Кризис глобальной экономики

Василий Колташов Руководитель Центра экономических исследований Института глобализации и социальных движений (ИГСО)

Часть 4. Статьи

Конец биотоплива: от каких источников энергии мир откажется и к чему придет

Последние годы экономическое сообщество активно обсуждало многочисленные проекты биотоплива. Перспектива распространения его казалась безальтернативной в свете поднимающейся в цене нефти. Делались капиталовложения. Строились планы. Казалось, человечество нашло, наконец, выход из энергетического тупика. Будущее потеряло ясность внезапно, когда стоимость нефти решительно пошла вниз.

Энергетический тупик

11 июля нефть достигла максимума. Цена на нее поднялась до $147,27 за баррель. Политики и эксперты уверяли, что это еще не предел. $200 — такой казалась вероятная цена барреля к концу года. Министерство финансов РФ считало, что снижение стоимости нефти возможно не ранее 2011–2012 годов. В августе нефть упала ниже $115, совершенно перечеркнув общепринятую картину энергетического будущего.

На протяжении всего последнего столетия производство нефти возрастало. Ее доля в общем потреблении энергоресурсов составляла в 1900 году 3%. В 1939 году — 17,5%. В 1972 году — 41,5%. В 2000 году — 65%. Вместе со спросом часто поднималась цена. В 2003 году из-за войны в Ираке она подскочила до $30 за баррель. В 2004 году прошла отметку $40. В начале 2008 года нефть стоила уже $100, продолжая расти. Однако не только потребности переживающей подъем мировой экономики обуславливали быстрый рост стоимости нефти, но также эмиссионная политика правительства США. Военные расходы администрации Джорджа Буша все более покрывались печатаньем денег. 2008 год добавил новые факторы: кризисную девальвацию валют и поиск капиталами доходного приложения вследствие биржевой дестабилизации.

Быстрый рост нефтяных цен в 2000-е годы поставил вопрос об альтернативном топливе. Впервые об этом всерьез задумались в кризисную полосу 1969–1982 годов. Тогда решение было найдено за счет дешевой рабочей силы мировой периферии, куда корпорации начали переносить производство из Европы и Северной Америки. Нефть осталась основным энергоресурсом. В 1986 году период высоких цен на нее закончился.

К 2008 году сырьевая периферия сделалась индустриальной. Сотни миллионов крестьян стали рабочими и служащими. Ресурс дешевой рабочей силы подошел к концу. Нефть дорожала, мешая сокращению издержек. Появились опасения, что дальнейший рост глобального хозяйства споткнется об нехватку топлива.

Дорогая нефть породила в научной среде потоки рассуждений об энергетическом кризисе цивилизации. Дальнейший рост потребления ресурсов признавался вредным. Исчерпание запасов нефти оценивалось как катастрофическая угроза для человечества. При этом нефть продолжала рассматриваться в качестве некоего «постоянного топлива». Для него могла быть найдена альтернатива, но замена двигателей внутреннего сгорания выглядела невероятной.

Экстенсивный вариант

Решение задачи с альтернативой оказалось на редкость простым. Заменителем дорогих бензина и дизельного топлива должны были стать вещества, на которых двигатели внутреннего сгорания смогли бы работать без проблем. Прежде всего, такими веществами стали спирты (биобутанол и биоэтанол), получаемые при переработке растительного сырья. Интересно, что в 1950-х года бутанол производился из нефти. Для дизельных двигателей ученые разработали биодизель, топливо на основе жиров животного, растительного и микробного происхождения.

Появление заменителей нефтепродуктов было представлено как долгосрочное решение. В январе 2007 года Буш предложил Конгрессу план «20 за 10». Согласно нему предполагалось сократить за 10 лет потребление бензина на 20%. В результате потребление нефти снизилось бы на 10%. Место бензина должно было занять биотопливо. В декабре 2007 года президент США утвердил закон об Энергетической независимости и безопасности (EISA of 2007). Он предусматривает ежегодно наращивание производства этанола. В 2022 году в стране планируется произвести 36 млн. галлонов этанола. Из них 16 млн. галлонов должны выпускаться из целлюлозы, непищевого сырья. Считается, что возможности США по производству этанола позволяют поднять его долю как топлива до 30%.

Проекты Европы не менее масштабны, чем замыслы американцев. Разработанный в ЕС девятнадцатилетний план предусматривает до 2020 года замену более 20% объема получаемого из нефти моторного топлива альтернативными источниками энергии. В их число входит биотопливо, а также природный газ и водород. В настоящее время доля потребление в ЕС биотоплива для автомобилей составляет менее 0,5%. К 2020 году запланировано ее увеличение до 8%.

Бразилия — мировой рекордсмен. Доля потребляемого биотоплива в этой стране уже составляет 40%. При том, считается возможным удвоить его выпуск до 2015 года. В Аргентине законодательно определено, что обязательная норма содержания биоэтанола в бензине и дизельном топливе в 2010 году должна составлять не менее 5%.

Для производства биотоплива в государствах периферии строятся заводы и создаются огромные плантации. На территории Малайзии и Индонезии выжигаются и вырубаются тропические леса. Расчищенное пространство отдается под пальмовые плантации, занимающие уже десятки млн. гектаров. Пальмовое масло идет на изготовления биодизеля. В Бразилии этанол получают из сахарного тростника. Для этих же целей используется генетически модифицированная кукуруза. Доказано что генетически модифицированные растения быстрее обычных культур истощают почву, поскольку их ботва плохо перерабатывается червями.

2007 год стал успешным для производителей биотоплива. В мире было выпущено 54 млрд. литров различных его видов. Первое место в их списке занял этанол. Было изготовлено 46 млрд. литров этого горючего. 95% производства этанола пришлось на США и Бразилию. Однако в общемировом потреблении жидких топлив биотопливо составило всего 1,5%. Темп «вытеснения» им бензина остался невысоким.

Неожиданное осложнение

Еще в июле многим казалось, что безмерно дорожающая нефть гарантирует производителей биотоплива от экономической неудачи. К вложенным миллиардам добавлялись новые миллиарды. Но даже на пике дорогой нефти производство биотоплива оставалось рентабельным только при наличии государственных дотаций. По данным Европейского совета по биодизелю на апрель 2008 года, правительство США доплачивает трейдерам $110 на каждую тонну экспортируемого биотоплива. Кроме этого в виде других льгот они могут получать еще до $140 на тонну.

Банк Merrill Lynch не сумел застраховаться от ипотечного кризиса в США. Зато его аналитики утверждали: прекращение производства биотоплива приведет к 15% росту цен на нефть и бензин. С такой оценкой соглашались правительства всех стран делавших ставку на биотопливо. Пока считалось, что мировое хозяйство растет и все более испытывает нехватку нефти, производство аналогов нефтяного горючего сохраняло актуальность. Однако реальные тенденции в глобальном хозяйстве шли в разрез с биотопливными расчетами. Период экономического подъема завершался.

В августе нефтяные цены резко пошли вниз. Падение открылось вслед за началом новой всемирной волны биржевых обвалов, отставая от нее почти на три месяца. Такая задержка была обусловлена неясностью для игроков перспектив мировой экономики. Кризис в США уже проник из финансовой сферы в торговлю, начал проявляться в индустрии. Но его продолжали недооценивать, считая исключительно американским явлением. Спад сам развеял иллюзии. К августу его симптомы проявились уже во всем мире. Инфляция всюду сокращала реальные зарплаты. Потребление нефтепродуктов начало уменьшаться.

Падение цен на нефть и снижение котировок акций оказались близки по процентам. Потери фондовых рынков различных стран составили от 20 до 30%. В этом же промежутке находились ценовые потери нефти. Она подешевела почти на 23%. В России снижение на рынке ценных бумаг началось 19 мая. К концу августа индекс ММВБ лишился 27,7%. Индекс РТС потерял 30%. На биржу повлияли не только внешнеэкономические факторы. В стране обозначилось уменьшение темпов роста индустрии. В апреле промышленное производство превышало прошлогоднее того же периода на 9,2%. В июле скатилось до 0,9%. Реальные доходы населения инфляционно сжимались, что отражалось на потребительском рынке. В банковском секторе росло число проблемных должников. Не хватало платежных средств. Стагнировал рынок недвижимости.

Все эти события стали для сторонников биотоплива неожиданным осложнением. Чтобы предотвратить падение стоимости нефти ниже $100 Организация стран-экспортеров нефти (ОПЕК) объявила о намерении сократить добычу в 2009 году. Сделалось очевидным: поражение кризисом индустрии обернется еще большим ценовым падением углеводородов. Бегство капиталов в золото привело к его удорожанию на 60%. Топливный дефицит периода экономического подъема сменялся кризисным сокращением спроса. Прежде необходимый аналог оказывался не сдерживающим цены дополнением, а лишним элементом. Мог ли он рассчитывать на успех в конкуренции с бензином и дизелем?

Нефть и причины мирового кризиса

Дорогая нефть не являлась причиной остановки экономического роста. Все случилось в результате падения потребления в США, ЕС и других «старых индустриальных странах». Начатый еще в 1970-е годы вынос промышленности в «третий мир» привел к сокращению в «первом мире» доходов работников. На протяжении последнего десятилетия спрос в Северной Америке и Европе поддерживался за счет кредитов. Их доступность обеспечивало колоссальное перенакопление капиталов, для прибыльного вложения которых оставалось все меньше места.

В 2007 году кредитный пузырь в США начал лопаться. Разразился «народный дефолт»: миллионы американцев показали неспособность платить по долгам. Банки объявили о многомиллиардных потерях. Фондовые рынки ответили падением. Нефть стала быстро дорожать. На месте ипотечного пузыря образовался новый — спекулятивный и инфляционный пузырь дорожающей нефти. Но когда на потребительском рынке обозначилось падение спроса, начал спускать и он. Под вопросом оказалось как будущее биотоплива, так и перспективы нефти.

Все дальнейшее было бы совершенно непредсказуемо, если бы экономика не имела цикличности.

Крах парового мира

В последние годы XIX века будущее казалось таким же понятным, как и в начале XXI столетия. Считалось, что широко вошедший в употребление паровой двигатель продолжает открывать новые перспективы экономического развития. Замены ему, как сегодня двигателю внутреннего сгорания, не было видно.

Паровые машины обеспечивали работу индустрии, запуская через ременные и колесные передачи линии станков. При помощи пара двигались поезда, морские и речные суда, даже трамваи. К удивлению лошадей и прохожих на улицах крупных городов появлялись паровые автомобили. Некоторые смелые умы предполагали: паровые экипажи вскоре смогут вытеснить гужевой транспорт там, где невозможно железнодорожное сообщение. Уголь был доступен и не стоил дорого. По мнению ученых, в мире его хватило бы еще для нескольких столетий парового развития.

В 1893 году немецкий инженер Рудольф Дизель получил патент на свое изобретение — поршневой двигатель внутреннего сгорания. В качестве топлива для него он предполагал использовать каменноугольную пыль. Однако сделать это на практике не удалось. Топливом для дизельного двигателя стали тяжелые нефтяные фракции. Примерно в тот же период на свет появился карбюраторный двигатель. Топливом к нему служил бензин. Одновременно совершилась революция в области электроэнергетики. Были изобретены генераторы постоянного, а затем и переменного тока. Открылся технический путь к широкому использованию электричества. Но новшества техники, о которых мало кто в начале знал, не сами открыли себе путь к массовому применению. Вера в пар была очень велика. Подорвать ее могла только необходимость.

1899 год принес мировой экономике нестабильность. Вложенные в индустрию стран с дешевой рабочей силой средства не давали запланированной отдачи. Рынки не могли поглотить всей производимой продукции. Перенакопление капиталов обернулось их переинвестированием. Избыток денег сменился дефицитом. Процентная ставка поднялась. Фондовые рынки заколебались. Финансовый кризис ударил по Европе — центру мирового накопления. В августе 1899 года его почувствовали и в России, считавшейся одним из лидеров промышленного роста. Поток дешевых кредитов из-за рубежа прекратился. Банки стали испытывать острую нехватку платежных средств. Пошел вверх процент проблемных должников: падение сбыта лишало компании финансовой устойчивости. Нажим банков ничего не давал. Начался обвал акций на российской бирже.

Ситуации 1899 года и 2008 годов схожи не случайно. В 1899 году завершалась понижательная волна в развитии глобального хозяйства. Ресурс экстенсивного использования новых рынков подошел к концу. Мировой экономике требовался качественный скачок. Чтобы возобновить рост, необходимо было удешевить товары. Сделать их более доступными, одновременно расширив потребление. Обеспечить это могли только новые технологии и источники энергии. С той же проблемой мировое хозяйство столкнулось в 2008 году. Кризис ставил идентичный вопрос и требовал идентичного ответа.

Открывшийся в 2008 году мировой кризис имел те же симптомы и те же причины, что и кризис 1899–1904 годов. Только проявились они на новом витке цикличности. Согласно Николаю Кондратьеву развитие мирового хозяйства проходит через чередующиеся повышательные и понижательные волны. Их продолжительность составляет от 16 до 30 лет. Выпадающие на смену волн кризисы более продолжительны и тяжелы, чем рецессии — кризисы перепроизводства, происходящие каждые 7–10 лет. Понижательные волны характеризуются приоритетом финансовых операций и активным развитием коммуникации. Для повышательных циклов типично: удорожание рабочей силы и быстрое техническое развитие индустрии. Происходит переход от экстенсивного использования мировых ресурсов к их интенсивному освоению. Производство получает приоритет над финансовыми операциями.

В 1899 году завершилась понижательная волна, начавшаяся в 1878 году. 2008 год подводил черту под понижательным периодом, продолжавшимся с 1982 года. По исторической логике и породившим его проблемам, кризис не может оказаться таким же кратковременным как рецессии 1991, 1998–1999 и 2001 годов. Для разрешения всех противоречий он требует несколько лет.

Спад 1899–1904 годов похоронил паровой миф экономического роста. Сделанные в преддверии его открытия оказались более чем востребованы. Мировая экономика перестроилась и возобновила развитие. Паровой двигатель начал сдавать позиции электромашинам и двигателям на нефтяном топливе. Нефтедобыча и электроэнергетика стали интенсивно развиваться. Появился конвейер. Началось массовое производство автомобилей. В США их число к 1919 году достигло 23,1 млн. Уголь не вышел из употребления, но его значение как топлива упало.

Биотопливо, нефть и будущее

Когда Рудольф Дизель проектировал свой двигатель, уголь казался ему наиболее вероятным топливом. Сознание ученого не видело замены. Ее предложил опыт. Оба созданных в конце XIX века мотора (бензиновый и дизельный) работают на нефтяном топливе. Нефть была избрана именно потому, что ее не требовалось изготавливать из кукурузы или пшеницы. Спирт годился как топливо и сто лет назад, но являлся дорогим. Уголь не подходил технически.

Коэффициент полезного действия (КПД) двигателей внутреннего сгорания оказался выше, чем у паровой машины. Они превосходили ее надежностью и удобством. КПД паровой машины редко превышал 8%. Двигатели внутреннего сгорания могли обеспечивать КПД до 40–50%. Преимущества были бесспорны. Внедрение бензиновых и дизельных двигателей позволило наряду с электрификацией сократить промышленные издержки и создать новые отрасли экономики.

На волне удорожания нефти биотопливо рассматривалось как постепенно замещающий бензин и дизель аналог. Запасы нефти могли иссякнуть. Сырьевой ресурс производства биотоплива выглядел безграничным. В расчет не принималось, что для получения одного литра биотоплива (в условиях механизированного хозяйства) требуется более литра бензина, а расход двигателем топлива на основе этанола на 25% превосходил расход бензина. Субсидии и минимум механизации в сочетании с дешевым трудом в странах периферии позволяли надеяться, что по мере угасания нефти биотопливо займет ее место. Все было формально просчитано. Карты спутал глобальный кризис.

В 2008 году не произошло удорожания рабочей силы. Наоборот, инфляция больно ударила по зарплатам. В оплате труда усилилась тенденция общемирового выравнивания. Сознательно изолированные локальные рынки труда начали превращаться в единый мировой рынок рабочей силы. Глобальные рынки товаров и капиталов получали новое дополнение. В результате ускоренного девальвацией валют обесценивания зарплат американцев и европейцев, главные мировые рынки сбыта оказались под ударом. Их планка опустилась, что еще не успело сполна отразиться на промышленности, но уже ударило по биржам. На существующем уровне развития, индустрия не может ответить на сжатие спроса удешевлением производства. Для этого (как и в 1899–1904 годах) необходимы революционные решения в сферах топлива, двигателей и энергетики.

В условиях наступающего кризиса биотопливо не имеет шансов против нефтепродуктов. Оно не конкурентоспособно. Его производство дорого и наносит экологии огромный вред. Как альтернатива нефтяному топливу биотопливо не дает никакого экономического выигрыша. Остается тупиком. Но дизель и бензин также лишены долгосрочной перспективы.

Мировое хозяйство пройдет полосу спада, даже если она окажется продолжительной. Выход из тупика исчерпавшей себя экономической модели будет сопряжен с новой технологической революцией. Производство после кризиса станет тяготеть к наращиванию энергоемкости и использованию высококвалифицированной рабочей силы. Потребуется огромное количество дешевой энергии. Себестоимость товаров упадет, а массовость производства вновь пойдет вверх. Биотопливу не останется места. Дизель и бензин смогут еще некоторое время обеспечивать работу части транспорта. Но отказ от двигателей внутреннего сгорания как неэкономичных отправит эти нефтепродукты на пенсию. Сама нефть останется востребованным промышленным сырьем.

Механизация труда в обновленной глобальной экономике начнет подниматься. Можно ожидать «ренессанс робототехники», наполовину забытой с 1960-х годов. Возникнут новые отрасли и новые сегменты машиностроения. Рабочие руки начнут дорожать, обнаружится ограниченность трудовых ресурсов. Неизвестно, какие источники энергии и двигатели придут на смену современным. Ядерная электроэнергетика, возможно, имеет будущее. Солнечное излучение, вероятно, не станет основным источником энергии. КПД солнечных батарей в наши дни не превышает 40%. Получать с их помощью большое количество электричества нереально. Можно предположить, революционный прорыв в энергетике совершится за счет получения атмосферного электричества. Однако ничего нельзя сказать наверняка. Все покажут события ближайших лет.

Специально для журнала «Профиль»

21.08.08

Откуда идет инфляция

Российская биржа продолжает падать. Несут потери фондовые рынки и других стран. Акции стремительно дешевеют по всему миру. Но то, что тревожит игроков на финансовых рынках, мало беспокоит простых людей, хотя имеет к ним непосредственное отношение.

Не только для большинства россиян, но вообще для большинства жителей мира, биржа представляется чем-то странным, далеким от повседневной реальности. Кажется, она никак не соотносится с тем, что каждый день миллионы людей должны отправляться на работу, за покупками, оплачивать воду и свет в своих домах. Существует ощущение, будто трудящиеся России живут со своими бедами и надеждами в некой далекой от непонятного мира бирж вселенной. Между тем это совершенно не так. Неверно и представление, что если мы не влияем на рынок акций, то и он не оказывает на нашу жизнь никакого воздействия.

Фондовый рынок России падает с 19 мая. Ценные бумаги на нем подешевели уже практически на 35% и это неспроста. Экономику России все более поражает кризис, а распродажа акций игроками — первый сигнал неверия в будущее без убытков. В результате капитализации российских компаний падает. Иностранные капиталы бегут из страны. Их отток за лето биржевого падения составил не менее $30 млрд. Цены на нефть снизились, а отечественная индустрия показала по итогам июля остановку роста. На этом фоне официальные данные 7,9% увеличения ВВП остались малоубедительным позитивом.

Ситуация немногим лучше в других странах. В ЕС падает потребление, в США растет армия безработных. Нефть дешевеет именно потому, что снижается спрос. Промышленные предприятия констатируют затруднения в сбыте. Особенно заметны они в автомобильной отрасли. Китай остановил часть своей индустрии под предлогом Олимпийских игр. Дальнейшее замедление мирового производства плохо скажется на дорогих углеводородах. Нефти угрожает новое — большое падение. Перспективы российской экономики выглядят безрадостно. Понимание происходящего толкает крупных игроков на лавинообразное сбрасывание русских бумаг. Фондовый рынок в России падает быстрее всех бирж на планете. Российские акции уже самые дешевые в мире.

Виновата ли в чем-либо власть?

Правительство России много лет утверждало: рост зарплат ускоряет инфляцию, а низкие зарплаты делают экономику конкурентоспособной. Поэтому оно печатало больше рублей, выкупая за них у корпораций валютную выручку. Деньги попадали в экономику не через простых потребителей и тем самым не стимулировали производство. Они сосредотачивались в руках крупного капитала, активно инвестировавшего их в ценные бумаги. Вкладывать такую массу денег в производство мешал ограниченный спрос.

В 2007 году правительство увеличило рублевую массу в стране на 60%, утопив рынок в пятитысячных купюрах. Для 2008 года готовились ассигнации номиналом в 10000 рублей. Но запуск их в оборот пришлось отложить, инфляция в стране начала выходить из под контроля. Власть испугалась. Масса денег на рынке возрастала быстрее, чем поднималась товарная масса. Растущие из-за большого спроса на рабочую силу зарплаты быстро обесценивались. Люди метались, меняя места работы в погоне за большей зарплатой.

Оптимальным для растущего хозяйства считается годовое увеличение денежной массы на 3%. Допустимый предел составляет 8–10%. Превышающая по проценту прироста создаваемой товарной массы в стране эмиссия ведет к росту цен, приблизительно равная ему удерживает цены на прежнем уровне. Отказ от эмиссии в условиях роста товарной массы поднимает покупательную способность денег, а значит и заработных плат. Наращивая рублевую массу, правительство и сырьевые корпорации действовали сообща. Подрывая рост зарплат в стране, власть и нефтегазовый капитал поднимали свои экспортные прибыли. Внутренний рынок их мало интересовал.

Согласно экономическому закону, сумма цен товаров на рынке всегда равна существующей массе денег с поправкой на скорость их обращения. Быстрее всего в России последних лет дорожали две группы товаров: акции сырьевых монополий и предметы первой необходимости, особенно продовольствие. Даже успехи русской биржи, достигнутые на волне удорожания нефти, не могли избавить экономику от высокой инфляции. Прикрывали ее низкие проценты, декларируемые официальной статистикой. Цены поднимались, правительство придумывало правдоподобные объяснения, население терпело, рассчитывая на улучшения от экономического подъема. Что же изменилось после летнего биржевого обвала?

