2009 года вероятно было его усиление. Ожидаемое окончание мировой финансовой стабилизации должно было привести к снижению цен на углеводороды, металлы и иные виды сырья. Экспорт из России должен был в результате сократиться, как и его рентабельность. Грозило продолжиться разорение малых и средних предприятий.

2010 год обещал стать временем плохих экономических показателей. В таких условиях исполнение бюджета, несмотря на привлечение заемных средств, значительное повышение тарифов и акцизных сборов, могло оказаться крайне затруднительным. Власти не побоялись бы прибегнуть к секвестрованию бюджета. Прежде всего, под ножом могли оказаться социальные статьи. Урезание социальных расходов повлекло бы дальнейшее сокращение потребительского спроса в стране. Не сыграть на усиление кризиса подобные меры не могли. Уже в условиях конца лета 2009 года правительством не планировалось повышение зарплат бюджетников и пособий по безработице.

В 2010 году следовало ожидать новый, более острый банковский кризис. За крахом автомобильной отрасли способны были последовать обрушения иных отраслей экономики. Неплановые расходы могли привести к исчерпанию валютных резервов правительства, несмотря на попытки их сохранить. Но что удалось в 2009 году, не обязательно должно было оказаться реальным в более сложных хозяйственных условиях. Даже при удержании относительно стабильной ситуации в российской экономике на начало 2010 года бюджет государства вряд ли оказался бы выполнимым в плановых величинах.

Протекционизм в России работает плохо

Протекционистская политика российских властей оказалась в 2008–2009 годах недостаточно результативной как антикризисное средство. Причина низкой эффективности заградительных таможенных мер состояла в сочетании их с курсом на сокращение реальных доходов населения, базисных потребителей в экономике.

Россию все чаще называли в 2009 году одним из мировых лидеров по применению протекционистских мер. При этом развитие кризиса в РФ происходило быстрее, чем во многих других странах. Малую полезность защитных таможенных мер объяснял быстро ослабевающий внутренний спрос. Правительство все чаще защищало отечественных производителей от внешних конкурентов, но при этом совершенно не заботилось о поддержании потребителей. Крах автомобильной отрасли создавал в России угрозу новой крупной волны сокращений, вероятны они были и в других хозяйственных секторах, зарплаты бюджетников в 2010 году не планировалось увеличить, а пенсии должны были возрасти незначительно. Потребительская инфляция грозила продолжить пожирать реальные доходы населения. Все это обещало обернуться новым сжатием рынка, несмотря на растущий протекционизм.

Протекционистская политика в России за два года кризиса не стала системной. В большой степени ее определяли лоббистские возможности компаний, а не стремление властей поддержать и расширить внутренний рынок страны. Существовало противоречие между интересами сырьевых экспортеров и работающими на внутренний сбыт предприятиями. В интересах первых государство девальвировало рубль на стыке 2008 и 2009 годов и стремилось сохранить низкий уровень оплаты труда. Вторых старались успокоить протекционистскими уступками, при этом, уничтожая их рынок сбыта. Переход России по мере роста цен на нефть в 2009 году к «политике крепкого рубля» не внушал успокоения. Государство сокращало свою инвестиционную активность (в 2010 году капвложения должны были уменьшиться на $4 млрд.), в то время как для оживления экономики ее требовалось наращивать.

В ЦЭИ ИГСО были убеждены: Россия должна и дальше усиливать протекционизм. Мировой кризис отменял перспективу присоединения страны к ВТО, что могло обернуться только крушением ее экономики. В целях преодоления кризиса приоритетным для государства должно было стать развитие национального производства и расширение внутреннего рынка, а не поддержание экспортно-сырьевых монополий. Требовалось воссоздание разрушенных отраслей и основание при государственном участии новых технологически передовых производств. При этом российский рынок должен был иметь надежную защиту.