Колоссальный сегмент российского рынка товаров обесценен. Продолжает обесцениваться. Освободившаяся денежная масса начинает давить на цены других товаров, прежде всего пользующихся устойчивым спросом. Выводя средства из акций, предприниматели стремятся выгодно их инвестировать. Они вкладывают капиталы в покупку ходовых товаров, сахара, муки, других продуктов. Возникающая иллюзия повышения спроса гонит цены вверх. Баланс между суммой цен товаров и массой денег стремится к выравниванию. Однако зарплаты не растут и спрос на потребительском рынке объективно снижается. Людям все труднее становится платить по долгам. В результате банки несут потери, склады заваливаются товарами, что в целом опять вызывает падение на бирже. Снежный ком кризиса возрастает.

Что ожидает нас осенью? Инфляция неминуемо окажется сильней, чем в 2007 году и первом полугодии 2008 года. Мощный удар кризиса придется по промышленности. Это вызовет новые потери фондового рынка. Причиной его может стать не просто падение мировых цен на нефть, а резкое сужение потребительского рынка и снижение производства. Уже теперь многие компании срезают премии сотрудникам и начинают экономить на зарплатах. Инфляция съедает доходы быстрей. Если к этому добавятся массовые увольнения, то внутренний рынок России сожмется еще больше. Возможности должников резко сократятся, а спрос на капиталы возрастет. У банков появится больше проблем и станет меньше денег. Подготовляемый ипотечный кризис может грянуть вскоре. В этом случае переживающий застой строительный рынок обвалится.

Год назад кризис виделся для России отдаленной перспективой. Большинство «экспертов» вообще не считали его возможным. Теперь он реальность. Пугающая и предсказуемая.

Rabkor.ru

08.09.08

Дорогая нефть. Что означает политика России?

Все информационное пространство мира заполнено политическим анализом действий России в последние месяцы. Однако адекватно объяснить причины резкой перемены в курсе российской власти никто так и не смог. Левые, не только отечественные, но и зарубежные, по привычке поставили во главу угла империалистические противоречия (так и не раскрыв толком, в чем они состоят). Правые в лучшем случае свели все к повторению заявлений различных правительств.

Беда в том, что шаги Кремля вполне объяснимы экономически. Но их абсолютно нельзя разгадать исходя из «чистой» политики.

Отвечая на действия России на Кавказе, США и ЕС мечут молнии деклараций. Удар по авторитету Америки и ее воинственного президента нанесен колоссальный. Но самое обидное для Белого дома, что нанесен он в самый неподходящий момент — в момент развития на североамериканском континенте тяжелого хозяйственного кризиса.

Еще в начале года Россия обещала деньгами спасти экономику США и всего мира от экономического спада. Все прошлые годы она вкладывала миллиарды долларов в американские ценные бумаги, изо всех сил поддерживая колосса на глиняных ногах. Почему же летом 2008 года та же Россия, с тем же правительством щедрой души, дала США такую пощечину? Почему в последние дни августа она стала угрожать Европе, обещая оставить ее без нефти и газа?

Разумеется, правы те, кто считает, что Россия почувствовала себя империалистом. Почувствовала и проявила свою силу. Но почему и как это произошло?

В вооруженном столкновении с Грузией Россия могла добиться полной победы. Для этого потребовалось бы не пять, а семь или восемь дней. Армия Саакашвили была разбита. Сил для сопротивления грузинский режим не имел. Его расчеты на поддержку США не принесли успеха. Если бы целью Кремля был контроль над нефтепроводом Баку — Тбилиси — Джейхан, он достиг бы этой цели. Грузинская бюрократия бежала, а народ Грузии не собирался вставать на ее защиту.

Если бы цель России состояла в нефтепроводе, режим Саакашвили можно было объявить антидемократическим, бандитским, основанном на подлоге волеизъявления граждан. Его можно было назвать и террористическим. Даже прячущим неуловимого Усаму Бен Ладана. Его не трудно было бы свергнуть, проведя сразу «честные» выборы и поставив во главе страны свою партию. Над Саакашвили (даже заочно) можно было бы устроить судебный процесс. Преступления и обвинения нашлись бы без труда. Все это прекрасно звучало бы в официальных нотах РФ, вполне вписываясь в принятую США практику насаждения «демократий» путем военного вторжения в суверенные государства. Если бы цель русского режима состояла в нефтепроводе, в том чтобы контролировать больше нефти…

Такой цели не было. Почему? Какие задачи ставил перед собой российский режим? Зачем он в тот же период усиливал конфликт вокруг ТНК-ВР? Для чего Путин морально надавил на горнодобывающую компанию «Мечел», перепугав иностранных инвесторов и российский бизнес? Ответив на эти вопросы, мы поймем причины грузинской войны и всей дипломатической бравады РФ.

Трудно поверить, что осторожные политики (Медведев и Путин), друзья Джорджа Буша в один миг превратились в яростных обличителей США. Более того, нанесли военное поражение американскому сателлиту — Грузии. Что заставило верхушку России порвать с прежней политикой и пойти на обострение отношений с США и ЕС? Что побудило отечественную бюрократию «бессмысленно» воевать с Грузией, толком даже не захватив ничего стоящего? Осетия и Абхазия — смешной приз в большой игре.

Россия изменила свое поведение неспроста. Она не спроста отказалась от практической реализации плана по спасению мировой экономики средствами своего стабилизационного фонда. Просто она сама в конце мая столкнулась с возрастающим воздействием на нее мирового экономического кризиса. Фразам взаимовыручки пришла на смену практика защиты своих собственных интересов. США нужна была дешевая нефть, для смягчения хозяйственных проблем. Для российских корпораций снижение стоимости углеводородов превращалось в основную угрозу.

До того как 19 мая открылась продолжительная полоса биржевого падения, правительство России утверждало: страна становится одним из крупнейших финансовых центров планеты. Будущее радужно. Цены на нефть не упадут раньше 2011–2013 годов, но даже тогда их снижение окажется несущественным. Также подчеркивалось: в стране растет благосостояние народа, а ВВП по итогам 2008 года превысит прошлогодний. Один за другим экономисты вторили Кремлю: открывшийся в январе мировой финансовый кризис пойдет на пользу России, поднимет ее хозяйственное значение в мире. В Кремле царило спокойное благодушие. В июле его уже сменил страх.

Со $147,27 за баррель цена на нефть покатилась в низ. Одновременно выяснилось, что инфляция душит спрос на внутреннем рынке, что продажи на рынке жилья резко падают, а банки прячут растущий процент проблемных должников и не могут найти средства. Индустрия перестала расти. В апреле промышленное производство превышало прошлогоднее того же периода на 9,2%. В июле спустилось до 0,9%. В августе фондовый рынок потерял уже 30%. Нефть стала стоить меньше $115 за баррель.

В Кремле среагировали на ситуацию не мгновенно. Однако они не стали раздавать кредиты, поддерживая дешевыми деньгами финансовые институты и рынок акций. Правительство прекрасно сознавало, что фондовый рынок России может расти только при дорожающей нефти. Но снижающееся потребление углеводородов в мире угрожало резким ценовым обвалом. Для Кремля это означало почти катастрофу. Картина выглядела страшно. Политическую стабильность можно было еще поддерживать, полицейскими мерами сдерживая недовольство населения. Однако финансовые затруднения ведущих монополий, набравших сотни миллиардов долгов, нельзя было разрешить легко. Упади стоимость нефти до $70–80, монополии стали бы терять рентабельность и сваливать проблемы на плечи своего государства.

Цены на углеводородное топливо должны были держаться. Кредитование США ничего бы не изменило в проблемах отечественных корпораций. Стабилизационный фонд решили приберечь и не спасать им опрометчиво мировое хозяйство, что также было невозможно. Но на стоимость нефти началось массированное политическое наступление. Рынок требовалось испугать и пугать до тех пор, пока падение нефтяных цен не прекратится.

ОПЕК намекнула о намерении сократить добычу, если цены опустятся ниже $100 за баррель. Российские корпорации не собирались ничего снижать. Добыча нефти и так незначительно сократилась за 2007 год. К тому же ухудшение жизни народа грозило плохо отразиться на его беззаветной любви к правительству. Ни на какие серьезные экономические уступки населению верхи идти не собирались. В жертву с легкостью приносились не только люди, но также компании, ориентированные преимущественно на внутренний рынок. Все действия военно-дипломатической машины должны были подчиняться исключительно интересам сырьевых корпораций.

Требовалось убить двух зайцев: отвлечь внимание трудящихся от дорожающей жизни и сохранить прибыли для сырьевых монополий. Сделать это возможно было, лишь обострив внешнеполитическую ситуацию. Как империалист Россия вполне могла себе это позволить. Тем более, что страх делал ее осторожные политические верхи дерзкими до отчаянья.

В августе избранная Кремлем стратегия принесла первые плоды. По мере того как дипломатический накал между Россией, США и ЕС нарастал, нефть перестала падать и даже понемногу поползла вверх. Обвал на фондовом рынке остановился. Биржа начала отыгрывать колоссальные потери. Однако развитие негативных процессов в отечественном хозяйстве не прекратилось, только корпорации сократили свои потери.

Мировой кризис не остановился. Вместе с осенью на страну надвигалась новая инфляционная волна. Риски падения нефти не исчезли. Следовательно, Россию ждал новый камнепад патриотической пропаганды, а страны-потребители нефти и газа — ужас перед непредсказуемостью русского медведя.

Rabkor.ru

01.09.08

Деньги в нашу эпоху: экономика меняет деньги, монетарные системы — экономику

Прежде деньги никогда не были тем, чем являются теперь. Вслед за полосой экономической нестабильности 1969–1982 года в мировой монетарной системе произошли качественные изменения. Ушел в прошлое обмен на золото. Исчезли частные банкноты. Возникли «электронные деньги». Как и из-за чего это произошло? Почему возврат к золотому стандарту невозможен теперь, как бы ни призывали к этому консерваторы? Чем деньги являлись прежде? Чем стали сегодня? Куда еще приведет их развитие глобального хозяйства?

Прощай золото

15 августа 1971 года США приостановили международную конвертируемость доллара на золото. Администрации президента Никсона пришлось пойти на этот шаг ввиду обесценивания американской валюты. Война во Вьетнаме требовала слишком много средств. Правительство США получало их за счет эмиссии: долларовая масса в мире многократно превосходила запасы драгоценного металла. Доллар обесценивался. Экономику сотрясал первый из четырех кризисов трудного десятилетия, 1970-х годов.

Рушилась вся послевоенная система фиксированных курсов. Наступала эпоха плавающих курсов валют. Одна за другой страны мира отвязывали свои банкноты от золота. Капиталы метались из валюты в валюту. Деньги девальвировались, а стоимость золота поднималась на невиданную высоту. К концу 1974 года она подскочила до $195 за унцию. В 1977 году поднялась до $200 за унцию. К началу 1980 года золото стоило уже $850 за унцию (более $2000 в ценах 2008 года).

Мир не впервые расставался с золотым обеспечением банкнот. 2 сентября 1931 года Великобритания отказалась от золотого стандарта. Вслед за ней обмен бумажных денег на фиксированное количество драгоценного металла прекратили еще 40 стран.

Великая депрессия принудила США последовать примеру других государств лишь в 1933 году. Но когда всеобщий кризис завершился, в мире начался возврат к золотому стандарту. Ему помешала и одновременно поспособствовала Вторая мировая война. Из всех стран лишь Соединенные Штаты смогли обеспечить конвертируемость своей валюты на золото. К окончанию войны они контролировали более 2/3 всех мировых запасов золота. В дальнейшем американский золотой запас вырос еще более. К 1948 году он составлял уже 3/4 запаса всех рыночных экономик мира.

Время твердого курса

Еще до окончательной победы союзников, первые члены ООН договорились об урегулировании мировой монетарной системы. В июле 1944 года в Бреттон-Вудсе (штат Нью-Гемпшир) было подписано историческое соглашение. Доллар США наряду с золотом стал использоваться в качестве резервной валюты. Номинальная стоимость валют участников Бреттон-Вудского соглашения устанавливалась в долларе или золоте. 1 унция золота приравнивалась к $35 ($1 соответствовал 888,671 мг. золота). США брали на себя обязательство удерживать колебание цен на золото в районе 1%.

Соглашением в Бреттон-Вудсе учреждались Международный валютный фонд (МВФ) и Международный банк реконструкции и развития (МБРР). Наступала эпоха послевоенного экономического подъема. МВФ брал на себя контроль над девальвационной политикой правительств. При необходимости Фонд мог предоставлять государствам краткосрочные и среднесрочные кредиты для покрытия дефицита платежного баланса. МБРР должен был обеспечивать долгосрочное кредитование стран Западной Европы в целях восстановления экономик и возобновления прерванного войной хозяйственного развития.

Основным источником ресурсов Международного банка являлся американский капитал, привлекаемый за счет размещения облигационных займов. США нуждались в богатом европейском рынке. Восстановление хозяйства Европы и возобновление промышленного роста во всех «старых индустриальных странах» открывало новые перспективы для американской экономики.

Слабость европейского хозяйства, при неустойчивости его монетарных систем способствовала обрушению мировой экономики в кризис 1948–1949 годов. Под его давлением США ускорили оказание помощи Западной Европе, несмотря на собственные проблемы, включая инфляцию. Наращивать в Америке потребительское кредитование населения в условиях снизившихся с 1943 года зарплат и слабости мирового рынка было чрезвычайно опасно. Перенакопленные за годы войны капиталы требовалось выгодно инвестировать при минимальных рисках. Вступил в силу План Маршала, широко раскрывший двери Западной Европы для монополий из Соединенных Штатов.

Время 1949–1968 годов оказалось благодатным для опиравшегося на твердые валютные курсы индустриального роста США, Японии и Западной Европы. Промышленное производство росло невиданным темпом. Поднимались зарплаты, модернизированная система образования давала массу специалистов. Поддерживались сбалансированные отношения между производством и потреблением. Главные производители, наемные работники, являлись в экономике и основными потребителями. Кейнсианские идеи регулирования торжествовали. Стимулирование платежеспособного спроса работников влекло за собой повышение национального производства.

Странные, странные доллары

Если бы рост 1950–1960-х годов сопровождался неизменностью обеспеченной золотом долларовой массы, то валюты неизбежно повышали бы свою покупательную способность. Повышали бы ее наравне с золотом. Однако «твердый курс» не был таким уж твердым.

Сохранение стабильного экономического роста в «первом мире» требовало поддержания всей колониальной системы на планете. Между тем, хозяйственное развитие колоний способствовало пробуждению у народов национального самосознания. Грандиозная военная машина США и держав Западной Европы с обреченностью сдерживала процесс распада старых империй, поглощая при этом колоссальные средства. В немалой степени их поставлял печатный станок. Наиболее активно использовали механизм эмиссии Соединенные Штаты.

В 1960-е годы выяснилось: покупательная способность доллара уступает покупательной способности золота, на которое он может быть разменян. Это был не абсурд. Под давлением объективных причин деньги переставали равняться золоту. Функция денег как средства обращения брала верх над их потребительной стоимостью. Единственным обеспечением денег становилась товарная масса.

Прежде, падение покупательной способности денег означало падение покупательной способности золота. Однако в мире денег, стоимость которых равнялась стоимости бумаги и печати, но не соответствовала некоторой массе золота, снижение покупательной способности денег означало повышение веса золота в товарном эквиваленте. Золото становилось обычным товаром, пускай и способствующим сбережению капиталов периоды нестабильности. Произошло это не в результате ошибок монетарной политики. В мировой экономике возросла скорость обращения капитала. Именно поэтому, миновав кризисную полосу 1970-х годов, мир не вернулся к золотому стандарту.

В 1965 году Франция произвела массовый обмен своих долларов на золото. Она вышла из соглашения 7 стран, обязавшихся поддерживать цену на золото. Европейские частные банки стали предъявлять к обмену в ФРС миллиарды долларов. В 1960 году золотой запас США равнялся $17.8 млрд. С 1960 по 1970 год резервы в долларах других стран утроились и достигли $47 млрд. В то же время золотой запас США сократился всего до $11.1 млрд. Недоверие к обеспеченности золотом американской валюты росло.

Осенью 1967 года был девальвирован фунт стерлингов. В марте 1968 года центральные банки ряда европейских держав отказались от безуспешных попыток стабилизировать свободный рынок золота. США прекратили размен банкнот на драгоценный металл центральным банкам, когда ослабление доллара стало очевидным под давлением неудачной войны во Вьетнаме и экономического кризиса 1969–1971 годов.

Механизмы изменчивых денег

Как только стало очевидно, что США пустили в оборот долларов больше, чем имели золота, американской державе пришлось оправдываться. Экономисты принялись утверждать, будто эмиссия не обуславливалась желанием США скрыто перераспределять богатства мира в свою пользу (даже в целях поддержания мировой стабильности). Напротив, указывалось: Соединенные Штаты стремились выпускать доллар в количествах, достаточных для обеспечения возрастающего числа международных сделок. Некоторые аналитики говорили, что не проводи США эмиссионной политики, глобальное хозяйство столкнулось бы с дефицитом платежных средств.

Однако в мировой экономике дефицит платежных средств никогда не был всеобщей проблемой. Снижение массы денег относительно товарной массы ведет лишь к повышению покупательной способности денежной единицы. Не имеет значения, золотые, серебряные или бумажные деньги имеют хождение.

Платежных средств не хватает всегда конкретным хозяйственным институтам или потребительским слоям. Сталкивающиеся с подобной трудностью компании привлекают капиталы за счет выпуска облигаций, эмиссии акций. Банки расплачиваются долговыми обязательствами, как собственными, так и чужими. Еще в ХХ веке наряду с государственными банкнотами, банковскими билетами с установленным номиналом, на рынке циркулировали частные банкноты, выпускавшиеся финансовыми компаниями и банками. В кризисных условиях эти суррогаты денег обесценивались, а часто и сгорали вместе с выпустившими их организациями.

Банкноты разменивались на золотую или серебреную монету по месту их выдачи. Они были удобней металлических денег, лучше подходили для обращения. Употребление банкнот оставалось относительно широким вплоть до мирового кризиса 1929–1933 годов. Но еще до него, по мере того как бумажные деньги теснили золото, банковские суррогаты сдавали свои позиции государственным денежным знакам. Использование частных банкнот полностью прекратилось с отказом от привязки денег к золоту. В 1980 году они уже практически не употреблялись.

Вскоре компьютеры и Интернет позволили беспрецедентно ускорить движение капиталов. С помощью цифровых технологий огромные средства могли почти мгновенно и малозатратно переводиться в любую часть планеты. Потребность в быстром осуществлении платежей привела к появлению электронных денег, финансовых обязательств эмитента в электронной форме. Наступила эра финансовой глобализации. В ходе нее мировая периферия превратилась из сырьевой в индустриальную.

Заря монетаризма

«Все мы теперь кейнсианцы», — заметил однажды президент Соединенных Штатов Ричард Никсон. Но выглядевшие надежными на века методы кейнсианства перестали давать результат еще при этом президенте.

Стимулирование производства за счет поддержания растущего спроса хорошо работало в относительно замкнутых национальных экономиках, при условии стабильного получения дешевого сырья из колоний. Добившись независимости страны хозяйственной периферии, начали создавать собственную индустрию. Связь их с бывшими метрополиями нарушилась или изменилась. Новые государства продолжали поставлять сырье, но часть внутреннего спроса на промышленные товары стали удовлетворять самостоятельно либо за счет товаров из таких же стран, нередко из СССР. Росло также международное разделение труда.

Государственная политика монетарного подержания роста спроса в «старых индустриальных странах» оборачивалась повышением инфляции и бюджетных дефицитов. Норма прибыли в компаниях снижалась, налоговое бремя казалось все тяжелее. Перенакопленные капиталы некуда было инвестировать: рабочая сила в Западной Европе и Северной Америке была дорогой, а потребительский рынок — насыщен. Борьба колоний и экономическая политика новых наций также не благоприятствовали росту экономик «первого мира». Поднимая покупательную способность потребителей, правительства стран центра поддерживали производство не только у себя.

Рост доходов населения не стимулировал повышение национального производства, а наоборот обесценивал национальные валюты. Кризис мировой валютно-финансовой системы 1960-х годов перешел в общеэкономическую дестабилизацию 1970-х годов. Производство падало, росла безработица, деньги стремительно обесценивались. Не удивительно, что кейнсианский методы подверглись жесткой критике. Возглавил ее американский экономист Милтон Фридман, один из основоположников неолиберализма. На смену потерявшему эффективность кейнсианству пришел монетаризм.

Призрак желтого металла

Мир отказался от золотого стандарта, давно ставшего мнимым. Ожидания, что с возобновлением хозяйственного роста золотое обеспечение вернется, не оправдались. Экономика не нуждалась больше в привязке денег к некоему стоимостному гаранту. В прошлом золотые монеты победили серебряные из-за большего удобства в обращении, затем бумажные банкноты убрали золото в банковские сейфы. Необходимость еще большего ускорения обращения денег потребовала после кризисного периода 1969–1982 годов не возвращаться к золотому стандарту. Финансовая глобализация нуждалась в быстрых деньгах.

Правило «деньги обратимые в золото имеют цену золота» заменялось принципом плавающих курсов валют. Только товары оставались мерилом покупательной способности денег. По отношению друг к другу деньги в мировой экономике также были товаром, цена на который определялась соотношением спроса и предложения. Возникшие в 1970-е годы современные валютные рынки оказались детьми глобальных хозяйственных перемен. С их помощью капиталы стали легко и быстро переводиться из одной денежной зоны в другую.

Золото превратилось в обычный товар на рынке, стало сырьем для индустрии, сохранив лишь одну особенность — оно осталось средством спасения капиталов в кризисные периоды. Деньги могли сильно обесцениваться, золото имело собственную стоимость. На дне спада оно могло резко дорожать, дешевея затем вслед за оживлением экономики. Такое сбережение могло дорого стоить. Однако именно золото оставалось наиболее надежным способом сохранения капитала с минимальными потерями в период глубоких кризисов.

В 1986 году нефть существенно подешевела. Вслед за этим начало дешеветь золото. Цена на него упала до $500 за унцию. Капиталы начали выходить из продолжительной резервации. Открылось активное инвестирование средств в экономику «третьего мира», где вместо остановившихся в 1970-е годы европейских, американских и японских заводов строились новые предприятия. Принципы свободной торговли и беспрепятственного движения капиталов надолго брали верх над протекционизмом.

Стратегическая эмиссия

После того как в начале 1980-х годов мировая экономика вновь вошла в полосу роста, монетарная политика правительств качественно изменилась. Перемены в ней были связаны с изменением всей модели глобального хозяйства. Из «первого мира» индустрия переносилась на мировую периферию, в бывшие колонии европейских держав. Несмотря на трудные 1970-е годы, США остались центром мировой экономики. Даже усиление европейского конкурента немного изменило в структуре глобального хозяйства.

«Третий мир» притягивал капиталы своими условиями, прежде всего избытком дешевой рабочей силы. Чтобы сохранить выгодную конъюнктуру, необходима была не просто административная локализация рынков труда, но и финансовая стратегия сдерживания роста зарплат на периферии. Особенно востребованной она оказалась, когда ресурс дешевой рабочей силы стал подходить к концу. Но эффективность методов сдерживания роста зарплат вместе с этим падала.

Еще до введения в оборот евро, МВФ требовал от «развивающихся стран» отказа от решения проблем бюджета за счет денежной эмиссии. Рекомендации Валютного фонда указывали на приоритет антиинфляционной политики. В качестве одной из главных мер по сдерживанию инфляции предлагалось жестко контролировать рост оплаты труда. Социальные расходы предлагалось снижать. Реализация такой стратегии сдерживала увеличение внутренних рынков государств «третьего мира», но обеспечивала более высокие прибыли от продажи производимой продукции на внешнем рынке. Выработанная методика была выгодна как транснациональным корпорациям, так и правительствам растущих экономик. По отношению к внутреннему, внешний рынок получил приоритет.

МВФ строго следил за выполнением своих рекомендаций. Однако, несмотря на все меры по сдерживанию оплаты труда, потребительские цены на периферии росли, средние слои уводили сбережения в иностранные валюты. Политика снижения бюджетных затрат делалась строже, а результаты оставались незначительными. Что это означало? Кажущиеся неудачи стратегии МВФ скрывали и рост прибыли корпораций, и всю внутреннюю механику глобальной финансовой системы, работавшей максимально эффективно до кризиса 1998–1999 годов, а где-то и до рецессии 2001 года.

То, что строго запрещалось делать правительствам «третьего мира», безнаказанно осуществлялось администрацией США и странами ЕС. Не позволяя свободную эмиссионную политику другим государствам, Соединенные Штаты заставляли печатный станок работать не переставая. При этом американская администрация не стремилась к увеличению зарплат в США (снижавшихся с 1969 года). Наоборот она добивалась их сокращения, удешевляя рабочую силу. Деньги попадали в экономику не через рядовых потребителей, а через коммерческие институты. Они стимулировали не внутренний спрос, а экспансию корпораций, в пользу которых эмиссия доллара перераспределяла мировые богатства. Это была выгодная, но опасная игра.

Высокий курс доллара поддерживался за счет активного спроса на него экономиками стран периферии. В «третьем мире» американская валюта замещала собой во многих операциях национальные деньги, перенося на них свою инфляционную нагрузку. Использование доллара было удобно для транснациональных корпораций. В 2000-е к американским деньгам добавилась сильная европейская валюта. Но финансовая политика ЕС была той же, что и политика США. Относительно своего рынка ЕС преследовал те же цели, наращивая денежную массу. Эмиссия в Европе хорошо заметна по широко вошедшим в оборот купюрам в €500. Валюты США и ЕС конкурируют, но мало отличаются друг от друга.

Неолиберальный тупик

Вслед за рецессиями 1998–1999 и 2001 годов в мировом хозяйстве произошел перелом, повлиявший на всю финансовую систему. Вопреки политике, насаждавшейся МВФ, зарплаты специалистов в «третьем мире» начали расти, одновременно в «старых индустриальных странах» они продолжали падать. Масса перенакопленных капиталов позволяла банкам в США и ЕС активно кредитовать население, что поддерживало стабильный спрос. Однако в мире подходил к концу как запас дешевых рабочих рук, так и ресурс доступной по цене нефти. Попытка США за счет захвата Ирака удешевить углеводороды только подтолкнула цены вверх.

В то время как в Европе и Северной Америке росла избыточная масса рабочей силы, в «новых индустриальных странах» наоборот все острее ощущалась нехватка квалифицированных работников. Прежняя финансовая политика потеряла смысл, обернулось кризисом МВФ. Чтобы сдержать рост зарплат на своих рынках, «новые экономики» стали проводись активную эмиссионную политику. США из-за войны, ЕС для выравнивания зарплат в еврозоне по нижнему уровню делали то же самое. Реализация такой финансовой политики вполне укладывалось в неолиберальные каноны. Главным фактором конкурентоспособности национального хозяйства продолжал считаться уровень оплаты труда.

Экономики с низкими затратами компаний на рабочую силу росли быстрее, легче привлекали инвестиции последние 30 лет. Но рост оплаты труда имел объективные причины и монетарные методы не могли ничего сделать с дефицитом дешевых специалистов. Эмиссионное обваливание покупательной способности зарплат обернулось в 2006–2007 годах высокой текучкой кадров, что заметно осложняло деятельность компаний.

По мере того как ограниченный спрос на планете тормозил рост производства, а ресурсы и квалифицированный труд на периферии дорожали, ускорился рост фондовых рынков. Особенно активно притягивали капиталы биржи стран лидеров экономического роста — Китая, России, Бразилии и Индии. К 2008 году возникла иллюзия, что вскоре фондовые рынки «новых экономик» займут главное место в мировой хозяйственной системе. Разрушил эти надежды глобальный хозяйственный кризис.

Новый перелом

2008 год принес мировой экономике дестабилизацию. В январе-марте биржевые индексы пошли вниз. Затем наступила короткая передышка. Ожидания улучшений в хозяйстве США не имели оснований: рядовые американцы не справлялись с долгами, банки отбирали купленные в кредит дома, но оставались на грани банкротства.

Глобальная монетарная система преподнесла сюрприз. Товарная обеспеченность денег снизилась из-за первого ослабления мирового фондового рынка и обесценивания недвижимости в США. Инфляция возросла. Одновременно, переход капиталов в спекуляции нефтью резко подтолкнул цены на нее верх. В итоге объемы продаж товаров в мире начали сокращаться. Летом фондовые рынки планеты падали, почти не переставая, а нефть в сентябре опустилась к $100 за баррель. Золото то дорожало, то дешевело, повторяя динамику нефтяных цен. Возрастала угроза дальнейшего снижения покупательной способности денег.

К сентябрю большинство экономистов, наконец, согласилось с меньшинством: кризис признали очевидной реальностью. Споры вокруг его природы могли продолжаться, но было очевидно, что потребители на западе надорвались. Они не смогли платить по долгам, хотя рассчитывали на свои способности. События на кредитном рынке США, копировала Великобритания, аналогичные обвалы платежеспособности средних слоев грозили ЕС и другим странам. Перенос индустрии в зоны дешевого труда обернулся к 2008 году снижением значения прежде основных рынков сбыта. Финансовая система неолиберальной экономики оказалась в кризисе.

Риски и эволюция денег

Доллар и евро могут расти по отношению к ряду национальных платежных средств, но их покупательная способность снижается. Избавить денежные капиталы от потерь и дальнейших рисков могло бы улучшение состояния мирового рынка. Но даже резкое удешевление нефти не в силах снизить стоимость промышленной и сельскохозяйственной продукции до такого уровня, чтобы вернуть потреблению рост. Сделать это в стоянии лишь переворот в энергетике. Мировое хозяйство стоит на пороге кризиса аналогичного полосе нестабильности 1969–1982 годов. Он, безусловно, должен закончиться крупными преобразованиями в экономике, а с ней и в монетарной сфере. Но кризис такого масштаба всегда несет в себе и разрушительный потенциал.

Покупательное ослабление всех мировых валют толкает капиталы на временный уход в золото. Представление о благотворном для мирового хозяйства снижении нефти не продержится долго, цены на нефть падают как раз в результате кризисного сокращения потребления. Спрос на золото будет расти. Покупка физического золота останется более надежной, чем приобретение банковских бумаг на драгметаллы, которыми те могут и не располагать в декларируемых количествах. В условиях хозяйственного спада торговля бумажным золотом может быть спасительной для продавцов, но опасной для покупателей.

В сравнении с традиционными деньгами, риски, связанные с электронными деньгами абсолютно не новы. Они в точности копируют опасности, связанные с частными банкнотами, циркулировавшими до 1980 годов.

Даже формально имевшие золотое обеспечение электронные денежные системы могут потерять устойчивость. Проследить эмиссию электронных денег платежной системой невозможно. Застраховаться от банкротства электронных платежных систем в условиях кризиса трудно. При таком сценарии электронные банкноты могут повторить судьбу множества сгоревших частных банкнот. Однако, несмотря на текущие риски, в дальнейшем электронные деньги получат большее развитие. Они, видимо, перестанут являться имитаторами денег, сделаются частью единой платежной системы, и будут приниматься как обычные деньги.

Падение спроса на мировом рынке поднимает значение внутренних рынков. Защита их государством означает защиту прибыли собственных компаний. Эта тенденция обещает стать долгоиграющей, в текущем году она уже обнажила кризис ВТО. Перспективы этой организации не выглядят радужно. Протекционизм возвращается на новом витке развития глобального хозяйства. Борьба за рынки сбыта не может не обостряться. Это меняет подход к монетарной системе на планете.

По завершении хозяйственной нестабильности миру потребуется единая расчетная система, не опирающаяся на золотой стандарт, но сохраняющая устойчивость. Она должна будет гарантировать вложенные в нее средства от инфляционных потерь, что будет иметь значение, как для потребителей, так и для коммерческих институтов, ориентированных на модернизированную индустрию. Курс национальных денежных единиц останется по отношению к новой валюте свободным. Правительства, очевидно, станут заложниками национальных рынков и будут вынуждены осторожней прибегать к эмиссии.

Rabkor.ru

11.09.08

К чему приводят мечты

В России последние десять лет мечтали все. Мечтало правительство и деловая элита. Мечтали простые люди. Первым грезилась безоблачная перспектива дорогой нефти и финансовых успехов корпораций, народ надеялся на экономические улучшения.

Экономика России устойчиво росла все последние годы. В 2008 год страна вступила с оптимизмом. Несмотря на инфляцию, миллионы людей верили: дальнейший хозяйственный рост скажется и на их благосостоянии. Правительство обещало, что доходы россиян будут расти и дальше, а страна вскоре станет мировым финансовым центром. Статистика во всем с этим соглашалась. Несмотря на дурные вести о состоянии экономики США и зимние биржевые обвалы оптимизм верхов оставался неизменным. Народ с надеждой смотрел в новый год, стараясь не замечать инфляции.

После страшных для большинства 1990-х годов, жизнь действительно улучшалась. Она улучшалась не только наглядно, проявляясь в новых домах, автомобилях на улицах, обилии не пустующих кафе и ресторанов. Работники и даже пенсионеры начинали чувствовать перемены на себе. После десятилетия невыплаченных зарплат и пенсий, они не только выплачивались, но и росли. Росли, разумеется, прежде всего, зарплаты — повышение пенсий оставляло их ничтожно малыми.

От Москвы к крупным городам, от мегаполисов к поселкам распространялось хозяйственное оживление. Черный пессимизм ельцинской эпохи сменялся наивным ожиданием новых перемен к лучшему. Источником их для многих виделась власть. Миллионы людей, честно отрабатывая свои 40 часов в неделю, а с ними и всевозможные бесплатные переработки, верили: грамотные руководители страны поднимают экономику, улучшают оплату труда, вообще создают климат долгожданного позитива. Там где это выглядело иначе, всегда отыскивалось привычное объяснение. Виноватыми оказывались или бесправные нелегальные мигранты, или другие «враги» России.

Доходы россиян не росли равномерно по регионам. С 2006 года в Москве поднимались зарплаты лишь наиболее востребованных специалистов. В регионах повышение уровня оплаты труда было более ощутимо. Зарплаты росли с очень низкого уровня. Рост их по многим специальностям выглядел в процентах безумным. Покупательная же способность доходов оставалась скромной.

Внутренний рынок страны вырос, но внешний рынок оставался для правительства и корпораций более значим. Поэтому «руководители успехов» не раз жаловались на слишком быстро поднимающиеся зарплаты россиян. Россияне, занятые повседневным трудом и заботами, пропускали это мимо ушей. Мало кто задумывался над тем, что сетования по поводу «слишком больших зарплат» соотечественников не пустой звук. Правительство активно проводило эмиссионную политику. Печатало деньги. Если доллар ежегодно терял 4% покупательной способности, то рубль (особенно в последние два года) обесценивался гораздо быстрей. И все же хотелось верить в то, что завтрашний день будет лучше сегодняшнего, потому, что несмотря ни на что сегодняшний день казался лучше предыдущего.

Мечты дурманили всех. В 2007 году сырьевые корпорации увеличили выручку, в первой половине 2008 года она оказалась еще больше. Нефть достигла невиданных высот. 2007 год вывел Россию в лидеры по притоку иностранных капиталов среди стран BRIC (Бразилия, Россия, Индия и Китай). Радовали успехи банков и фондового рынка. Даже мировая волна биржевых обвалов не омрачила оптимизм верхов. До последнего, до самого начала падения цен на нефть они верили — все будет хорошо. Россияне почувствовали перемены раньше: пугающим оказался рост цен, за которым зарплаты даже не собирались спешить. Но люди не отказались от приятной мечты.

Лето похоронило надежды собственников на бесконечное восхождение к вершинам рентабельности. Обещанное министерством финансов сохранение дорогой нефти на долгие годы, оказалось сказкой, рассказанной на ночь. Сказкой такой волшебной, что даже сам рассказчик не угадал в ней невероятного вымысла. Но пока верхи сбрасывали летом мечты, россияне тоже начинали отходить от дурмана надежд. Реальность явно вступила в противоречие с рассуждениями чиновников об экономических успехах страны.

Как пробудившемуся ото сна младенцу, чтобы тот не закричал, власть предложила народу победы «великой России» на Кавказе и в дипломатии. Младенец общественного сознания широко раскрыл глаза и принялся слушать. Ему говорили о новой мечте — о мечте национального триумфа в политике. Когда он отправлялся после трудового дня в магазин, то старался не думать о цене моркови или мяса. Он говорил себе: это не важно, не важно, что насытит нас завтра, неважно, чем заплатим за жилье и как покроем долг за машину. Он думал: важно иное, важны успехи внешней политики, важно, куда поплыли какие-то корабли и помчались наши десантники.

Бывают мечты о настоящем. Бывают мечты о мнимом. Мечта об экономических улучшениях, о хорошем доме, новых покупках, неограниченности в пище — это мечта о настоящем. Она нереальна в сегодняшних условиях для большинства, не совместима с интересами власти и капитала. Мечта о Великой России, когда на скромный заработок покупается все меньше товаров — это химера, которую верхи предлагают низам, понимая, что реальность раздавит вскоре все иллюзии времен экономического роста. Каким бы тягостным ни являлось расставание — оно неминуемо.

Мировой кризис уже больно ударил инфляцией по доходам россиян. Но вместо поддержки им предложили новую мечту, без лишних слов отправив в архив старую. Теперь не нужно думать о себе, о своей семье, о том, как заработать больше, чем покрывать долг перед банком и какую необходимую покупку сделать. Пришло время великой мечты, мечты о Великой России. Надолго ли хватит этой предложенной с телеэкранов иллюзии для умов?

Экономические надежды, которые под давлением кризиса беззвучно предложено оставить, проистекали из самой жизни людей. Они были выгодны власти, поднимали ее престиж. Все изменилось. Изменился ли закон, согласно которому, надежды, разбитые и подмененные абстрактной химерой пропаганды, оставляют неизгладимый след в сознании, многому учат? Этот закон остается прежним. Уничтоженные надежды пробуждают, отучают бездумно верить, помогают через сомнение тверже принять собственные интересы. Размышляя, люди обязательно откроют: во имя своей мечты нужно не просто трудиться, за нее необходимо бороться.

Rabkor.ru

15.09.08

Кто к кризису готов?

Деловая пресса полнится советами, как сохранить сбережения и лучше подготовиться к кризису. Одни советуют покупать валюту, другие — золото и «удачно» подешевевшие акции. Но, если отбросить экономику и обратиться к политике, можно узнать, кто же лучше всех подготовлен к кризису.

Перелистывая по утрам газеты, тысячи россиян с тревогой просматривают заголовки. Эта тревога не случайна. Она оправдана объективно. И если сравнить ее с трепетом, внушаемым человеческим нервам фильмами ужаса, то перевес будет в пользу реальности, а не искусства. Однако есть люди, которым не стоит слишком беспокоиться о будущем. Они гарантированно защищены от безработицы, а значит и от финансовых отливов в карманах. Им, конечно, как и всем, угрожает инфляция, однако их положение наиболее надежно. Их услуги понадобятся непременно.

Разумеется, речь идет не высшем менеджменте корпораций. Речь о милиции и правоохранительных органах России в целом. Правительство страны все еще недоумевает на публике по поводу «странных неприятностей» в «нашей совершенно здоровой экономике», но внутренне оно уже оценило происходящее. Тревога теперь не оставляет не только читателей утренних газет, но и высших сановников государства. Финансовые резервы правительства выглядят большими, но в сравнении с нарастающим потоком проблем в «совершенно здоровой экономике» они ничтожны.

Верхи готовились к неприятностям, самое худшее, схожим с рецессией 1998–1999 годов. Реальность принесла большой сюрприз. Ни сырьевые корпорации, ни государство к кризису не готовы. Однако неподготовленность экономическая (далеко не только монетарная, денег как раз у власти пока достаточно) не означает неготовности полной, абсолютной. Есть инструмент, который превосходно подготовлен к большим хозяйственным неприятностям. Этот инструмент — полицейские структуры власти.

Как ни парадоксально, никто не готовил армию правопорядка к глобальному кризису. Он вообще не планировался аналитическими отделами государства и ведущих компаний. Все должно было быть хорошо, спокойно. Российской милиции высшие чиновники никогда не делали особой чести. Она не была в фаворе, хотя выполняла почти всю неприятную работу по поддержанию установленного порядка. Главное ее не баловали материально. Зарплаты сотрудников милиции оставались низкими, способствуя коррупции, но закаляя самурайский дух. Именно это и означает — готовность к кризису.

Потрясения в мировом хозяйстве грозят российским властям материальными затруднениями. Налоги уже приходится снижать, чтобы компенсировать кризисные потери компаниям. Рухнувший фондовый рынок требует денежных вливаний. Особенно плохо банкам. Но деньги для крупнейших из них наверняка найдутся еще не раз. О населении можно не беспокоиться. Оно как-нибудь само переживет неприятный период. В гипнотической лояльности масс власть вроде бы может пока не сомневаться. Политические технологии с помощью «всесильного телевиденья» справятся со всем. В этом чиновники убеждены глубоко и давно. Но если что-то вдруг пойдет не так, о народе побеспокоится милиция.

Бросать средства на поддержку трудящихся и пенсионеров кажется верхам чистым безумием. Весь последний период они как раз боролись со слишком быстро растущими доходами россиян. Те же цели преследовал капитал во всем мире. Цель, наконец, достигнута. Достигнуто то, о чем можно было лишь мечтать: инфляция обваливает доходы рабочих. Раньше для этого приходилось печатать деньги. Теперь не нужно ничего.

Неолиберальная мечта сбывается сама по себе. Беда лишь в том, что инфляция — часть кризиса, а он обваливает все. Вместо нелиберального рая для корпораций получается неолиберальный ад для всех. Но даже в таких условиях буржуазная администрация России не собирается отступать от принципов. Полицейское «успокоительное» — вот единственное, на что могут рассчитывать россияне. Другой «помощи» им предоставлять верхи не планируют.

Люди не зря с тревогой по утрам пролистывают газеты. Кризис действительно подготовляет рост безработицы, ухудшение условий труда и ускорение инфляции, так безжалостно пожирающей доходы. В условиях, когда власть беспокоят лишь доходы от нефти и газа, глупо рассчитывать на ее заботу в тяжелое время. Патерналистские чувства народа ожидают тяжелые испытания. И когда эти испытания придут, в защиту от возмущенных людей выступит самый готовый к кризису инструмент власти — полиция.

Получи сотрудники органов правопорядка в годы экономического подъема высокую зарплату, социальную защищенность, доступное и качественное жилье они наверняка испортились бы. Изменился бы их нрав, интересы. Они не стали бы политически менее надежными, но к кризису это бы их не подготовило. Наоборот хозяйственные проблемы затруднили бы для правительства управление избалованной полицией. Останься милиция без привычного человеческого комфорта и лояльность ее начала бы убывать. Положиться на такие кадры в борьбе против «возмутителей общественного порядка» было бы нелегко.

Rabkor.ru

10.10.08

Коровы Кудрина

Не так давно на конференции газеты «Ведомост» Кудрин вспомнил о библейской притче. Министр финансов рассказал собравшимся, что фараон видел дивный сон: семь сытых и семь тощих коров. Он не понял значения. Но мудрый Иосиф разгадал, что это годы Египта, следующие друг за другом. Правительство создало стабилизационный фонд и спасло страну в голодную пору.

В эпоху, предшествовавшую просвещению, библия считалась книгой полезной. Для одних она являлась трактатом по социологии или нравственности. Другие полагались на ее политическое учение. Третьи видели в ней экономическое пособие. Среди средневековых студентов наверняка мог быть и будущих российский министр. Правда, когда другие юноши тщательно конспектировали слова профессора преуспевшего в теологии, будущий финансовый глава спал. И снились ему коровы.

Прошло время. Неолиберализм призвал Кудрина к заботам о финансовом благе России. Все шло хорошо, нефть и металлы дорожали, экспортная выручка корпораций шла вверх. Но Кудрин знал, что всякое хорошее время сменяется худшим. Такова конъюнктура, так устроен мировой рынок. Об этом не раз говорит и библия. К плохому нужно готовиться. Поэтому Кудрин обратился к библейским принципам регулирования хозяйства, которые он впитал со священным молоком монетарного либерализма. Семь сытых коров он повелел загнать в сарай и запереть. За такую бережливость фараон мог только похвалить мудрого министра.