В интересах поддержки отечественных производителей правительство России в 2009 году подняло импортные пошлины на целый ряд товаров. Пошлины на телевизоры повышены с 10% до 15%, на отдельные виды металлопроката — с 5% до 15%, нелегированной стали — с 5% до 20%, на трубы из черных металлов — с 5% до 15% и 20%. Для поддержания производителей автомобилей были установлены заградительные пошлины на иностранные автомашины. Размер пошлин на новые или имеющие трехлетний срок эксплуатации автомобили был установлен в размере 30%. Транспортные средства, прослужившие от трех до пяти лет, облагались 35% таможенным сбором. На более старые автомобили пошлина оказывалась еще большей. Власти клялись во временности подобных мер. Иностранные конкуренты оказались практически вытеснены с российского автомобильного рынка. Однако крах отрасли не был остановлен.

Финансы США: перспектива ухудшений

Стабилизация 2009 года стала главной и самой сомнительной победой администрации Обамы. В ЦЭИ ИГСО полагали: США столкнутся в 2010 году с существенным падением государственных доходов. Можно было, как и в России, ожидать продолжения роста бюджетного дефицита. Национальный долг Соединенных Штатов грозил увеличиваться еще более быстрым темпом.

Надежды на окончание экономического кризиса не могли оправдаться, когда ничего не было еще сделано для устранения его причин. Для экономики США новый год кризиса обещал оказаться тяжелее, чем 2008–2009 годы. Доллар ожидало дальнейшее ослабление, способное в условиях ускорения спада в реальном секторе стать более быстрым.

Политики различных стран все чаще поднимали в 2009 году вопрос о замене доллара США иной расчетной единицей. В мире усиливались опасения относительно устойчивости американской валюты. Правительственные расходы в США возрастали все два года кризиса, а налоговые поступления уменьшались. Неблагоприятные тенденции в американском хозяйстве обостряли кризис государственных финансов США. Американская администрация одерживала над кризисом словесные победы; стабилизация являлась ее основным и самым опасным успехом. Ценой беспрецедентного заимствования средств государство смогло стабилизировать финансовое положение корпораций. «Оздоровление экономики» во второй половине 2009 года оставалось не боле чем отсрочкой дальнейшего падения.

В 2009 году Федеральная резервная система США способствовала покрытию кризисных расходов государства за счет эмиссии доллара. Выпуск новых денег значительно возрос даже относительно первого года мирового спада. Благодаря этому правительство США смогло скупать проблемные активы и израсходовать $787 млрд. на стимулирования экономики. Были спасены ипотечные титаны — корпорации Fannie Mae и Freddie Mac. Однако в 2010 году эмиссионный метод главы ФРС Бена Бернанке мог дать сбой. Надвигавшийся год обещал стать для США временем дальнейших ухудшений в реальном секторе. Сохранение видимой стабильности должно было потребовать еще больших вливаний в финансовый сектор. Увеличение правительственных трат при таком сценарии было практически гарантировано. Могла проявиться потребительская инфляция. Было вероятно ожидать биржевого обвала и новых крупных банкротств. Все это было отложено с 2009 года.

С приходом мирового кризиса США стали испытывать возрастающие финансовые трудности. В 2008 году был зафиксирован рекордный размер дефицита федерального бюджета. Он составил $459 млрд. Несмотря на оптимистические обещания вашингтонских политиков, углубление экономического спада привело к увеличению бюджетного дефицита в 2009 фискальном году (с сентября по сентябрь) до $1,4 трлн. Это соответствовало 9,9% ВВП.

Долг правительства США почти достиг осенью 2009 года установленной Конгрессом границы. Его размер составил более $12 трлн. Официальный прогноз дефицита бюджета на начавшийся финансовый год составлял $1,26–1,5 трлн. При сохранении прежней антикризисной политики дефицит США в 2010 мог значительно превысить ожидаемый уровень. Немаловажное значение должно было иметь падение государственных доходов по вине развивающегося кризиса. Внутренний рынок США сокращался, а политика Белого дома не способствовала изменению ситуации. Реальные доходы рядовых американцев снижались, что гарантировало продолжение спада в экономике.

Кризис отошел на стартовые позиции

Общий итог стабилизации 2009 года можно было сформулировать так: антикризисные методы себя не оправдывают. Меры по поддержанию стабилизации подготовляли переход кризиса в более тяжелую фазу. Ситуация в мировой экономике была схожа с наблюдавшейся накануне промышленного спада. Породившие кризис противоречия оставались не устраненными. Доходы рядовых потребителей продолжали снижаться, банки накапливали проблемные долги, а индустрия пребывала в технологическом и сбытовом тупике. «Победа над рецессией» являлась не более чем декларацией.