Пришло трудное время. Сперва Кудрин не верил. Сомневался. Говорил: подождите, Россия станет мировым финансовым центром, кризис нам нипочем — мы только выиграем от него. Но конъюнктура не шутила. Рухнули биржи, цены на нефть опустились вдвое и обещали худшее. Банки остались без средств, начались увольнения, паника. Россияне бросили скупать золото и муку. Инфляция била рекорды. Нельзя стало говорить, что все хорошо в экономике. Понял министр, пришли трудные времена. Вспомнил Кудрин про семь коров. Побежал к сараю. Отпер врата и видит: три коровы лежат полумертвые, кожа да кости, а четыре издохли, только копыта остались.

В жизни Россия так же готовилась к кризису. Совершенно забыв о товарной сущности денег, правительство собрало их сколько смогло. Ровно 550 миллиардов долларов. Деньги эти оно сложило в стабилизационный фонд. Вкладывать их в развитие страны считалось безумием. Пророки неолиберализма учили, что государство должно сокращать, а не наращивать расходы. Тем более эта «библейская истина» казалась разумной сырьевым корпорациям России, ориентировавшимся, прежде всего, на внешний сбыт. Поэтому на время кризиса запасали не зерно, как главное в Египте, не сильный внутренний рынок, а только иностранные валюты. Часть их, правда, вложили в «высоконадежные» западные бумаги.

Когда разразился глобальный кризис, выяснилось, что в запасе у страны лишь валюты, евро и доллары. Но вызванная кризисом и монетарной политикой ЕС и США инфляция обесценивала эти резервы Кремля. Кудрин мог сколько угодно ссылаться на коров, но кризис бил по России сильнее, чем по остальному миру. И резервы власти на случай «плохих времен» оставались не чем иным как полуживыми коровами Кудрина. Кормить их было нечем, а можно было лишь резать одну за другой. Так инфляция за первый год кризиса резала валютные резервы России. Но и сами верхи оказались вынуждены добивать коров стабилизационного фонда по одной. Десятками миллиардов деньги текли каждую неделю в сторону терпящих бедствие крупнейших банков и корпораций.

Деньги потребовались бирже, сырьевым монополиям из-за падения спроса, банкам из-за дефицита финансов. На все это одна за другой уйдут коровы Кудрина, неприкосновенные резервы стабфонд. Помогут ли они против кризиса? В стране разворачиваются массовые увольнения, а власть продолжает твердить про слишком большие зарплаты россиян. Внутренний рынок сокращается, разоряя производителей, ориентированных на него, а не на экспорт. Это остается без внимания. Инфляция ускоряется день ото дня, а власть обещает ее сознательно усилить, наращивая денежную массу.

Не останавливаясь, печатный станок выдает новые и новые рубли. В 2007 году рублевая масса возросла на безумные 50–60%, дав толчок безудержному росту цен. В 2008 году было напечатано до 35% новых рублей от имеющейся массы. В 2009 году Кудрин обещает оставить этот показатель прежним. За девальвировавшихся валютных коров стабфонда, за падение спроса на мировом рынке ответят рабочие России. Все проблемы сырьевых корпораций и их банков будут решаться не за счет стабфонда, его ресурсы уже тают. На это пойдут деньги простых россиян, которые «слишком хорошо жили» последние годы и которых к тому же никто не собирается защищать от повальных увольнений. И если в результате кто-то не сможет оплатить банковский долг, то банки и государство найдут способ взять свое. Приобретенные в кредит дома и машины, наверняка, будут изымать.

Кудрин не зря вспоминает библию. Кроме коров в этой книге собрано немало других, полезных идей. Одна из них проста и удобна для правительства, представляющего крупный капитал. «Всякая власть от бога» — отличный пример. Что бы ни делали правители перед лицом всевышнего, он подтвердит их правоту на страницах своей книги.

Кризис будет наступать дальше. Он только еще наносит первые удары по экономике России. В 2009 году картина станет гораздо страшней. Когда коров не останется, верхи съедят самого Кудрина. Но это не изменит их политики, потому что политика всегда отражает интересы классов.

Rabkor.ru

20.10.08

Энергетика и мировой кризис

Нефть почти безраздельно господствует еще в энергетике планеты. Но время ее уходит безвозвратно. Глобальный кризис заканчивает одну экономическую эпоху и открывает другую. Какие перемены он подготовляет? От каких источников энергии мир откажется и к чему придет? Какие технологические новшества помогут побороть кризис?

Максимального уровня цена нефти достигла 11 июля. Баррель «черного золота» стал стоить $147,27. Экспортеры нефти торжествовали. Они не сомневались, что нефть будет дорожать и дальше. Это им обещали политики и эксперты. К концу года нефть должна была дойти до $200 за баррель. Министерство финансов РФ уверяло: углеводороды не подешевеют ранее 2011–2012 годов. В это верили почти все. Казалось, подобному сценарию не существовало альтернативы.

Нефть начала быстро дешеветь летом. К августу она упала ниже $115. В октябре колебалась уже в районе $60 за баррель. Место вчерашнего оптимизма заняла возрастающая тревога. Сырьевые корпорации ожидали новых потерь прибыли. Потребители нефти также не были спокойны. Первоначальное предположение, что снижение стоимости «черного золота» облегчит ситуацию в мировом хозяйстве, не оправдалось. Нефть падала вместе с фондовыми рынками планеты и потребительским спросом. Она не облегчала положения индустрии и рядовых потребителей, а отражала дальнейшее его ухудшение.

Накануне глобального кризиса мир свято верил в нефть. В конце 2007 года казалось, что рост потребления углеводородов на планете будет подниматься дальше. Нефть вошла в хозяйственную жизнь так давно, что никто не помнил о том, какой несокрушимой выглядела в конце 19 столетия вера в силу угля и паровой машины. Все забыли о том, как страшный экономический кризис 1899–1904 годов похоронил паровое будущее. В 20 веке доля нефти в общем потреблении энергоресурсов возрастала. В 1900 году она составляла всего 3%. В 1939 году была уже на уровне 17,5%. В 1972 году равнялась 41,5%. В 2000 году добралось до 65%, поднимаясь дальше. Аналитики уверяли: к 2030 году доля нефти в глобальном потреблении энергоресурсов увеличится до 84%.

Стоимость нефти поднималась вместе с ростом потребления. В 2003 году из-за войны в Ираке она подскочила до $30 за баррель. В 2004 году прошла отметку $40. В начале 2008 года нефть стоила уже $100. Рост цен на «черное золото» беспокоил потребителей. В США и ЕС были разработаны и запущенны дорогостоящие проекты получения биологической замены бензину и дизельному топливу. В производство биотоплива вкладывались миллиарды. Однако выращивание на огромных плантациях растений для изготовления спиртов (биоэтанола и биобутанола) не только наносило вред экологии, но являлось убыточным экономически.

Биотопливные проекты держались на огромных субсидиях и дорогой нефти. Правительства полагали, что они помогают сдерживать рост цен на нефть. Но в общемировом потреблении жидких топлив биотопливо составляло всего 1,5%. Как только углеводороды начали дешеветь, иллюзии, связанные с биотопливом стали рассыпаться. Европа первой отказалась от своих намерений наращивать долю потребляемого биотоплива, «вытесняя» нефть. Казалось, глобальный кризис расставил над «i» все точки рационального понимания. Однако человечество по-прежнему осталось в энергетическом тупике. Запасы нефти были ограничены. Рост потребления углеводородов вел к резкому увеличению цен, что мешало удешевлению товаров.

Со времени кризисной полосы 1969–1982 годов глобальная экономика сильно изменилась. Прежде сырьевая периферия мира (страны «Юга») стала индустриальной. Сотни миллионов крестьян превратились в промышленных рабочих. Выросла армия офисных служащих. Возрос объем мировой торговли. При этом главными рынками сбыта остались США и государства ЕС. На них суммарно приходилось к началу кризиса порядка 65% мирового потребления. Но вынос индустрии из этих стран сокращал доходы работников. В этом состояло главное противоречие кризиса, открывшегося в 2008 году.

К концу второго десятилетия финансовой глобализации проявилось колоссальное перенакопление капитала. Корпорации не могли выгодно инвестировать его в реальный сектор из-за ограниченности мирового спроса. Средства пошли на покупку ценных бумаг и кредитное поддержание потребителей, прежде всего американцев и европейцев. Долговой пузырь первым лопнул в США, где разразился «народный дефолт». Спустя немного времени аналогичные процессы стали проявляться в других странах. Средние слои не справлялись с долгами. Бумаги обесценивались. Фондовые рынки потеряли устойчивость. Возросла инфляция, еще более подрывая спрос. Кризис нанес первые удары по мировой индустрии, подтолкнув повышение безработицы.

Чтобы угнаться за ускользающим потребителем производители должны найти радикальный способ удешевления товаров. Это непростая задача, на решение которой потребуется время. Ресурс сокращения издержек за счет низкой оплаты труда в странах периферии подошел к концу. Единственным выходом в условиях сжатия глобального спроса являются более высокие индустриальные технологии, означающие увеличение энергопотребления в мире. Для выхода на кривую роста глобальной экономике нужно много дешевой энергии. Однако перемены не могут свестись лишь к технологиям. Как минимум должна смениться экономическая модель капитализма, измениться производственные отношения.

Нефть не может служить решением. Надежды корпораций-экспортеров на возобновление роста стоимости углеводородов по завершении хозяйственной дестабилизации лишены оснований. Случись подобное, и мировая экономика вновь ввалится в тяжелый кризис. Без качественных прорывов в энергетике кризис не удастся преодолеть: потребители останутся слишком слабыми, товары не найдут нужного числа покупателей.

В новой энергетической революции, способной дать толчок к преодолению кризиса, нет ничего невозможного. В период 1899–1904 годов человечество уже находило выход из парового «энергетического тупика». Тогда прорыв совершился за счет электроэнергетики, бензиновых и дизельных двигателей. Какую технологическую революции подготовляет настоящее?

Еще не ясно, что за источники энергии и двигатели придут на смену современным. Возможно, ядерная электроэнергетика не лишена перспектив. Низкий КПД (максимум 40%) солнечных батарей и невозможность получать с их помощью много энергии пока не оставляет им шанса. Может быть, решение будет найдено за счет получения атмосферного электричества. Ничего нельзя сказать точно. Ясно одно: кризис обязательно совершит революцию в технологиях промышленности, энергетике и труде. «Чудо» произойдет на наших глазах.

Igso.ru

05.11.08

Кто все это купит?

Россия, наконец, имеет антикризисный план. Более того: правительство признало факт кризиса, объявив о том, что он распространился уже много дальше финансовой сферы. Теперь фондовый рынок оживляется в трепетной надежде на скорое возвращение «добрых времен». Не ясно только одно: куда направится сбыт.

Помогать страждущей деловой элите — священный долг всякой добропорядочной власти. Обвинения в скупости более неуместны: государство щедрой рукой собирается раздавать помощь. Деньги получат банки, сырьевые корпорации, автопроизводители и строительные фирмы. Льготы будут даны авиационным компаниям и транспортным предприятиям. Правительство идет на встречу бизнесу. Уже успевшие сократиться на $120 млрд. валютные запасы страны пойдут в дело вновь.

В Кремле верят, что денег и протекционизма хватит на всех. Проблемы малого бизнеса рассмотрены лишь абстрактно, но это естественно. Небольшие компании еще не доказали на рынке своей устойчивости: пусть действуют сами. О населении просто не принято вспоминать. Может быть, бюджетникам и пенсионерам повысят выплаты на 3%, а может и на 6%. При этом государство постарается (как оно это активно делает с 2004 года), чтобы инфляция съела эти «лишние деньги» бедняков. У России старый приоритет — мировой рынок. Антикризисные меры тут ничего не меняют.

Вслед за снижением цен на нефть и металлы начал дешеветь газ. Европа объявила о снижении объема его закупок. Россия — о сокращении экспорта нефти на 25%. На этом фоне единственная радостная весть для либеральных экономистов: снижение заработной платы. Она сокращается как относительно, под воздействием инфляции, так и абсолютно — по воле работодателей. Деловые аналитики с торжеством констатируют: впервые за несколько лет рынок принадлежит не рабочим, ранее требовавшим «слишком много». Свободных рабочих рук в стране становится больше, а срок поиска работы уже приравнен в среднем к шести месяцам. По некоторым оценкам, на одно рабочее место теперь четыре претендента. Согласно неолиберальной доктрине, условия идеальные.

Однако надежды на дешевый труд как двигатель роста наивны. Священный мировой рынок не только сжимается, но и растворяется во всеобщем возрождении протекционизма. Не только Россия изобретает запреты на ввоз иностранных товаров. Так поступают многие страны. Сбыт становится первостепенной проблемой. Склады китайских предприятий завалены нереализованной продукцией. Производства останавливаются из-за отсутствия продаж. Правительство Китая неубедительно обещает перенаправить реализацию промышленных изделий на внутренний рынок. Для этих целей до 2010 года власти намерены выделить $586 млрд. на поддержание своего рынка. Сбыт стремительно сокращается не только на внешнем, но и на внутреннем рынке.

Россия даже не помышляет о потребителях. Власти верят, что кризис надо попросту переждать. Поэтому они поддержат финансово свой капитал и защитят его от конкурентов. Вопрос о том, куда денется произведенная продукция, правительство пока не интересует. Оно уже провозгласило готовность покупать дома «высокой степени готовности», что, вероятно, означает приобретение недостроенного жилья. Готовые квартиры останутся на рынке ждать несуществующего покупателя. Добавим: на несуществующем рынке.

Рынок жилой недвижимости не одинок. Продажи падают в России по всем направлениям. По итогам лета в магазинах одежды констатировалось 20% снижение сбыта. За два месяца осени проблема лишь усугубилась. Все хуже дела обстоят в сфере услуг. Ее ожидают массовые увольнения (уже разворачивающиеся), а потом и повальные банкротства. Потребитель все больше думает не о дорогих покупках, а о самом необходимом. Но даже на продукты спрос сокращается, делается выборочным с приоритетом более дешевых товаров. Вслед за «благополучными» бельгийцами, россияне больше едет хлеба, капусты и других простых овощей. Планы больших покупок откладываются надолго.

Антикризисный замысел правительства неизбежно сработает. В баки самолетов зальется недостающее горючее, стальной прокат и стройматериалы будут проданы, автомобили и другие товары произведены. Новенькие дома вытянутся, сверкая стеклами. Буксующие отрасли придут в движение. В крупные банки вернутся деньги и деловой напор. Просрочившие выплаты по кредитам должники будут беспощадно нагружаться новыми процентами. Деловая жизнь, наконец, оживет? Нет!

Главное чего не будет доставать «возрожденной рыночной экономике» — это рынка. Без потребителей, без людей, способных покупать товары, их невозможно будет продать. Через несколько месяцев «возрождения» экономика вернется в прежнее положение, при общем ухудшении ситуации. В дело будут пущены новые валютные резервы. Накачанные деньгами отрасли опять заработают, а государство поймет, что кроме него покупать товары становится некому.

Вместо миллионов разоренных, придавленных инфляцией и снижениями зарплаты покупателей в стране останется один — главный покупатель, правительство. Ему придется приобретать кур, дома, машины, древесину и даже газеты со своими собственными рассказами о «победах» над кризисом. Все это власти будут беспощадно сваливать в бездну, но не станут так просто раздавать людям. Цель подобных действий в том, чтобы удержать цены на рынке и одновременно разгрузить компании от избыточных товаров. Чтобы еще более простимулировать бизнес правительство вполне способно резко снизить налоги на него.

«Гениального решения» не хватит надолго. Представление, что население можно заставить покупать товары, наивно. Еще более нелепа мысль о том, что владельцы компаний сами станут приобретать всю производимую продукцию. Государство же не способно надолго стать основным покупателем. Если доходы рядовых потребителей не начнут расти, то, потратив все сбережения и затопив страну эмиссионными рублями, правительство придет к финансовому краху. С этого момента торжество кризиса сделается полным.

Все антикризисные меры государства — это попытка поддержать разрушающийся рынок. В своей логике она неминуемо приведет власти к замене собой нормального спроса. Схема такой «антикризисной» политики выглядит реалистичным абсурдом: правительство даст деньги компаниям, чтобы они произвели товары, которые оно же у них и будет приобретать. Стабилизационного фонда не хватит надолго. Поэтому резонен вопрос о том, где еще власти найдут необходимые средства?

В экономике капитализма действует железное правило: государство может брать деньги или у буржуазии, или у рабочих. Избранная сегодня стратегия борьбы с кризисом направлена на перекладывание проблем на трудящихся, которым бюрократия не собирается помогать. В планах Кремля нет повышения пенсий, резкого увеличения зарплат бюджетникам, создания новых рабочих мест и стимулирования повышения доходов рабочих. Власти не предполагают вводить высоких пособий по безработице, на которые можно было бы прожить. Они, как представители крупных собственников, будут помогать своему классу. В результате те, кто прежде покупал потребительские товары (базисные для экономики) станут много слабее. Взять у них даже с помощью эмиссии будет нечего. Рынок превратится в пустыню.

Вместо того чтобы поддержать рядовых потребителей, правительство продолжает играть на их ослабление. Логика его политики — это логика катастрофы. Длительное время государство не сможет замещать собой спрос, делая вид, что рынок еще жив или надеясь на его спонтанное оживление. Для преодоления кризиса необходим разворот экономической политики. С привычкой брать средства из карманов рабочих буржуазному правительству надолго предстоит проститься, пускай и с чудовищным опозданием. Именно поэтому настоящий кризис означает крах неолиберализма.

Логика новых хозяйственных условий диктует новую модель построения экономики. В ней, чтобы оживить рынок, придется поднимать доходы населения, а не обваливать их. Лишь в таком случае деньги будут возвращаться к производителям, которым станет выгодно внедрять новые технологии. Однако вряд ли материальные блага упадут на трудящихся как манна. За них придется побороться. Кризис еще впереди. Власти от своих намерений так скоро не отступят.

Rabkor.ru

10.11.08

Прописка в эпоху реставрации

Отмена прописки в 1991–1993 годах оказалось формальной и временной. Политика реставрированного капитализма очень скоро привела к ее возвращению. Она потребовалась, чтобы контролировать население в условиях невиданного хозяйственного разрушения. Однако последовавший за кризисом 1998–1999 годов экономический рост повлек за собой если еще и не перемены, то явную в них потребность.

В 1993 году прописка законодательно была заменена регистрацией по месту жительства. Вводилось также понятие регистрации по месту пребывания. Органами регистрации оставались структуры милиции, МВД. При пребывании не по месту проживания более десяти дней требовалось пройти процедуру регистрации в течение трех суток. Милиции полагалось штрафовать всех, кто не мог доказать, что находится на новом месте менее трех суток.

Введение прописки в СССР шло нога в ногу с наступлением сталинской контрреволюции. Она появилась в 1933 году вместе с внутренними паспортами, отмененными прежде Октябрьской революцией. В 1935 году прописка сделалась разрешительной. Лишь после смерти «отца народов» произошло смягчение регистрационного режима в стране: колхозники получили паспорта и смогли законно покидать сельские районы. Постсталинская прописка оставалась разрешительной, проживать без нее в каком-либо населенном пункте запрещалось. Управляя движением капиталов, правительство стремилось управлять также потоками рабочей силы. Но что подходило контрреволюционной бюрократии, вызывало справедливое недовольство рабочих. Однако в России реставрированного капитализма ситуация оказалась еще хуже.

Важным отличием новой системы прописки от советской было прикрепления человека не к местности, а месту проживания — конкретной жилой площади. Права гражданина де-факто привязывались к территории проживания (город, район, поселок). Не имевшие собственной либо семейной недвижимости граждане превращались в почти бесправных лиц и изгоев. Им было трудно найти работу, их отказывались лечить и признавать в государственных органах. Больных в СССР лечили и не по месту прописки. В Ельцинской России человек без прописки, то есть без собственного жилья, презрительно именовался БОМЖ (без определенного места жительства). В 2000-е годы в схожем правовом положении фактически оказалась значительная часть экономически активного населения (прежде всего работающая молодежь), имевшая собственное жилье лишь формально, согласно штампу в паспорте о прописке.

Не ограничиваясь новым законом, Москва и некоторые другие субъекты РФ приняли собственные правила регистрации — еще более жесткие. В 1994 в Москве устанавливался сбор в $4000 (в то время цена 5–6 комнатной квартиры) за регистрацию лица, ранее не проживавшего в столице. Его отмена произошла лишь в 1997 году. По всей стране получение любой регистрации становилось сложным, забюрократизированным делом, требующим массы времени, а часто и немалых денег. Временная и постоянная прописка получила разрешительный характер. Даже при покупке жилья прописаться в нем было непросто. В Москве милиция повсеместно проверяла документы граждан. При отсутствии временной или постоянной регистрации взимался штраф или, чаще, вымогалась взятка.

Как и прежде прописка проставлялась в паспорте. Вместо старых советских внутренних и заграничных паспортов вводились новые внутренние и заграничные паспорта. Графа национальность отменялась. Но пока оставались бюрократические барьеры для миграции граждан, это могло быть лишь условным шагом к представлению о населении страны как единой нации. Заграничный паспорт требовалось получать отдельно по месту прописки. Выездных виз не существовало, но заграничный паспорт являлся, в сущности, такой визой. На получение его часто уходило несколько месяцев. Внутри страны функцию визы выполняла регистрация. Единый рынок труда, как и правовое единство страны для трудящихся существовали лишь условно.

Права граждан распространялись по принципу прописки. Проживавшие не по месту постоянной регистрации лица фактически лишались права на бесплатное медицинское обслуживание (пускай и частичное) по общенациональному медицинскому полису. Они не могли нормальным путем устроить детей в детский сад и школу. Большая часть экономически активного, молодого и средневозрастного населения не могла приобрести и зарегистрировать автотранспорт, получить водительские права, взять в банке кредит. Переселяясь на работу в другой город, граждане России оказывались бесправными чужаками. В Москве им приходилось избегать встреч с правоохранительными органами, представители которых безнаказанно выслеживали приезжих с целью получения взяток.

В таких условиях для большинства граждан РФ единство страны оставалось фикцией. Однако было бы ошибочно считать, что создание новой паспортной и регистрационной системы произошло спонтанно или противоречило экономической ситуации. 1990-е годы были периодом крайнего хозяйственного упадка страны. Шел болезненный распад старой социальной структуры общества. Происходил хищнический раздел собственности: формировался новый правящий класс. Власть, отражавшая его интересы, старалась не создать механизмы административного регулирования миграции населения, а пресечь ее. Как и в период упадка Римской империи требовалось удержать подвластные массы на старых местах, фактически воспрепятствовав ему менять место проживания. Разница с Римом состояла в том, что Россию ожидал не крах от вторжения варваров, а кризис 1998–1999 годов и последующий бурный рост экономики.

Пережив тяжелый перелом 1998–1999 годов, Россия очутилась в новых хозяйственных условиях. Трудовые ресурсы страны оказались востребованными. Начался приток иностранных инвестиций. Новый подъем мировых цен на нефть обеспечил рост прибыли российских монополий. Сложились новые экономические структуры: корпорации, банки. Заработала промышленность. Казавшиеся лишними рабочие руки были востребованы, потребовался даже массовый приток иностранных рабочих. Бюрократическая система регистрации, паспортного контроля и дискриминации граждан по территориальному признаку стала мощным тормозом экономического роста.

В 2003 году была отменена ответственность граждан за пребывание без регистрации. В 2004 году срок регистрации увеличился с 3 дней до 90. С этого времени миллионы людей получили возможность жить без прописки, лишь периодически ездя в другие города и оставляя билеты как доказательство срока своего прибытия. Другим крайне умеренным шагом стало упрощение процедуры выписывания; получение новой регистрации по месту жительства аннулировало старую регистрацию.

Предприятия начали массово принимать на легальную работу иногородних граждан. Однако, проживая не по месту прописки, граждане оставались ограниченными в правах. Действующие нормы противоречили конституции. Но вердикты Конституционного суда оставались без результатов. Масштаб полицейского произвола не стал меньше. Получить постоянную регистрацию, не имея собственного жилья, осталось дорого и крайне сложно.

По мере того как экономический рост требовал все больше рабочих рук, получить их становилось все сложнее. Переезд на новое место, где имелась подходящая работа, означал для миллионов россиян серьезные проблемы с бюрократией и потерю многих прав. В результате, при свободном движении товаров и капиталов, в стране не существовало свободной миграции работников. Это затрудняло компаниям подбор персонала и лишало многих людей лучшего заработка. Реальные инвестиции рисковали повиснуть в воздухе: предприятия не могли работать без нужного персонала. Регистрационно-паспортная система дробила рынок труда, снижая экономические мотивы миграции специалистов.

Почувствовав кадровый голод, правящий класс решился на скромные шаги по смягчению регистрационного режима. Однако пойти на отмену дискриминационных норм прописки российская бюрократия не пожелала.

Рост заработных плат квалифицированных рабочих остановил мировой кризис. В стране быстрым темпом начала возрастать безработица. «Благое чудо» удешевления рабочих рук не принесло капиталу желанного облегчения. Кризис возрождает протекционизм, а тенденция удорожания рабочей силы не будет отменена глобальным кризисом. После его завершения кадровый дефицит продолжит возрастать: тенденция роста заработных плат квалифицированных рабочих не прервется, а лишь усилится. В мире исчерпан ресурс эксплуатации дешевого труда, а техническое перевооружение промышленности обернется удорожанием специалистов. Вместе с тем сбыт товаров все более будет происходить в рамках национальных рынков. Обираемые милицией и бюрократией рабочие не смогут стать потребительской основой роста. Прописку и многие связанные с ней нормы придется отменить — они окажутся несовместимыми с задачами хозяйственного развития.

Дальнейшее экономическое развитие России неотвратимо требует качественных перемен: отказа от внутренних паспортов с заменой их удостоверениями личности, отмены действующих норм регистрации, ликвидации ограничения прав граждан территорией проживания. Неизвестно кто первым принудит власть к отказу от пережитков крепостного рабства в виде прикрепления человека к месту, кризис или движение масс. Однако перемены эти произойдут. Какими они могут стать?

Меняя место проживания вместе с местом работы, человек не должен терять время на бюрократические процедуры. Регистрация должна стать быстрой и уведомительной, без внесения в документы отметок о месте проживания. Пребывание в любой части страны должно стать свободным, без какого бы то ни было разрешения властей. Процедура выдачи загранпаспорта должна быть существенно упрощена, сводясь к выдаче документа по требованию гражданина без всякого бюрократизма и освидетельствования. Различные сборы при уведомлении о перемене места жительства или получении документа также стоит упразднить. Необходимым является распространение действия прав граждан на всю территорию страны, а не только на место прописки.

Прогрессивным является также упрощение процедуры получения российского гражданства для иностранных мигрантов. Сегодня законы практически всех стран лишают их возможности подниматься над неквалифицированным трудом. Однако в новых исторических условиях нехватка грамотных кадров неизбежно принудит капитал пойти иммигрантам на уступки. Политику воспроизводства рабочей силы, стертую неолиберализмом, ждет возрождение. Ее неприятной стороной для капитала станет рост активности и сплоченности рабочих. Эти горькие пилюли вынуждено будет пить и российское государство, со всеми своими двуглавыми орлами и дикими бюрократическими порядками. Лекарство преобразований даст капитализму время в последний раз, но навсегда отнимет у него перспективу.

В результате подобных преобразований в России завершилось бы создание единого рынка труда. Возникло бы единое правовое пространство для граждан. Это облегчило бы жизнь трудящихся, повысив их заинтересованность в экономической миграции. Для национального хозяйства описанные меры дали бы больше рабочих рук, во многом избавив работодателей от затратных поисков необходимых профессионалов. Все это положительно сказалось бы на потребительском рынке и повысило бы инвестиционную активность в стране. Классу наемных работников упразднение полуфеодальных правил прописки позволило бы сделать серьезный шаг в становлении сознания и сплоченности.

Rabkor.Ru

10.11.08

Запах девальвации

Экономический кризис принес в воздух страны необычный запах. Это не запах денег — это запах девальвации. Иностранные валюты должны вырасти, а рубль распрощаться с «твердостью», потерять в покупательной способности. Об этом просит бизнес и на это готово правительство. К чему приведет страну девальвация?

В октябре тревожные слухи о предстоящем падении рубля вызвали панику. Очереди выстроились у обменников валюты. Население крупных городов бросилось приобретать доллары и евро, сбрасывая накопленные рубли. Страсти улеглись быстро: власти вышли с успокоительным заявлением. Крушения рубля не последовало. Доходы и сбережения трудящихся не обесценились в ходе нескольких дней. Однако новый месяц принес перемены. У девальвации появилось сильное лобби.

Деловые элиты обратились к руководству страны с настоятельной просьбой опустить рубль по отношению к иностранным валютам. По мнению руководства крупнейших компаний, ослабление национальной валюты как никогда нужно экономике. Мировые цены на сырье продолжают падение, не обращая внимания на заклинания чиновников и именитых аналитиков. Все обещания экспертов и политиков об остановке цен разбивает реальность. Нефть стоит уже порядка 50 долларов, вместо того чтобы застыть на 100, 90 или 80 долларах за баррель. Дешевеют металлы. Спрос на сырье в мире сокращается.

Единственный открытый неолиберальными экономистами выход: сокращение затрат на рабочую силу. Снизить расходы компаний на машины, сырье и здания цехов просто понизив покупательную способность рубля невозможно. Однако снижение реальной заработной платы удешевит российское производство. Для этого и нужна девальвация. Сокращение себестоимости нефти, газа и иных экспортных товаров повысит их конкурентоспособность — уверены руководители корпораций. Все что должно произвести правительство, это минуя карманы населения, выбросить на рынок массу новых рублей. Инфляция сделает свое дело. Рубль опустится. Покупательная способность зарплат упадет. Издержки кризиса будут переложены на плечи трудящихся.

Не удивительно, что «гениальный план» беспокоит население. За годы экономического роста материальное положение большинства граждан улучшилось, но отнюдь не стало несокрушимым. В руках правительства по-прежнему волшебный инструмент эмиссии. Обвалить доходы граждан ничего не стоит. Спрос на рабочую силу в стране падает, а не растет, как это было с 1999 по 2008 год. Снижение покупательной способности зарплат никакой их рост на рынке труда не компенсирует. На рынке труда нет никакого роста, кроме роста предложения рабочих рук на фоне снижающегося спроса на них. Не удивительно, что люди вновь и вновь спешат поменять рубли на другие валюты.

Ошибка думать, будто доллар или евро твердо стоят на ногах. Покупательная способность этих валют сокращается, как сокращается она и у российской денежной единицы.

Начиная с 2004 года, власти России непрерывно играли на усиление инфляции. Ежегодно рублевая масса в стране возрастала на 35–60%. Мишенью подобных действий являлись «слишком большие» заработки россиян. Действия властей ЕС и администрации США были аналогичными. Также поступали правительства большинства стран глобальной периферии, слишком обеспокоенные ростом зарплат квалифицированных кадров. Никто даже не задумывался над тем, что совокупные доходы трудящихся и создают мировой рынок. Желание получать максимум прибыли гипнотизировало, создавало иллюзию ясности.

Кризис стремительно увеличивает девальвационные соблазны. Государственные сановники отрицают вероятность скорого падения рубля, используя осторожные формулировки. По их словам, власти не планируют «резкой одномоментной» девальвации национальной валюты. При этом чиновники, а за ними и эксперты признают «неизбежность девальвации рубля». Все чаще звучат фразы о том, что правительство не может дальше поддерживать высокий курс рубля по отношению к иностранным валютам. Вполне очевидно: государство рассчитывает медленно обвалить национальную валюту. Вместе с рублем падение грозит и реальным доходам населения.

Россия не единственная страна, в которой теперь много говорят о девальвации. Прибалтийские государства признаются в готовности девальвировать национальные деньги, отказавшись от скорого перехода на евро. Власти Беларуси также надеются на помощь девальвации. В США многие экономисты не видят другого пути «спасения экономики и государственной казны», кроме как девальвация. Справедливо считается, что девальвация доллара самый удобный способ обесценивания американских долгов и обрушения зарплат.

В ЕС, куда направлена большая часть российского экспорта, пока нет ясности по вопросу девальвации. Евро печатается национальными банками стран Союза. При нехватке у них платежных средств, нескоординированная эмиссия вполне может обрушить европейскую валюту. Тот же сценарий возможен при взаимном согласии входящих в ЕС государств. Но даже без сознательных усилий по девальвации мировых валют, их покупательная способность падает. Инфляция наступает по всем национальным фронтам. Надежды россиян на спасение сбережений в долларах или евро оправдаться не смогут. В лучшем случае в текущей ситуации перевод накоплений в иностранные валюты уменьшает потери. Поможет ли девальвация экономике страны? Спасет ли она ведущие компании?

Падение рубля снизит расходы сырьевых экспортеров. Однако выигрыши корпораций не смогут угнаться за охватывающим все звенья мировой экономики спадом. Нефть продолжит дешеветь, отражая сокращение промышленного и бытового потребления. В 2009 году она перешагнет 35 долларовый для России порог себестоимости. Судьба других товаров, предназначенных на экспорт, окажется схожей. Скромная экономия от удешевления труда принесет крупному капиталу лишь иллюзию облегчения. Вместе с тем обрушение доходов населения повлечет ускорение спада в российской экономике.

Потери людей в доходах повлияют на потребление. Даже при нынешних условиях крупнейшие торговые сети нуждаются в государственных вливаниях. Падение спроса на внутреннем рынке нанесет сокрушительный удар по торговле и отечественному производству, не ориентированному на экспорт. Миллионы трудящихся лишатся заработка и столкнутся с новым урезанием зарплат. Множество людей не сможет платить по долгам. Банки начнут изымать квартиры и автомобили. Сбыть их окажется некому. Бедствия кризиса во всей мощи обрушатся на население. Спад поразит все сектора национального хозяйства.

В условиях настоящего кризиса, девальвация означает катастрофу. Помимо тяжелых последствий для предприятий, обесценивание рубля станет личным финансовым крушением для миллионов россиян. Факт этот известен заранее. Однако большой сырьевой бизнес видит перед собой только внешний рынок. Государство на его стороне. Власти не намерены помогать потребителям, стимулировать занятость, естественным образом поддерживая экономику страны. Сырьевые монополии не остановятся перед обрушением внутреннего рынка. Если ничего не случится, девальвация рубля — впереди.

Rabkor.ru

17.11.08

G20: бесполезная надежда

Кризис может быть спокоен. G20 завершена. Руководители стран-участниц встречи отделались от экономических проблем декларациями.

Нефть продолжает дешеветь и это явный признак безрезультатности встреч «Большой 20-ки». Все кто рассчитывали услышать адекватный глобальному кризису ответ «мировых лидеров», оказались слишком наивны. Но еще больше наивности проявили участники вашингтонских совещаний. Оставив без весомого ответа общие вопросы, руководители ведущих стран вскоре ощутят последствия борьбы с кризисом при помощи деклараций.

Заключения G20 не утешительны для мирового хозяйства. Главы государств над могилой неолиберальной экономики поклялись следовать курсом свободного рынка. Они отвергли протекционизм, которому стихийно все более следуют, оттесняя иностранных конкурентов со своих рынков. Продекларирована необходимость реформировать МВФ, сделать строже контроль над кредитными институтами и движением капиталов. Снижение налогов для компаний признано по-прежнему действенным антикризисным методом, хотя это никак не подтверждается практикой.

G20 не выработала никаких конкретных мер, опасных для кризиса. Раздавшиеся из-за кулис прогнозы падения нефти до 30 долларов за баррель — тому свидетельство. Любые экспертные ожидания улучшений в экономике обернулись бы предположением о скором росте углеводородов. Падение стоимости «черного золота» — отражение снижающейся потребности в нем глобального хозяйства. 70 000 обанкротившихся за последние месяцы китайских компаний больше не нужен бензин. Повсеместно останавливающиеся предприятия не нуждаются в прежнем количестве нефтяных продуктов. В 2009 году тенденция кризиса принесет нефти новые падения.

Цель «мировых лидеров» вполне понятна. Они нуждались в декларации единства, которого нет, и больше не может быть. Всем предстоит защищать свои корпорации отдельно от чужих монополий. Кризис обостряет конкуренцию, одновременно поднимая ценность рынков сбыта. Если отдать собственный слабеющий рынок соперникам, то где и как сбывать собственную продукцию? Этот вопрос еще не осознан в государственных верхах, действующих спонтанно, и потому декларации G20 звучат в старом неолиберальном духе. Свободному рынку предстоит раствориться в крепнущем протекционизме. Странам предстоит бороться с кризисом, защищаясь друг от друга.

Интересы разнятся уже теперь. ОПЕК и Россия желают удорожания нефти. Сырьевые производители хотят возврата высоких цен. Индустрия Китая нуждается в дешевом сырье, но даже при этом товары некуда больше продавать. Потребители в США и ЕС становятся все слабее. Снижая собственные издержки, европейские и американские компании срезают зарплаты и увольняют сотрудников. В США 6,5% трудоспособных граждан лишены работы. Реальное число безработных, включая иммигрантов, значительно выше. К окончанию 2009 года можно смело ожидать увеличения числа безработных до 15%.

Сбыт делается труднее по всем позициям товаров. Не только в России, но и большинстве других стран торговые сети (даже продуктовые супермаркеты) сталкиваются с проблемами реализации товаров. В результате возникает затаривание, снижаются заказы, начинает хронически недоставать платежных средств. Власти России уже оказывают ритейлерам финансовую помощь. Между тем, положение торговых сетей значительно лучше положения небольших торговых предприятий.

Вопрос сокращающегося сбыта — один из главнейших для мировой экономики. Правительства Китая и Японии планируют поддержать потребителей разовыми субсидиями. Власти США уже предприняли летом подобные шаги, выплатив без всякого существенного результата гражданам почти 170 млрд. долларов. Вместо того чтобы израсходовать полученные деньги на распродажах, американцы предпочли заплатить по долгам и сделать запасы. Вполне очевидно: потребители нуждаются не в разовой поддержке, а в стабильно растущих доходах. Пойти на стимулирующие потребление меры — означает порвать со всей прежней экономической политикой. Поэтому все это G20 не сочла нужным обсуждать всерьез. Но и совещание «финансовых гуру», которое обещали собрать главы государств, вряд ли станет заниматься подобными вопросами.

Интереснее всего, что G20 не определила пути выхода из кризиса даже теоретически. Все оглашенные антикризисные планы носят незавершенный характер, так словно мировая экономика испытывает лишь некоторое недомогание, которое пройдет само при одной имитации лечения. Между тем спад в мировой индустрии нарастает. Его масштаб скрывается властями не только в России. Публикуемые данные о состоянии промышленности и других сфер экономики призваны, прежде всего, внести в общество успокоение, а не прояснить ситуацию. Не веря в психологические и монетаристские методы борьбы с кризисом, вкладчики бегут из банков. Потребление падает, а МВФ продолжает раздавать государствам советы не повышать зарплаты в бюджетных сферах.

«Мировые лидеры» улыбались перед телекамерами и жали друг другу руки. Предложенные G20 «наброски антикризисного плана» наряду с явным призывом ждать, вместо того, чтобы действовать, показали бесполезность надежд на мудрость вождей капитализма и скорый конец кризиса. Рассуждения первых лиц о «запуске роста» в условиях необходимости остановить спад прозвучали неубедительной уверткой. Нереалистично выглядит и обязательство стран-участниц встречи не устанавливать новых таможенных барьеров 12 месяцев.

Особо декларативно прозвучало «общее желание» поддерживать потребление, что в принципе возможно лишь при смене экономической политики. Поддержка потребления в виде разовых денежных выплат населениею ничего не меняет, поскольку кризис несводим к товарному перепроизводству. С распродажей продукции система не заработает вновь, а вернется в прежнее состояние распада.

«Большая 20-ка» попыталась психологическими мерами законсервировать текущую ситуацию. Наивно не только это. Борьба с проблемами в мировом хозяйстве остается выжидательной, направленной на смягчение для корпораций ударов кризиса при ожидании его «естественного завершения». Однако системность кризиса требует раскрытия его причин и избрания стратегии действительного перестроения мирового хозяйства. Ничего подобного в заключениях G20 нет. Ставки опять будут сделаны на сомнительные полумеры.

Кризису вновь дан зеленый свет. Он непременно воспользуется им, пока правительства монетаристов будут раздавать субсидии и снижать налоги. Пройдет несколько месяцев и благодушие властей будет стерто обнажившимися проблемами. Министрам и президентам еще предстоит вспомнить свой беспредметный оптимизм осени 2008 года.

Rabkor.ru

18.11.08

Экономика как политика

Проведенная властью в последние годы зачистка политического информационного поля оказалась бессмысленной. Экономическая пресса в России стремительно превращается в политическую. Виноват в этом экономический кризис, приносящий только дурные для сырьевой России вести.

Цены на нефть, как и сырье в целом, вели себя хорошо слишком долго. Российские корпорации и дальше надеялись на их благосклонность. Как всегда бывает накануне больших кризисов, деловой мир и власти уверовали в то, что кризисов больше нет. Расчеты сырьевых монополий строились на «профессионально просчитанном» будущем: нефти пророчили 200 долларов за баррель всего только к концу 2008 года. Реальность сурово сбросила экспортную экономику России с розовых небес.

Политические расчеты правительства накануне нефтяных разочарований были просты. Страна продолжала ориентироваться на сырьевой экспорт, выстраивая в этом деле исключительно нужные институты и отношения. Все остальное объявлялось малоценным, в лучшем случае — декоративным, чуждым «экономике процветания». Особенно малополезными считались фундаментальные науки, многостороннее образование, технологические перемены в экономике и, конечно, политическая мысль. Для страны культурно превосходящей свое положение в мировом хозяйстве политика крайне опасна. Она подрывает спокойствие сырьевого сна. Под влиянием рассуждением слишком далеко заглядывающих вперед лиц общество может открыть глаза и понять свое истинное положение.

Правительство благоразумно устранило политическую прессу из социальной жизни. Нефть дорожала. Экспорт возрастал. Возмущение немногих политически активных лиц легко было подавить практически незаметно. После сокрушительных 1990-х годов люди кое-как налаживали свою жизнь. Наверху решили: политическая пресса тут ни к чему. Ее исчезновение, вместе с навеянной разделом богатств политической жизнью мало кого в народе огорчило. Повседневные заботы не оставляли массам времени обращать внимание на происходящие перемены. Это были не их перемены. Отмена выборов губернаторов ничего не давала народу, но ничего и не отнимала у него.

Когда власти убрали камень политической прессы со светлой дороги нефтегазового будущего корпоративной России, политические новости вернулись сами собой. Их принес непрерывный ветер экономической информации. Экономика неожиданно вновь стала острейшей частью политики. Произошло это не само собой. Положение изменил мировой кризис.

Деловой мир не может жить без экономической прессы. Она объективно необходима как источник информации, так и анализа. Благодаря ней менеджмент всех звеньев получает обширные сведения, может сопоставлять их и оценивать хозяйственные перспективы. Даже сырьевому хозяйству, ориентирующемуся почти исключительно на экспорт, экономическая пресса необходима, как необходима компаниям всех сфер самая широкая экономическая информация. При всем желании навести полнейший порядок в умах россиян, устранить экономическую прессу власть не могла. Более того, она без всяких опасений говорила с этой прессой, предоставляла ей информацию. В почти целиком очищенной от политических новостей России экономическая пресса росла и процветала все последние годы. Политические обозреватели оставались без работы, как ненужный элемент системы. Заработки в деловой журналистике возрастали.

Экономическая пресса всегда была корректна к персоналиям власти. Она обходила острые темы государственного переустройства, оценивая их нейтральным «экономическим» языком. Деловые издания не делали резких выпадов. Они могли лишь благожелательно дать совет. Нацеленность экономических изданий была совсем не политической. Кто бы мог подумать, что именно здесь таился троянский конь крамолы?