Окончание лета ознаменовалось ростом экономического оптимизма. Президент США Обама заявил: падение остановлено, возможно, завершение рецессии началось. Российские чиновники объявили о пройденном в мае кризисном дне. Инструментом провозглашенной победы над спадом в России и на Западе стало предоставление банкам почти бесплатных государственных кредитов. Это обеспечило расцвет финансового сектора, но не породило серьезных улучшений в реальной сфере. Сложившаяся ситуация вызывала не только восторги, но и опасения.

Лето и осень 2009 года, несмотря на триумфальные речи государственных политиков, проходили в тревожной обстановке. Безработица в США увеличивалась. В июле она официально достигла 9,7%. В России летом ускорился спад в розничной торговле, проявились проблемы в сельском хозяйстве. Убыточных банков за полгода стало в 3 раза больше.

В конце октября обзор ФРС США констатировал «оживление экономики» признавая, что американцы тратят по-прежнему мало. Последний показатель имел большее значение, чем активизация накачанных государственными деньгами компаний. Банки куда трезвее оценивали обстановку: они неохотно предоставляли кредиты. Российские чиновники радовались снижению числа убыточных компаний. Отмечалось, что лучше всех к кризису приспособились компании в сфере производства и распределения электроэнергии, газа и воды. Учитывая намеченное повышение тарифов, этот сектор должен был «приспособиться» еще лучше. Вся сырьевая сфера демонстрировала сравнительно неплохие показатели.

Виной русского антикризисного «чуда», включая укрепление рубля после зимней девальвации, была мировая стабилизация. Более конкретно за них отвечали американские деятели. Понимая, что успехи держатся главным образом на США, российские власти продолжали скупать американские облигации. По итогам августа 2009 года российские вложения в казначейские облигации США (по данным американского министерства финансов) выросли на $3,6 млрд., достигнув $121,6 млрд. Общие вложения иностранцев в данный вид активов увеличились до $3,44 трлн.

Антикризисные методы правительств получили название кейнсианских, поскольку строились на расходовании государственных денег и эмиссии. В реальности использование денежных средств и печатного станка носило неолиберальный характер. Государственные траты не были направлены на повышение потребления и стимулирующие производство проекты. Считалось, что для преодоления кризиса достаточно поправить финансовое положение корпораций. Перехода от свободного рынка к макроэкономическому регулированию не происходило. Власти стремились управлять ситуацией в основном на уровне монетарной помощи большому бизнесу. Искусственное восстановление платежеспособности корпораций со временем должно было обернуться много большей глубиной кризиса, чем в конце 2009 года. Сохранить свободный рынок путем вливания в его институты государственных денег не могло получиться.

Эксперты и некоторые чиновники все чаще ставили вопрос о необходимости остановить рост денежной массы. Однако существенное сокращение господдержки финансового сектора могло означать прекращение стабилизации, крушение связанных с ней надежд и возобновление быстрого спада. Оборотной стороной продолжения политики субсидирования корпораций уже в 2010 году мог стать беспрецедентный всплеск неконтролируемой инфляции. В перспективе деньги могли начать обесцениваться быстрее, чем государства будут их печатать. Вследствие падения реальных доходов населения кризису еще только предстояло достичь дна: мировая экономика должна была оказаться в глубокой депрессии. Монетарным инструментам торможения кризиса со временем предстояло потерять работоспособность. Финансам государств грозило расстройство. Таким в годы кризиса 1929–1933 годов оказался итог аналогичных с нынешним «кейнсианством» действий президента США Гувера. Его декларации не отличались от заявлений современных политиков. Так в мае 1930 года он объявил: «Кризис уже миновал». Великая депрессия была еще впереди.

В результате монетаристских антикризисных мер кризис по многим пунктам в 2009 году отошел на стартовые позиции. Применяемые инструменты борьбы со спадом не устранили ни одной его причины. На месте покрытых государством «плохих долгов» в банковских портфелях возникали другие, порожденные плохим положением дел в реальном секторе. Ситуация осени 2008 года грозила повториться. Вопрос состоял лишь в сроках начала нового биржевого обвала и возобновления быстрого хозяйственного спада.

К оглавлению...