Совершенно неосознанно экономические издания всего за несколько месяцев превратились в самых суровых обличителей власти. Не в одной статье деловые газеты и журналы, или рубрики хозяйственных обзоров в обычных подконтрольных чиновникам СМИ не бросили фразы о «кровавом режиме» или «задушенной демократии». Они продолжали делать то, что делали прежде: давать сухую, большей частью объективную экономическую информацию. Беда в том, что из нейтральной или благоприятной для политических верхов страны эта информация превратилась в совершенно неподходящую.

Разразился глобальный кризис. Сводки роста продаж превратились в сводки увольнений, сокращений производства, рыночных обвалов. Падала биржа, нефть, сталь, цемент. Падал авторитет властей экономического роста, слишком много и слишком безграмотно обещавших. Падал он самым сокрушительным и неприкрытым образом. Падал в цифрах. Если речь заходила об анализе, то числовые орнаменты и змейки графиков превращались в тенденции, просчитанные пусть недалеко, но сурово. Черных красок перспективе добавляла беспомощность высших сановников, то не замечавших кризиса, то говоривших что его уже давно нет. Чем глубже погружалась страна в кризис, тем глупее и бесполезней делались оптимистические прогнозы и обещания. Все что не объявлялось в 2008 году бюрократией с громовым авторитетом в голосе, разбивалось событиями в пыль почти мгновенно. Экономика рушилась вопреки магическим заклинаниям «всевластных» чиновников.

Ближайшие «виновники» нашлись неубедительно быстро. Ими оказались отнюдь не авторитетные управленцы Кремля, а авторы, «истерично нагнетавшие» страхи в «здоровой экономической ситуации России».

На аналитиков стали клеить ярлыки «паникеров» и «провокаторов». Недалекие обыватели радостно подвизгивали в тон подобным «разоблачениям», не желая задумываться о собственном завтрашнем дне. Начало казаться, что если негативный поток информации остановить, то фондовый рынок вновь пойдет вверх, а нефть опять подпрыгнет до 147 долларов за баррель. Осенью «нехорошие хозяйственные новости» были почти устранены с официальных телевизионных каналов. О кризисе говорили, но это был далекий, чужой кризис. Он существовал только на затерянном в океане острове Исландия, которому щедрая Россия протянула финансовую руку помощи или в США, где просто лопались банки. Заклинания и замалчивания не действовали: все рушилось на глазах в самой «благополучной России». Быстрее всего рушились иллюзии общества.

Чиновники поняли, что если кризис нельзя победить, то его можно замолчать. Но замолчать не узко (в рамках ТВ), а широко: прочесав всю прессу, прежде всего экономическую. В дело по всей стране пошли прокурорские проверки.

Первой нашумевшей жертвой экономической опричнины стала газета «Ведомости». В анализе одной из статей издания нашлись «признаки экстремизма». Состояли они в прогнозе сделанном автором материала. Он предположил, что если в небольшом городке уволят половину рабочих основного предприятия, то социальных неурядиц не избежать. Зоркие прокуроры немедленно почуяли в таком предвидении политическую крамолу. Газета шумно возражала. Прокуроры от своих оценок не отказались. В поисках дурных новостей они уже пролистывали одно издание за другим.

Наивность чиновников может поразить всякого, кто не поверил в последние годы, будто Россия действительно вышла на путь неуклонного роста экономики. На деле примитивность борьбы с дурными новостями посредством прокурорской цензуры проистекает из примитивности ожиданий минувших лет. Беда российской бюрократии состоит в том, что она сама верила в то, что объявляла национальной экономической доктриной. Реальность вынесла сырьевой экономике приговор тяжелого кризиса. Будущее страны не будет таким, как виделось верхам прежде. Для миллионов россиян экономика вновь делается неотделимой от собственной жизни основой политики.

Надежда победить дурные вести ножницами прокуратуры примитивна. Даже если экономическую прессу удастся лишить свободы оценок, новости о кризисе не перестанут существовать. Они у населения не просто под носом. Они — в самой его жизни. И это важнейший фактор общественных перемен, устранить который нельзя.

Rabkor.ru

21.11.08

Греция встречает кризис

Мировой кризис мало пока затронул Грецию. Такой, по крайней мере, видится картина со стороны человека слабо интересующегося новостями фондовой биржи Афин. Между тем, в действительности все обстоит не так просто. Факты, остающиеся малозаметными для населения, давно беспокоят специалистов. Месяц за месяцем кризис развивается в стране, как и во всем мире. Его движение порождает массу текущих сложностей и вопросов о том, куда разрушительный поток повернет дальше.

Экономические успехи Греции минувших лет можно назвать почти выдающимися. Среднегодовой рост ВВП страны с 1996 по 2007 год составлял 3,9%. Последние четыре года национальное хозяйство Греции росло вдвое быстрее экономик других «старых членов ЕС». Удачным оказался и первый квартал 2008 года, когда ВВП продемонстрировал увеличение на 3,6% в годовом выражении. Однако уже в первые месяцы этого года произошло 1% сокращение иностранных инвестиций, а ввоз зарубежных товаров в Грецию уменьшился на 4,6%. В этих «странных признаках» никто не разглядел симптомы надвигающихся проблем.

Нездоровое состояние мировой экономики проявилось в начале этого года. К концу января мировые биржи сотрясли первые падения. Вслед за ними последовал ряд новых обвалов. Фондовые рынки планеты оказались дестабилизированы. В позитивно настроенном деловом мире дали всходы первые семена тревоги. Стали ясны масштабы хозяйственных проблем в США, послуживших толчком к падению ценных бумаг во всем мире. Миллионы американцев не могли больше платить по ипотечным долгам, набранным в период обилия дешевых кредитов. Банки изымали дома, но этим лишь ухудшали свое положение. Продать жилье оказывалось некому. Финансовая пирамида в США рушилась.

Первые страхи прошли также быстро, как появились. Дружный хор аналитиков успокоил общество. Биржевой кризис был объявлен пройденным. Наступила короткая весенняя стабилизация, омрачавшаяся лишь инфляцией, скачкообразным ростом цен на продовольствие и нефть.

В мае на всех фондовых рынках открылось почти непрерывное падение. Для биржи Афин этот период оказался не менее тяжелым, чем для других площадок планеты. С начала года потери фондового рынка Греции составили порядка 70%. По этому показателю страна оказалась в одном ряду с Россией, Индией и Китаем, опережая Францию, Великобританию и США. Финансовая сфера Греции уже поражена кризисом не меньше, чем в других совсем недавно активно развивавшихся странах.

Не существует отрасли национальной экономики незатронутой кризисом. Он углубляется в строительном секторе, индустрии и сельском хозяйстве. Сфера услуг также ощущает движение кризиса. Кафе, таверны и рестораны констатируют снижение числа посетителей. Рекламная отрасль ожидает резкого сокращения заказов. В проигрыше рискуют оказаться модные издания, годами покорявшие беззаботных читателей переливами глянцевых красок. Ориентированные на экспорт производители стали, химических веществ, цемента и других строительных материалов сталкиваются с сокращением заказов. На складах скапливается продукция. Руководство компаний ломает голову над выходом из сложившейся ситуации. Население беспокоят инфляция и возможность потерять работу.

Еще недавно глобальный кризис выглядел легко преодолимой преградой. Многие эксперты утверждали: дорогая нефть душит мировую экономику и лишает перспектив фондовые рынки. В июле цены на нефть достигли вершины в 147 долларов за баррель, с которой стремительно покатились вниз. К декабрю нефть стоила уже меньше 50 долларов. Однако удешевление «черного золота» не изменило экономической ситуации в США и других странах, она продолжала ухудшаться. Наоборот — нефть падала из-за возраставших проблем в экономике. В мире уменьшалось потребление углеводородов и другого сырья, сокращались продажи многих товаров. Лидером процесса оставались Соединенные Штаты. Объем мировой торговли снижался впервые за много лет безудержного роста. Для Греции это таило колоссальную угрозу, уже начавшую осуществляться.

Торговый флот Греции один из крупнейших в мире. В нем насчитывается более 3300 судов. Греческие компании контролируют 16% всемирных морских перевозок. Перевозку 21% нефти и 22,3% сухих грузов осуществляют суда под греческим флагом. В США 25% ввоза и вывоза приходится на корабли греческого торгового флота. Развитие глобального товарного обмена стимулировало рост морского и океанского транспорта Греции. Приход мирового кризиса, еще только начавшего развиваться, меняет ситуацию вкорне.

Падение потребительского спроса быстро перебросилось из США в ЕС и другие страны. Сказалось оно и в Греции, где к осени продажи многих товаров просели на 10–15%. Избыток капиталов, поддерживавших за счет доступных кредитов рост покупок населением, сменился дефицитом у банков платежных средств. Международные морские и океанские перевозки сокращаются. Склады стран «третьего мира» — индустриальной периферии планеты — завалены товарами, для которых нет покупателей. Дальнейшее падение объемов мировой торговли грозит греческому транспортному флоту беспрецедентным простоем в 2009 году. Конкуренция между судовладельцами возрастает, в то время как многие работники рискуют оказаться не у дел.

Другой внешней угрозой кризиса для страны является туристический спад. Летний сезон 2008 года не стал провальным, но оказался хуже ожиданий. Глобальный кризис повсеместно обваливает доходы работников. Во многих странах уже разворачиваются массовые увольнения. Потеря доходов не позволит миллионам людей отправиться на желанный отдых в Грецию. Тенденции в мировой экономике не сменятся. Лето предстоящего года станет серьезным испытанием для многих туристических предприятий. Количество туристов может сократиться в несколько раз. Вместо обычных 16 млн. путешественников, в 2009 году страну могут посетить всего 3–4 млн. человек.

В туристической отрасли Греции занято свыше 16% работоспособного населения. Удар кризиса по индустрии туризма способен лишить работы многих людей. Высокая безработица в стране (официально 7.3%) рискует подняться еще больше. На нее, вероятно, повлияет спад и в других хозяйственных отраслях, прежде всего сфере услуг, где занято 68% трудоспособного населения. Многие иммигранты окажутся вынуждены вернуться на родину, где ситуация вряд ли окажется лучше. Все это неминуемо приведет к дальнейшему снижению потребительского спроса на внутреннем рынке. Отток туристов поставит в тяжелое положение огромное число небольших торговых заведений, кафе и ресторанов. Выиграть от кризиса могут только крупные торговые сети. Но и их ожидает жесткая конкуренция друг с другом.

Трудное будущее обещает кризис текстильной и мебельной отраслям греческой экономики. Практически с нулевыми продажами столкнутся производители шуб. Несмотря на приход зимы, в странах с холодным климатом стремительно падает спрос на меховые изделия. Эта тенденция не изменится к лучшему в скором времени. В США, а теперь и в России люди скупают золотые украшения и бриллианты. Сбережения прячутся, а не направляются на потребление. В Греции наблюдается также тяга к золоту. Про жителей Крита говорят, что они скупили все золото на острове и прячут теперь по старинке в подвалах домов.

Заразительная погоня за драгоценными металлами обещает ювелирным компаниям Греции неплохую выручку по итогам текущего года. Однако именитые дома («Золотас», «Лалаунис» и другие) вряд ли сумеют извлечь из этого большую пользу. Они, прежде всего, продают свои бренды, некую информацию престижности, а не конкретную величину золота или платины, позволяющую сберечь накопления. Благодаря рекламе продажа вещей, произведенных под «знаменитой маркой», обеспечивала колоссальные прибыли. Себестоимость товаров была и остается в десятки раз меньше их розничной цены.

Греция традиционно считается раем для поставщиков модных товаров. Цены на них способны в 2–3 раза превосходить стоимость таких же изделий, реализуемых во Франции или Германии. До прихода кризиса это никак не препятствовало сбыту, однако правила игры на рынке быстро меняются. Кризис гарантированно увеличит проблемы всех продавцов престижных изделий: модной одежды, обуви, аксессуаров и других товаров. Потребитель уже смещается в направлении более дешевых изделий, разбивая все прежние представления о всемогущей рекламе.

Греческая экономика тесно связана с мировым рынком. Развитие глобального кризиса плохо отразится на еще недавно возраставшем экспорте медицинских инструментов, телекоммуникационного оборудования и технологий. Вместо привлечения новых иностранных инвестиций, актуальной задачей для государства становится их удержание. С лета греческая экономика сталкивается с оттоком зарубежных капиталов. Вместе с тем возрастает риск для средств, вложенных греческими компаниями в экономики Балкан. В Румынии и Болгарии греческие фирмы занимают третье место по числу капиталовложений. В Албании Греция ведущий инвестор. Благодаря греческим банкам и компаниям в балканских странах создано почти 4000 предприятий, на которых трудятся 200 000 человек. Все эти позиции кризис грозит поставить под экономический удар.

Серьезные риски несет глобальный кризис сельскому хозяйству. Кризис обещает немалые трудности для экспортеров фруктов. С приходом 2009 года давление конкурентов (включая турецкие продукты, часто реализуемые под маркой греческих) на сельскохозяйственных производителей возрастет. Спрос на внутреннем рынке Греции продолжит снижаться. Крупные проблемы ожидают промышленность и энергетику, но еще большими окажутся трудности строительной отрасли.

Цены на недвижимость в Греции упали уже более чем на 10%. Остановлено строительство многих объектов. Строительные компании пытаются сдержать процесс и не снижают цены, несмотря на сокращение продаж. Это повышает нагрузку на банковский сектор: без выручки строителям приходится полагаться на кредит. Ситуация не сможет долго оставаться в прежнем виде. Банки ужесточают требования по кредитам, а нехватка средств вынудит строителей снижать цены. Неуправляемое падение строительного рынка обещает повлечь немало банкротств. При отсутствии обширных государственных заказов на строительство работающие в сфере недвижимости компании надолго останутся в тяжелом положении.

Спад туристической активности и снижение общей массы пассажирских перевозок, может привести к обратной национализации авиакомпании Olympic Airlines. Под давлением кризиса правительство, вероятно, будет вынужденно стихийно производить национализацию банков, а также многих других компаний. На плечи греческого государства свалится также немало иных забот. Для оказания помощи проблемным банкам правительство уже выделило 28 млрд. евро. Повышен страховой порог по банковским вкладам. В случае банкротства кредитного учреждения власти гарантируют возврат вкладов в размере до 100 тысяч евро.

Вряд ли ситуация в кредитном секторе улучшится в 2009 году. Скорее всего, банки столкнутся с резким ростом неплатежей по долгам. В Греции может разразиться собственный ипотечный кризис.

В последние годы греческие банки активно осуществляли экспансию на Балканах, но теперь их устойчивость напрямую зависит от государства. Это вынуждает правительство поддерживать не только экономику своей страны. Германия и Греция пообещали помочь болгарскому национальному рынку. Руководители Болгарии и других балканских стран уверены, что региону не грозит ипотечный кризис или бюджетный дефолт. Однако общий спад мирового потребления неминуемо коснется даже самых благополучных уголков планеты.

Греция не может в одиночку противостоять кризису, как неспособна на это ни одна отдельно взятая небольшая страна. Однако основную нагрузку по сопротивлению воздействию кризиса предстоит взять на себя государству. Его финансовое положение выглядит относительно стабильным, но отнюдь не привлекательным. Внешний долг Греции 129 млрд. долларов. Страна располагает почти 116 тоннами золотых резервов. Они составляют 82,7% от всех государственных золотовалютных запасов. По этому показателю Греция к началу 2008 года находилась на 28 месте в мире, опережая Австралию и Кувейт. Невозможно сказать, насколько хватит государственных сбережений. Нагрузка на правительственные финансы продолжает быстро возрастать.

Дальнейшее развитие кризиса явно угрожает Греции ростом бюджетных расходов и сокращением денежных поступлений. Во многом финансовая устойчивость государства будет зависеть от монетарной политики ЕС. Эмиссия евро сможет дать в руки европейской администрации и руководства стран-членов Союза (евро выпускают национальные центробанки) недостающие средства, но повысит инфляционную нагрузку на население. В то же время распространение протекционистской политики не на отдельных членов ЕС, а на всю экономику Союза способно снизить экономические трудности Греции. Экономика страны как часть некой крупной хозяйственной системы менее уязвима, чем обособленно. Однако такой вариант, вероятно, потребует преодоления сопротивления многих западноевропейских корпораций со всем их политическим лобби.

В первые годы кризиса вполне логично ожидать протекционистского разделения ЕС. Однако в перспективе, уже в новых условиях и при новой социально-экономической политике, европейская интеграция имеет будущее.

Кризис, безусловно, окажется со временем пройденным этапом. Выход из него не станет простым, но он неминуемо будет найден. В значительной мере его преодолению могут способствовать качественные прорывы в энергетике и технологиях индустрии. Изменятся структура и принципы функционирования мировой экономики. Крайне важной станет роль общеэкономического регулирования. Победа над кризисом гарантированно вернет положительную динамику всем звеньям мирового хозяйства. Вопрос исключительно во времени, поскольку неолиберальные правительства мира серьезно с кризисом бороться пока не намерены.

Власти Греции, как и руководители России, рассчитывают, что кризис пройдет сам. Ставка делается на финансовую накачку монополий и перекладывание на трудящихся основных тягот. В 2009 году подобная «антикризисная» стратегия еще не раз покажет свою бесперспективность. Сейчас Греция еще только встречает кризис, со всеми его тяжелыми потрясениями.

Igso.ru

21.11.08

Книга Розы Люксембург

Книга Розы Люксембург «Накопление капитала» не раз подвергалась критике. Революционерку справедливо обвиняли в неверном понимании ряда моментов марксистской теории. Однако никто из критиков так и не увидел в работе Люксембург поистине гениальной постановки вопроса о будущем капитализма. Как ни может показаться парадоксальным, но именно это делает «Накопление капитала» важной и актуальной работой для нашей эпохи.

В моих руках книга, изданная в 1934 году. Она включает оба тома «Накопления капитала». Первый вышел из-под пера Люксембург в 1913 году, второй — появился тремя годами позднее. Он называется «Антикритика» и включает ответы автора на многочисленные возражения оппонентов. Советское издание переполнено критическими замечаниями и это хорошо. Уже в предисловии на автора обрушивается экономист В. Мотылев, детально разбирающий содержание книги.

Люксембург не права. Она утверждает, что капитализм не может существовать без докапиталистической периферии, «внешнего рынка», обеспечивающего сбыт всей производимой продукции. Другим заблуждением Люксембург является отождествление капиталистического накопления с накоплением денежного капитала в виде золота. «Накопление капитала» подводит читателя к выводу: без некапиталистической среды капитализм не сможет существовать. Еще при жизни автора это утверждение оказалось разбито научными доводами.

Роза Люксембург идет по следам швейцарского экономиста Сисмонди, также занимавшегося проблемой сбыта. Она берет абстрактный капитализм Маркса, состоящий только из буржуазии и пролетариев, и задается вопросом: могут ли рабочие приобрести все произведенные ими товары? Если стоимость половины товаров присвоена хозяином фабрики и должна после продажи превратиться в его прибыль, то кто те люди, которые могут их купить? Буржуазия объективно на это неспособна, это не входит в ее интересы. Потребить всего полученного в процессе эксплуатации она не в силах. Сами пролетарии получили за свой труд столько, что они могут приобрести лишь часть произведенных ими продуктов. Ту часть, которую оплатил им капиталист.

Ответ на поставленный вопрос Люксембург находит не в абстрактном, а в реальном капитализме. Она справедливо указывает: наряду с буржуазией и рабочим классом в системе мирового капитализма существуют ремесленники, крестьяне и феодалы. Именно они приобретают «лишние товары». Автор подробно и небезынтересно описывает, как капиталистические державы навязывают рыночные отношения отсталым народам. Как они насильственно вводят новые трудовые нормы, разрушают традиционный быт, обязывают приобретать промышленные изделия. Но суждения Люксембург ошибочны. На полях «Накопления капитала» как раз напротив слов «только благодаря кнуту из кожи гиппопотама» Ленин оставляет свою заметку: «Сечет сама себя».

Ошибка Люксембург неожиданно проста. Она забывает, что даже в абстрактном капитализме должно существовать производство средств производства, покупателями которых выступают капиталисты, оплачивая тем самым прибавочный продукт других капиталистов. Потребительские товары, необходимые в основном рабочим, являются базисными для экономики, но составляют лишь часть выпускаемой товарной массы. Спросом на потребительские товары определяется потребность индустрии в сырье и машинах. Однако сами капиталисты приобретают друг у друга то, что необходимо им для производства собственной продукции. Потребности индустрии в сырье и машинах увеличивают массу занятых на производстве рабочих, что повышает спрос на потребительские товары. В результате даже в абстрактном обществе, состоящем только из буржуа и рабочих, капиталисты имеют возможность реализовать прибавочный продукт.

Устранив неосновные классы из экономического анализа, Маркс стремился лишь в точности показать механику капитализма. Он достигает своей цели в «Капитале», но реальный капитализм никогда не существовал без хозяйственной периферии. В системе мирового капитализма всегда важную роль играли докапиталистические классы и регионы, сохранившие еще добуржуазные отношения. Их включение в систему капитализма обеспечивало ее развитие, доставляло дешевое сырье, гарантировало выгодный сбыт.

Ценность работы Люксембург не в выводах, к которым она пришла. Капиталистическое общество, состоящее преимущественно из пролетариев и буржуа, никогда не существовало прежде. Обращаясь к абстракции Маркса, Люксембург сама рисует лишь абстракцию. Ее будущий капитализм с численным доминированием пролетариата и почти стертыми добуржуазными слоями еще не существует.

Капитализм эпохи Люксембург таков, каким она его описывает. В нем есть монополистические державы и отсталые регионы, превращенные ими в колонии. Если в Западной Европе и Северной Америке рабочий класс уже очень велик, то в иных частях мира он остается меньшинством. Потребовалось более 90 лет, чтобы капитализм приблизился в своем развитии к «абстрактному идеалу». Именно в таком виде он подошел к своему новому большому кризису в 2008 году. Огромная машина мировой фабрики уже перемолола периферию, сделав ее капиталистической. Рабочий класс вырос численно, поглотив сотни миллионов людей, еще вчера являвшихся крестьянами, ремесленниками или мелкими торговцами. Капитализм достиг зрелости, о которой Люксембург говорила как о пределе развития.

Люксембург, поставив вопрос, не дает на него верного ответа. Даже сама постановка вопроса неточна. Если капитализм не заканчивается с исчерпанием ресурсов добуржуазной периферии (находящейся не только вовне, но и внутри мирового капитализма), то как обязан звучать вопрос о его будущем? Если капитализм остается, приблизившись в структуре к абстракции Маркса, то нас должно интересовать то, каким он должен и может быть.

Новой чертой современного капитализма является закрепление двуединого положения рабочего класса, происходящее в мировом масштабе. С одной стороны накопление капитала происходит за счет эксплуатации наемного труда. С другой стороны всемирный рабочий класс становится основным потребителем товаров. Чем больше капиталист присваивает себе, чем меньше заработок рабочего, тем меньше товаров может тот приобрести. Рынок невозможно расширить, иначе как повысив покупательную способность трудящихся. Но в интересах капиталиста не поднимать зарплату рабочего, а добиваться ее сокращения, поднимая прибыль.

Впервые эта проблема встала перед капитализмом в период кризиса 1928–1933 годов. Тогда решение оказалось найдено за счет стимулирования потребления через государственную политику. Буржуазии пришлось согласиться на вмешательства властей в дела компаний, создание крупной социальной сферы, большие налоги, которыми оплачивались государственные заказы. Все это получило распространение не повсеместно, а главным образом в США, Канаде, Западной Европе и Японии. То чем жертвовал капитал ради поддержания рынка сбыта в центрах капитализма, он возмещал себе за счет эксплуатации периферии. Дешевое сырье из колоний и зависимых стран обеспечивало функционирование регулируемого капитализма. Поставлял его не менее дешевый труд населения периферии.

«Золотой век» кейнсианства на Западе завершился с крушением колониальной системы. Возникли сырьевые кризисы, проблемным сделался сбыт западных товаров в «третьем мире», в 1973 году резко подорожала нефть. Разразился также валютный кризис. Система регулирования перестала работать эффективно. Но капитализм вышел из кризисной полосы 1969–1982 годов. Началась эпоха финансовой глобализации, приблизившая, наконец, капитализм в мировом масштабе к абстракции Маркса.

Rabkor.ru

15.12.08

Как мы считаем ВВП?

Россия завершила 2008 год с отрицательным ВВП. Утверждения официальных лиц о положительных экономических результатах — фикция. Объявленные властями показатели изменения ВВП даже отчасти не выглядят убедительно. Каким может быть реальное изменение ВВП? Как вообще принято рассчитывать его значение?

Согласно данным Министерства экономического развития по итогам года страна должна показать 6% прирост Валового внутреннего продукта (ВВП). Называется даже результат в 6,5% роста, якобы достигнутые национальной экономикой за 11 месяцев 2008 года. Подобные цифры никак не вяжутся с повсеместно наблюдаемой картиной экономического спада. Отмечавшийся в первую половину 2008 года хозяйственный рост, полностью перекрыт катастрофическими результатами второй половины года. ВВП России по итогам года не может в реальности быть положительным. Пользуясь бесконтрольностью своих расчетов, власти уверяют в обратном.

Показать реальный ВВП России не легко. Всех данных собрать практически невозможно. Однако, зная некоторые значения, вполне реально получить ориентировочное значение изменения ВВП.

По сравнению с декабрем минувшего года снижение объемов промышленного производства в стране составляет не менее 13%. Первую половину 2008 года в России продолжался рост производства. Замедление его темпов началось летом. Осенью развернулось полномасштабное падение: оно выражалось как в абсолютных, так и в относительных показателях. Снижение мировых цен на сырье на фоне сокращения заказов резко уменьшило выручку предприятий.

По сравнению с ситуацией в отечественной индустрии, положение на потребительском рынке ухудшалось значительно быстрее. В то время как правительство зимой-весной 2008 года гордо декларировало неуязвимость России перед лицом глобального кризиса, потребительский спрос медленно подтачивался инфляцией. Летом рост оплаты труда в стране остановился. Затем начались массовые увольнения. В результате за год продажи товаров на внутреннем рынке уменьшились не менее чем на 28–30%. Уже по итогам «экономически благополучного» лета отмечалось почти 20% сокращение продаж потребительских товаров.

Чудовищный размер этих показателей отчасти объясним безумным масштабом эмиссионной политикой властей. В 2007 году рублевая масса в экономике возросла по официальным данным на 50%. В 2008 году — на 35% (без учета ноября-декабря, когда начался переход к девальвации рубля, т.е. должно было произойти резкое увеличение эмиссии). В таких условиях суммарный рост потребления накануне кризиса (до января 2008 года) происходил благодаря росту экспортной выручки. Основной конечный потребитель для ведущих российских компаний находился вне внутреннего рынка. Спрос на персонал внутри страны определялся в значительной мере проектами «бизнес для бизнеса». Потребительский рынок России оставался по отношению к ним вторичным. Повышение спроса на сырье обуславливало его развитие вопреки эмиссионной политике правительства, стремившегося обваливать доходы населения во имя повышения прибыли экспортеров сырья. Еще до большого биржевого обвала 2008 года реальные доходы трудящихся должны были ощутимо снизиться, последствия чего впервые сказались летом.

Восьмимесячное падение на фондовом рынке, начавшись в мае, усиливалось по мере снижения мировых цен на нефть и оттока иностранных капиталов. По итогам 2008 года Россия стала мировым лидером обесценивания акций и иных бумаг. Потери фондового рынка страны фантастические. Они превышают 76%. Снижение американских индексов за год равняется 38%. Общемировой показатель — 46%. Если первая половина 2008 года выглядит положительной для России с точки зрения инвестиционной активности, то вторая его часть является катастрофичной.

По официальным данным, отток капиталов из России с января по декабрь 2008 года составляет порядка 80–100 млрд. долларов. Эти цифры явно выглядят заниженными. Только летом наблюдателями констатировался ежемесячный отток капиталов в размере до 40 млрд. долларов. По мере развития кризиса он мог только возрасти. При этом не верно констатировать бегство капиталов за рубеж. Не меньшее значение имеют «спрятавшиеся деньги», извлеченные и временно выведенные из обращения капиталы.

Все эти данные не просто описывают ситуацию. Они способны помочь при расчете ВВП по расходам согласно одной из общепринятых формул. Именно по ней должны были производить свои вычисления чиновники экономических ведомств. Располагаемые данные недостаточны и не точны. Они (за исключением показателей фондового рынка) расходятся с куда более оптимистическими сведениями властей. Но в отличие от последних, они более справедливо отражают положение дел в экономике России. Определить прямые инвестиции по итогам 2008 года непросто. Однако вполне очевидно, что их падение во второй половине года должно быть катастрофическим, значительно перекрывающим рост вложений в начале года.

При расчете ВВП по расходам учитывается четыре основных компонента: объем потребления (C), объем инвестиций (I), правительственные расходы (G) и чистый экспорт. Последний вычисляется вычитанием из полного национального экспорта значения импорта (X-M). Формула ВВП выглядит так:

GDP = C + I + G + (X — M)

Традиционно в структуре потребления разделяют три подкласса: товары длительного пользования (автомобили, мебель и т.д.), краткосрочного пользования (одежда, еда, медикаменты и др.) и услуги. Доля услуг составляет более половины (В США — 54%). В целом потребление составляет 56% расчетного ВВП. На долю инвестиций приходится примерно 14% ВВП. Правительственные расходы оцениваются в 17%. Чистый экспорт принимается примерно за 13%.

Данные снижения потребления, затрагивающего все группы востребованных населением товаров, приблизительно известны. Можно предположить, что при снижении потребления пострадало 2/3 отечественных и 1/3 импортируемых товаров. Однако каков уровень снижения в стране потребности в услугах? Известно, что в условиях кризиса потребители в первую очередь отказываются от необязательных для выживания услуг, а уже затем идут на сокращение собственного рациона или отказываются от более крупных запланированных приобретений. Сфера услуг раньше начинает ощущать на себе кризис, чем торговля и индустрия. Падение в ней, как правило, оказывается в первую фазу кризиса большим и более ранним, чем падение в производственной сфере. Одновременно с фондовым рынком, сфера услуг выступает индикатором экономической ситуации.

Известным трюком официальных экономистов при расчетах ВВП является перекрытие спада в сфере услуг ростом значения домашнего хозяйства, якобы поднимающего свое значение. Произвольное назначение цены домашнего ужина или уборки комнат, наряду со стрижкой волос или газонов позволяет вытягивать ВВП до нужного уровня бюрократической комфортности. Однако, оценивая снижение потребления услуг, справедливо принимать во внимание только рыночные отношения.

К 20% снижению потребительского спроса на отечественные товары можно прибавить вдвое большее сокращение потребления услуг, необходимых для расчета (не натуральных заимствованных из домашних хозяйств, а оказываемых рыночными учреждениями). Другая составляющая ВВП, инвестиции также должны были уменьшиться в 2008 году. Официальные данные утверждают обратное. Но известно, что данная величина (наряду с сомнительным способом рассчитываемыми услугами) является самой удобной для накручивания результатов ВВП при подсчете. Одни и те же инвестиции можно посчитать многократно, как реальные инвестиции в компанию, которая в свою очередь производит капиталовложения. Услуги вообще не поддаются точному подсчету. Они оцениваются посредством назначения условных цен на некоторые действия непроизводственного персонала (банковских служащих, цирюльников, официантов и т.д.), членов семей и даже работников социальной сферы.

Искусственное наращивание роста потребляемых услуг — общепринятая в мире форма подтягивания ВВП. При 2% приросте промышленного производства, пользуясь нехитрыми схемами увеличения некоторых компонентов, власти могут вывести 5–6% рост ВВП. В России на 6% приросте индустрии в среднем при расчетах правительственных экономистов получается 8% прирост ВВП.

Для облегчения расчета можно посчитать прирост чистого экспорта России как нулевой, в котором импорт равняется экспорту. Такое упрощение вполне допустимо: выручка от продажи нефти и иного сырья во второй половине года резко падала, в то время как объем импорта не мог снижаться столь же быстрым темпом. Инвестиционные потери экономики мы для простоты перекроем ростом государственных расходов, единственной расчетной статьей ВВП поднимавшейся в 2008 году. Подобное не совсем справедливо, поскольку маловероятно, что в реальности государственные расходы хоть как-то могли перекрыть свертывание инвестиционных проектов и отток капиталов.

Попробуем подвести итог. Из всех составляющих формулы серьезные изменения приняты лишь касательно потребления. Падение потребления опережает спад производства. Спрос на услуги (если не считать фиктивных, не рыночных услуг домашнего хозяйства и общественных сфер) снижается в условиях кризиса существенно и очень быстро. При возобновлении роста, эта сфера оживает гораздо легче промышленности. При упрощенном расчете к 56%, приходящимся на все виды потребления, мы добавляем принятые нами за неизменные 44% (инвестиции, государственные расходы и чистый экспорт). Полученный результат приблизительно равен 78% (потребление в стране снизилось до 34% с 56%, принятых как результат 2007 года). Таким образом, потери ВВП России в 2008 году должны составить 22%.

Разумеется, подобный расчет крайне неточен. С учетом падения инвестиций и в случае принятия более существенного снижения спроса на услуги (что вполне может быть справедливо) расчетное падение ВВП в нашей стране может получиться даже несколько больше 30%. Если «честно» принять замену питания в кафе домашней кухней, проделав подобное с массой иных «сэкономленных» населением услуг, то годовое падение ВВП можно получить много меньшим. Он может составить при самом благоприятном подсчете не более 10%. Но без активной подтасовки получить положительный ВВП нереально.

Ни последние значения, ни показатель, вычисленный ранее, не должны нас пугать. Все применяемые в наши дни формулы расчета ВВП идеально подходят для сокрытия действительного спада и завышения имевшегося роста. Формула вычисления ВВП по расходам — только один из примеров. Она ущербна. Но эта ущербность сознательно создана мастерами экономических подлогов. Общепринятое официальными структурами занижение реальной инфляции также позволяет подтасовывать результаты расчета ВВП в нужном направлении, показывая хозяйственный рост даже там, где в реальности имеет место только спад. Реальная инфляция в 2008 году была в несколько раз выше декларируемой чиновниками. Если считать по ценам на потребительские товары, то она должна составлять порядка 40%, а не 13,8%, как заверяет Министерство финансов.

Менее манипулятивно позволяет описывать картину в экономике традиционный расчет Валового национального продукта (ВНП) как суммы цен товаров, нашедших конечное потребление (не являющихся частью неких иных товаров, как например, детали машин). В число таких товаров входят не только потребительские продукты, но также станки, оборудование и машины, необходимые для национальных хозяйственных институтов. Услуги учету не подлежат, как не являющиеся материальным продуктом. В расчет принимаются только товары, произведенные внутри страны, без учета того, где они были реализованы. Согласно такой схеме (использовавшейся для вычисления ВНП в СССР) падение отечественного ВНП в 2008 году вряд ли меньше 10–15% (заказы предприятий не сократились настолько сильно, как потребительский спрос). Показатель очень значительный. Учитывая, что он достигнут всего за полгода хозяйственного спада, можно сделать вывод о стремительном и крайне разрушительном развитии кризиса в России.

В первые месяцы кризиса правительство утверждало, что он ничем не грозит стране. Затем последовали обещания спасти от спада мировую экономику. Одновременно безапелляционным тоном делались заявления: хозяйство нашей страны только выиграет от глобального кризиса. Действительность разбила все подобные прогнозы и обещания. Российская нефть, которой пророчили 200 долларов за баррель, стоит всего 35 долларов. Теперь чиновники хозяйственных ведомств уверяют, что ВВП России в 2008 году вырос. Поверить в это нельзя. Множество разрушительных фактов, скрыть которые невозможно, говорят против внушений этой сладкой иллюзии.

Rabkor.ru

27.12.08

Эхо неолиберализма

Либеральные экономисты все еще спорят, началась ли рецессия в России? Спор очень запоздалый. Как и весь мир, экономика России ощущает во всей разрушительной силе развитие кризиса более тяжелого, чем обычный циклический кризис перепроизводства. Настоящий кризис не только рецессия. Он означает и системные изменения. Кризис — главное событие года и главное потрясение. Таким он желает остаться и в 2009 году.

Связанные с кризисом проблемы уже много месяцев имеют место в экономике страны. Приход кризиса можно было констатировать еще летом, когда появились сведения о снижении продаж и объемов промышленного производства. Первые признаки начинающегося спада появились гораздо раньше, в январе 2008 года. Стоит ли удивляться тому, что неолиберальные умы проглядели поворот? Стоит ли удивляться тому, что Россия, не став мировым финансовым центром, сделалась глобальным лидером биржевых обвалов? Кризис не делает глупость комфортным состоянием.

Кризисом пройдена биржевая фаза. Он полным ходом поражает реальный сектор. Стремительно разрушается сфера услуг. Падение российского фондового рынка составляет по итогам года 76%. Биржа, однако, больше не главный показатель. Сокращение объемов промышленного производства выходит на первый план. Если копнуть еще глубже, то становится ясно: сокрушительный спад в индустрии обусловлен общемировым падением потребления, которое больше не поддерживается кредитами банков.

Чтобы поднять продажи, неолиберальные эксперты выдают правительствам советы снижать затраты на рабочую силу, обесценивая национальные валюты. Этому рецепту следуют Китай и Россия, США и ЕС. Весь мир участвует в девальвационной гонке. Но старание не отстать от соперников безрезультатно. Падающие доходы населения планеты не оставляют шансов товарам, удешевленным подобным образом. Подобная дешевизна убивает покупателя, а не создает его — без чего капитализм не сможет обойтись, хотя истина эта еще далеко не осознана.

Россия торопится девальвировать рубль, но не может догнать цены на нефть. Баррель экспортируемого из РФ «черного золота» стоит уже порядка 35–37 долларов. Опустится ли он ниже этого уровня — уровня себестоимости? Либеральные экономисты нехотя кивают головами. Они клялись на «Economics», что 70-долларовый порог комфортности (связанный с платежами по долгам) для сырьевых корпораций не будет перейден. Это не сработало. Теперь «ученые мужи» неолиберализма плывут по течению, тихонько поддакивая давно сделанным прогнозам.

Странное дело, поборники хозяйственного либерализма перестали утверждать, что рынок нужно защищать от государства. Теперь они кричат, что пора спасать бизнес от обезумевшего рынка. Но все же, кое в чем они остались верны себе. Чего стоят, например, рассуждения о том, будет ли Россия привлекательна для инвесторов в 2009 году? Главный аргумент в пользу возможного позитива — обнародованный властями перечень компаний, которым государство намерено оказывать поддержку и даже предоставлять заказы. Как эти заказы будут согласовываться, кто станет летать на самолетах избранных для спасения авиакомпаний, куда пойдет продукция заводов — никого не интересует. Пока есть государственные резервы, напору коварного рынка можно противопоставить очередную финансовую плотину. Чтобы понять насколько она вновь окажется недолговечной, недостаточно быть неолибералом. Требуется знать, как в реальности устроена экономика капитализма.

Инвестиционная привлекательность России в 2009 году напрямую зависит от того, какую динамику будет иметь внутренний рынок. Сейчас он стремительно ослабевает. Но переход к стимулированию спроса для правительства неприемлем, а значит главным вкладчиком в кризисную экономику останется неолиберальное государство. Полезность всех его затрат в 2008 году остается сомнительной. Маловероятно, что новый год принесет существенные перемены к лучшему. Власти сознают: чтобы внутренний рынок не работал на внешних производителей, потребуется протекционизм. Переход к нему продолжается. Однако протекционизм в условиях разрушающегося внутреннего рынка России и отсутствия выгодного внешнего сбыта бессмыслен. Несмотря на раздачу властями денег по корпоративному списку ситуация в экономике продолжит ухудшаться быстрым темпом. Такова перспектива 2009 года.

Финансовых ресурсов государства (при закачивании их в компании сверху) ни при каких условиях не хватит на сдерживание кризиса. Государство должно изменить свою роль в экономике и свою хозяйственную политику. Способно ли оно сделать это самостоятельно, без принуждения со стороны копящих возмущение масс? Хватит ли одного убеждения кризисом для изменения политики в стране, для перехода к повышению реальных доходов населения и системному хозяйственному регулированию? Ответы на эти вопросы дает сама власть. Все последние годы ее беспокоили «слишком быстро повышавшиеся заработки россиян». Их старались удерживать в «нормальных границах» с помощью эмиссии. Рост цен должен был опережать рост оплаты труда, объективно вызванный потребностью в рабочих кадрах.

Эта политика не отменена. Напротив либеральные экономисты настаивают на ее усилении, не допуская никаких разъяснений чересчур понятливому населению. Девальвация рубля все более подрывает внутренний рынок, лишая предприятия сбыта. «Антикризисные меры» усиливают кризис. Но тут неолибералы не могут ничего ни понять, ни поделать. Единственной гаванью утешения для них остается вера, будто кризис закончится сам, а нефтяные цены подпрыгнут на прежнюю высоту величайшего корпоративного комфорта. Ничего подобного не может случиться, но понимать это верхам придется, когда золотовалютные резервы страны иссякнут, а безработица и возмущение станут массовыми.

Неолиберализм уже проиграл битву с историей, но еще не сошел со сцены. Он остается на ней не потому, что старая политика проводится по привычке. Как теория неолиберализм уже потерпел полный крах. Он бессилен объяснить происходящее, определить, где лежит путь преодоления кризиса. Как теория неолиберализм превратился в угасающее эхо, но как политическая доктрина он продолжает жить. Суть ее в условиях кризиса состоит в перекладывании его издержек на трудящихся. Официальные лица именуют такую доктрину антикризисной, каковой она не является.

Кризис не взялся неизвестно откуда и не вернется в безвестность сам по себе. Подождите и потерпите, все кризисы заканчиваются — успокаивают чиновники. Но все кризисы заканчиваются переменами. Эти перемены могут быть большими или малыми, однако от масштаба кризиса зависит то, насколько существенными они будут. Начавшийся в 2008 году кризис уже показал себя одним из крупнейших в истории. В начале года либералы сеяли надежду на то, что рецессия в США завершится к осени и мировая экономика вновь пойдет в рост. Осенью подоспел урожай. Кризис не исчезнет сам. Он остается в наследство приходящему году.

2009 год станет плохим и хорошим одновременно. Все лучшее в нем будет зависеть не от случая, как надеются неолибералы, а от того, как поведут себя те, кто в действительности определяют историю. Старое время кончилось.

Rabkor.ru

31.12.08

Как напугать нефть

Что станет с нефтью дальше? Остановится ли ее падение? Куда ведет Россию снижение стоимости углеводородов? Есть ли у государства механизмы сдерживания нового ценового обвала? Эффективны ли они? Насколько связана внешняя политика России с ценами на нефть? Что объединяет нефть и газ в ценовой борьбе «Газпрома» с Украиной?

Непредсказуемость нефти

2007 год завершился для российской экономики успешно. ВВП вырос на 8,1%, достигнув $1280 млрд. Инвестиции увеличились на 20%. Объем промышленного производства повысился на 6,3%. Мировые цены на нефть почти подобрались к $100 отметке. Прибыли сырьевых корпораций били рекорды. Рос фондовый рынок. Казалось, все внушает один только оптимизм. Особенно надежной выглядела перспектива углеводородов и добывающих компаний.

Доля нефти в общем потреблении энергоресурсов на планете достигла в 2000 году 65%, продолжая подниматься дальше. Цена поднималась вместе с ней. Опережала ее. Стоимость нефти никогда не росла так стабильно, заметно обгоняя темпы увеличения потребления. В 2003 году война в Ираке подтолкнула углеводороды к цене в $30 за баррель. К 2005 году нефть поднялась уже выше $40. В начале 2008 года аналитики дружно сходились в прогнозах дальнейшего удорожания нефти и отрицали вероятность скорого падения. Министерство финансов РФ считало: удешевление нефти не произойдет ранее 2011–2012 годов. Однако, добравшись 14 июля до отметки в $147,27, нефть покатилась вниз. Вместо того чтобы, согласно предсказаниям, достигнуть $200 за баррель, углеводороды в сентябре опустились ниже $100. В декабре экспортируемая из России нефть стала стоить всего $35–37 за баррель, почти достигнув уровня себестоимости.

Отечественные корпорации не были готовы к переменам июля. Неожиданными оказались изменения и для правительства. Все рассчитывали на продолжение роста, но лето преподнесло немало сюрпризов. Вместе с ценами на углеводороды вниз пошли индексы на фондовом рынке. Потери его к сентябрю составили свыше 30%. Существенно упала капитализация практически всех компаний. Против уверений власти о «прекрасном состоянии российской экономики», в сентябре и октябре фондовый рынок России нес потери в превосходящем летнее падение темпе. Чиновникам постоянно приходилось прекращать торги или закрывать биржу из-за резкого снижения цен на бумаги. Результаты 2008 года оказались сокрушительными: российские индексы потеряли 76%.

В наиболее острые моменты лета акции дешевели на 5–8% в день. Отток капиталов из России составил только за летний период падения не менее $30 млрд. Одновременно появилась информация о замедлении промышленного роста. В апреле промышленное производство превышало прошлогоднее того же периода на 9,2%. В июле спустилось до 0,9%. На этом фоне официальные данные 7,9% увеличения ВВП остались малоубедительным позитивом. Осенью 10% дневное снижение стоимости ценных бумаг никого не удивляло. В ответ на призывы о помощи, государство решилось поддержать фондовый рынок деньгами. Значительных улучшений не произошло. Игроки продолжали сбрасывать акции.

Несмотря на уверения чиновников о положительном ВВП по итогам года, в стране отмечалось значительно сокращение производства. Размеры его сокращения оценивались от 7–8% до 13–15%. Падение мирового спроса на сырье больно било по отечественной экономике. Число официально признанных безработных возросло за 2008 года на 750 тысяч человек, достигнув 5 миллионов.

Перемена настроений

Открывшийся январским биржевым падением мировой кризис был встречен в России без особой тревоги. Предполагалось и объявлялось официально, что он или не затронет страну совсем, или окажет на ее экономику благотворное воздействие. Политики с высоких трибун предвещали: Россия станет мировым финансовым центром, ее хозяйственное значение в мире возрастет. В Кремле царило спокойное благодушие. В июле его уже сменила растерянность, осенью — страх. 2008 год подошел к концу и кризис вступил в свои права.

Еще в начале 2008 года Россия обещала деньгами своего стабилизационного фонда спасти экономику США и всего мира от экономического спада. Правительство чувствовало уверенность: за его плечами росла отечественная индустрия, цены на нефть шли только вверх. Идея помощи «американскому брату» также была не случайна.

Последние десять лет миллиарды долларов инвестировались в ценные бумаги США. Слабеющий под тяжестью долгов колосс американской экономики должен был сохранять равновесие, оставаться главным рынком сбыта планеты. Дестабилизация экономики США грозила разбалансированием всего мирового хозяйства, делала политическую ситуацию непредсказуемой.

Полоса нестабильности в Соединенных Штатах открылась «народным дефолтом» 2007 года. Миллионы американцев показали неспособность платить по ипотечным долгам. Они зарабатывали все меньше, а статьи расходов не сокращались. Ресурс кредитного поддержания спроса в США оказался исчерпан. Банки понесли многомиллиардные убытки. Открылась полоса банкротств крупнейших кредитных институтов. Администрация президента признала, что только одно поддержание финансового колосса Америки необходимо не менее $700 млрд. Затем было признано, что подобная сумма недостаточно значительна для облегчения положения финансовых колоссов. Власти США перешли к нулевой ставке рефинансирования, означающей практически беспроцентное предоставление кредитов банкам. Печатный станок заработал с удвоенной скоростью.

Вынос производства в «третий мир» снизил доходы рабочих не только в США. Они падали в Великобритании, ЕС, Японии и Канаде. Инфляция усилилась после первых биржевых обвалов и обесценивания американской недвижимости. Потребительский рынок сжимался. Спрос на нефть начал снижаться. Образовавшийся в 2007 году и первой половине 2008 года инфляционно-спекулятивный пузырь нефтяных цен стал спускать. Кризис ударил по России, камня на камень не оставив от позитивных ожиданий.

Вопреки обещаниям, Россия не пришла на помощь экономике США. Вместе с переменой нефтяного вектора изменились все международные отношения. Фразам о взаимовыручке пришел конец. Интересы сырьевых монополий потребовали не расходования средств на подержание падающего колосса американского хозяйства, а защиты собственных финансовых интересов. Дешевая нефть могла облегчить ситуацию в США, но означала потерю сверхприбыли для российских корпораций. Более того: опустись стоимость нефти ниже $70–80 за баррель и монополии рисковали оказаться в затруднении платить по долгам, набранным в расчете на дорогую нефть. По данным Центробанка, на 1 апреля 2008 года внешний долг российских корпораций составлял $264 млрд. Однако эти цифры были явно занижены. Только «Роснефть» получила кредитов более чем на $100 млрд. Реальные долги корпоративного сектора, очевидно, в разы превосходили официальные цифры.

Нефть не должна была дешеветь. Это было невыгодно и опасно для сырьевых монополий. Но она падала по объективным причинам. Повлиять на них российские корпорации не могли. Попыталось — государство. Оно неожиданно отвесило пощечину США, разгромив армию Грузии, американского сателлита. Вслед за этим, в августе российские власти пригрозили оставить ЕС без энергоресурсов в случае принятия санкций против России. США получили резкие ответы по вопросу возведения системы противоракетной обороны в Европе. Политическая стратегия России внезапно изменилась. Было ли все это связанно с нефтью?

Странная война

В мировой истории начало военных действий, как правило, встречалось биржей более сильной стороны положительно. Фондовый рынок рос в ожидании оживляющих экономику военных заказов и побед, открывающих новые рынки. Совсем не типично вела себя российская биржа в дни войны на Кавказе. Грузинская армия терпела поражения, а фондовый рынок России показывал минус. Парадоксальным образом его поведение связывали с самим фактом войны. Однако он лишь отражал общую тенденцию: падала нефть, а значит, теряли и русские бумаги.

Политологи вылили на головы простых наблюдателей море политологического анализа, который ничего толком не объяснил. Экономисты сетовали: война подрывает биржу. Это было не так. Не вспышка военных действий вызвала падение фондового рынка, а давно шедший обвал акций подтолкнул Россию к войне. Что не выглядело логичным исходя из «чистой» политики, вполне естественно вытекало из экономики. Имело исключительно хозяйственные причины.

В вооруженном столкновении с Грузией Россия могла добиться полной победы. Для этого потребовалось бы не пять, а семь или восемь дней. Армия Саакашвили была разбита. Сил для сопротивления грузинский режим не имел. Его расчеты на поддержку США не принесли успеха. Если бы целью правительства России был контроль над нефтепроводом Баку — Тбилиси — Джейхан, оно достигло бы этой цели. Грузинская бюрократия бежала, а народ Грузии не собирался вставать на ее защиту.

Если бы цель России состояла в нефтепроводе, режим Саакашвили можно было объявить антидемократическим, террористическим, основанном на подлоге волеизъявления граждан. Над Саакашвили (даже заочно) можно было бы устроить судебный процесс. Преступления и обвинения нашлись бы без труда — они есть. Дружественная победителю партия в Грузии сделала бы все необходимое. Если бы цель русского режима состояла в нефтепроводе, в том чтобы контролировать больше нефти. Такой цели не было.

С другой стороны, почему в разгар фондового падения конфликт вокруг ТНК-ВР не затихал, а усиливался? Для чего Путин морально надавил на горнодобывающую компанию «Мечел», перепугав иностранных инвесторов и российский бизнес? Разве все эти события не влияли на фондовый рынок отрицательно? Как ни странно, ответы на эти вопросы связаны с грузинской войной. К той же группе явлений относится вся сумма жестких заявлений правительства России, направленных как в адрес США, так и по направлению других стран. Каких экономических изменений добивалась власть такими действиями? Что побудило Россию «бессмысленно» воевать с Грузией, толком даже не захватив ничего стоящего? Осетия и Абхазия — смешной приз в большой игре.

Контрнаступление поставщиков

Биржевое падение в России не оказалось бы таким ощутимым, если бы нефть на мировом рынке удержалась в цене. Но она подешевела. Снижение ее стоимости стало почти таким же, как и падение на фондовом рынке. Когда тенденция к августу обозначилась отчетливо, руководство корпораций серьезно испугалось. Аналитики, еще вчера обещавшие долговременный рост углеводородных цен, не могли теперь гарантировать, что падение остановится на приемлемом уровне. Рыночными способами повлиять на обстановку было нельзя.

В Кремле среагировали на ситуацию не мгновенно. Однако власть не стала раздавать обильные кредиты, поддерживая дешевыми деньгами финансовые институты и рынок акций. Правительство прекрасно сознавало, что фондовый рынок России может расти только при дорожающей нефти. С этим же связывалось и преодоление нарастающих затруднений в банковской сфере. Успехи компаний на внутреннем рынке также зависели от выручки за нефть, поступавшей в страну. Именно она позволила надеяться, что Россия станет одним из ведущих мировых финансовых центров. Падающая стоимость углеводородов разрушала все планы. Делала перспективу экономики не радужной, а мрачной.

Правительство осознало происходящее как угрозу катастрофы для всей хозяйственной системы. Внутриполитические последствия тоже не выглядели позитивно. Рост инфляции подрывал народную любовь к власти. Ни о каком спасении мировой экономики средствами российского стабилизационного фонда не могло быть и речи. Время финансового альтруизма прошло.

Цены на углеводородное топливо должны были держаться. Кредитование США ничего бы не изменило в проблемах отечественных корпораций. Не казалось очевидным, что американские власти в стоянии справиться с хозяйственным кризисом, восстановив потребление на прежнем уровне и поддержав спрос на нефть. Заявления о скором прекращении рецессии в США выглядели малоубедительно. Стабилизационный фонд решили приберечь и не спасать им опрометчиво мировое хозяйство, что просто было невозможно. Но на стоимость нефти началось массированное политическое наступление.

Рынок требовалось испугать и пугать до тех пор, пока падение нефтяных цен не прекратится. Именно в этом состояла избранная Россией стратегия. И ее нельзя назвать абсолютно неэффективной.

ОПЕК также не осталась в стороне. Руководство организации заявило о намерении сократить добычу, если цены опустятся ниже $100 за баррель. Российские корпорации не собирались ничего снижать. Добыча нефти и так грозила снизиться из-за дефицита новых месторождений.

В экспорте страны нефть, газ и различные нефтепродукты составляли порядка 60%. Нефть оставалась главным экспортным товаром. Ее доля в ВВП России составляла более 30%. Государственный бюджет на 2/3 формировался доходами от продажи углеводородов. Сверхдорогие энергоносители обеспечивали корпорациям получение большой доли мировой прибавочной стоимости, создаваемой в процессе глобального производства товаров. Не удивительно, что действия государственной машины оказались направленными именно в направлении нефти.

Требовалось убить двух зайцев: отвлечь внимание населения от усиливаемых инфляцией проблем и сохранить прибыли для сырьевых монополий. Первое удачно достигалось летом военными победами, сезонным снижением цен и патриотической пропагандой. Второе было куда более сложной задачей. И все же обострение внешнеполитической ситуации, произошедшее в немалой степени по инициативе США, затормозило падение нефти в августе и сентябре. Но далее ни заявления ОПЕК о снижении добычи «черного золота», ни подобные демарши России не повлияли на ситуацию. Спрос на нефть начал ускоренно снижаться, кризис продвинулся из финансовой сферы в область индустрии. К началу 2009 года только на предприятиях Китая работы лишились десятки миллионов человек. В пространстве объединенной Европы зазвучали речи о слишком высокой цене российского газа. Экспорт нефти из России начал быстро снижаться.

Накануне российско-грузинской войны Соединенным Штатам также требовался конфликт. Вопреки официальной статистике об увеличении ВВП до 3,3%, в стране зрело массовое банкротство банков. Количество безработных росло. Капиталы искали убежище в других экономиках и золоте, которое то дорожало, то дешевело. Раскупался не только физический металл, но и ювелирные украшения. Спрос на золото привел в конце августа к приостановке в США продажи монет: закончился драгоценный металл. Белый дом мог делать любые заявления, но ситуация в американской экономике качественно не улучшалась. В Европе проблем также было немало. Евро обесценивался, падало потребление. Банки еврозоны маскировали трудности, как могли, но, в сущности, висели на волоске. Россия как страшный враг западной демократии оказывалась необходимой как никогда. При этом США явно слабели политически. Хозяйственные проблемы лишали американскую администрацию ресурсов. О войне с Ираном, обещанной всему миру в доказательство американской мощи, нечего было и думать.

По мере того как шаги российской дипломатии делались отважнее, а ответы запада выглядели беспомощнее, на российской бирже в течение некоторого времени происходили странные вещи. Вопреки тенденции снижения, акции сырьевых корпораций показывали рост. Затем падение остановилось, фондовый рынок начал медленно отыгрывать потери. В лидерах снова оказывались корпорации-экспортеры. Увы, ненадолго. Последние месяцы 2008 года демонстрировали драматичный итог: фондовый рынок России лидировал в мировом падении.

Нестабильность как не решение

Нефть действительно напугалась войны. В августе и сентябре ее снижение оставалось минимальным. Стратегия политической нестабильности работала, рынки панически реагировали на различные осложнения в отношениях стран. Упав, стоимость барреля медленно поднималась после очередного дипломатического шока. Мировой рынок не знал, на что реагировать: проблемы в глобальном хозяйстве тянули нефть вниз, но угроза дестабилизации поставок толкала ее вверх.

Могла ли нестабильность стать долгосрочным решением? В октябре стоимость нефти снова пошла по нисходящей кривой. Цена на нее опустилась ниже $100 за баррель. Падение ускорилось и «черное золото» полностью оправдало прогнозы ИГСО, самые мрачные в мире. Она подешевела почти в четыре раза со времени ценового пика. Кризис делал свою работу экономического разрушителя, посрамляя политиков и неолиберальных экономистов. Экономические факторы снова перевесили политические. Финансовая система стремительно разрушалось. Падало уже не просто бытовое потребление нефти, замедлялась вся глобальная экономика. Многие компании сталкивались с растущими затруднениями сбыта. Падало производство, возрастали проблемы с расчетами. Скапливались товары. Отменялись заказы. Останавливались заводы и целые промышленные зоны.

Стабильно продавались только товары первой необходимости. Именно поэтому они дорожали быстрее всего. Международный валютный фонд прогнозировал: темпы роста мирового хозяйства в 2008 году замедлятся до 4,1% с 5% за 2007 год. Действительность была хуже. Проблемы собирались как снежный ком. Падающий спрос провоцировал биржевые обвалы, обесценивание бумаг ускоряло инфляцию. Девальвация валют оборачивалась новым снижением доходов населения. Спрос снова сжимался. Нефть дешевела, но дешевела медленно. Власти наращивали эмиссия, повторяя как заклинание ложную истину о том, что девальвация валют поднимет конкурентоспособность экономик. Все должно было происходить наоборот. Подрывались реальные заработки, подрывался сбыт. Дешевели все виды сырья.

В 2009 году глобальная экономика вступила с потерями, вместо даже минимального прироста. Замедление хозяйственного роста происходило летом 2008 года не только в Японии и ЕС (в США ВВП продолжал снижаться). Китай и Индия также показывали отрицательные результаты. Под предлогом олимпийских игр часть промышленности КНР была остановлена. 2009 год явно обещал оказаться хуже 2008 года. По официальным данным во втором квартале 2008 года ВВП еврозоны снизился на 0,2% относительно предыдущего квартала. В Германии он сократился на 0,5%, в Японии потерял 2,4%. В Великобритании рост ВВП остановился. «Это падает мир, а не растет США», — сказал по поводу происходящего в глобальном хозяйстве бывший главный экономист МВФ Кеннет Рогофф. Обвинения в адрес США, «устроивших мировой кризис» звучали все чаще. Но в январе 2009 года было уже не до них. Мировые элиты пытались придумать спасение, по возможности ничего не меняя в экономике. Кризис продолжал развиваться, на фоне речей о том, что «поиск решения идет полным ходом».

Планы на будущее строились в России исходя из ожидания, что потребность мировой экономики в нефти будет расти. Будет расти относительно стабильно, поддерживая цены на высоком уровне. Предполагалось, что в к 2030 году доля нефти в глобальном потреблении энергоресурсов возрастет до 84%. Мировой кризис не входил в расчеты аналитиков, хотя логично вытекал даже из линейки десятилетней цикличности. Со времени мягкой для России рецессии 2001 года прошло почти семь лет — хозяйственный спад мог отложиться на год, но не более. Его приближение легко было отследить по ускорению роста фондовых рынков, что явно указывало на нехватку для капиталов выгодного пространства в реальном секторе. Снижение цен на нефть должно было неминуемо последовать за открытием полосы спада.

Внесение негативных ожиданий могло удерживать высокую стоимость нефти только до определенного предела. Стратегия нестабильности имела ограниченный ресурс эффективности. Согласно логике развития мирового кризиса вслед за финансовой системой он должен был проявиться в индустрии. На этой стадии углеводороды ждало радикальное снижение стоимости. Падение промышленного потребления нефти увлекло бы за собой цены. Обострение политической ситуации способно было скорректировать обвал стоимости нефти, но не остановить его. То, что стратегия внесения на рынок тревоги дает сбои, показали уже первые дни сентября, когда цена на нефть утратила еще $5 с барреля. Вместе с ней понес потери и фондовый рынок России.

Вместо мифических ожиданий дальнейшего роста, отечественную экономику ждала тревожная перспектива. В начале октября 90% процентов компаний признали: они готовятся к кризису. Более половины из них не стали скрывать, что планируют сокращение персонала. Сотрудников компаний охватила паника. На рынке труда предложение стало быстро возрастать, в то время как спрос на работников сокращался. К декабрю сокращения персонала шли уже повсеместно. Россия страдала от кризиса, но положение Украины было еще хуже. Новый год принес новую газовую войну. Была ли она вызвана только желанием «Газпрома» удержаться в условиях глобального спада?

Война газа

Россия требовала от Украины оплачивать поставляемый газ по европейским ценам. Власти Украины сопротивлялись. В январе, сразу после празднования нового — 2009 года, поставки газа были прекращены. Россияне прижались к телеэкранам, вслушиваясь в грозные речи «родных политиков». «Украина должна перестать воровать наш газ», — повторяли они друг другу слова акционеров «Газпрома». Людям хотелось забыть о кризисе и поверить в несложную мысль о том, что дело ведущей корпорации — их дело, означающее пользу для всех, пользу для страны и людей труда.

Правительство России боролось не только за газ, который «по вине Украины» перестали получать в положенном количестве потребители в Европе. Власти Украины проявляли упорство, продиктованное катастрофой. Они не соглашались на «безумное требование» платить по $470 за тысячу кубометров газа, настаивая на цене в $250. Падение мирового спроса на металлы и уголь обрушивало экономику страны. В октябре 2008 года в Украине было остановлено 17 из 36 доменных печей. К январю 2009 года ситуация ухудшилась еще больше. Предприятия вставали одно за другим. Платить за газ было нечем.

Газовая война России и Украины напугала потребителей. Внесла свой вклад и другая, подлинная война, — израильская агрессия против народа Палестины. Взрывы в секторе Газа, прижатом к Средиземному морю, и прекращение поставок в Европу российского газа подтолкнули мировые цены на нефть вверх. Внесение тревоги на рынки вновь принесло плоды. Цена барреля подскочила до $50. Но прошло всего несколько дней, и начался обратный процесс. «Черное золото» вновь стало дешеветь. Оно опять опустилось до уровня $44 за баррель. Испуг оказывался коротким. Газовая война продолжалась, как продолжались бои в секторе Газа, но это не могло переломить глобальной тенденции. Кризис оказывался сильнее страха перебоя поставок.

Корпоративная Россия боролась за дорогой газ, не считаясь с индустриальной катастрофой Украины. Но борьба за него была неотделима от борьбы за сохранение прежних цен на углеводороды. Нестабильность, вносимая сбоем газовых поставок в ЕС, помогала вновь стабилизировать стоимость нефти, но не отменяла перспектив, продиктованных кризисом. Промышленное производство в Европе сокращалось, безработица росла, а реальные доходы трудящихся продолжали падать, подгоняемые политикой девальвации евро. Потребности во всех видах сырья в 2009 году должны были уменьшиться еще больше.

Вариант ожидания

В сопоставлении страха перед нарушением стабильности поставок с грозящим мировому хозяйству новым снижением производства, последнее должно было перевесить. В этой ситуации, все, чем располагали российские корпорации и правительство — было время. Именно его давали ожидания в сбое поставок нефти на мировой рынок по вине «неуправляемых», «внеэкономических» причин. Времени было мало, а выиграть его получалось сложно. Как распорядились российские власти добытой в середине 2008 года ценовой передышкой?

Россия избрала стратегию выжидания. Вместо подготовки экономики к кризису, власти признались в своей верной любви идеям свободного рынка. Перед общественностью открылся факт продолжаемых Кремлем переговоров о вступлении в ВТО. В вопросе нефти власть начала стремительное сближение с другими поставщиками. ОПЕК заявила, что переходит от угроз к действительному сокращению добычи. Ничего не было сделано для действительной подготовки экономики страны к кризису, внутренний рынок сжимался, действительные доходы россиян падали. Разворота в экономической политике не произошло. Власти, отражавшие интересы сырьевых корпораций, не были в нем заинтересованы. Но также они не были и способны понять всего происходящего. Масштабы кризиса они сперва почувствовали, а уже затем начали медленно осознавать.

На этом фоне в сентябре 2008 года началось прогнозирование предельного удешевления углеводородов. Без серьезного учета потенциала развития кризиса снижение цен определяли в размере 20–30% от $110–115 за баррель. Даже подешевев до $67, нефть осталась бы в два раза дороже себестоимости. При таких ценах Россия (сырьевые монополии) могла спокойно переждать полосу экономического спада. Переждать, невзирая на дестабилизацию внутреннего рынка. Восстановление роста на внешнем рынке вернуло бы отечественному хозяйству положительную динамику. Вновь поднялись бы цены на нефть. Аналитики обещали это уже в 2009 году. Некоторые, планировали окончание рецессии уже следующим летом.

Для поддержания корпораций государство располагало более чем $500 млрд. золотовалютных резервов. Эти средства позволили бы покрыть самые срочные долги сырьевых монополий. Деньги нашлись бы и на сдерживания давления на банковский сектор его более чем $170 млрд. международного долга. Государство считало себя готовым к сложной полосе. Первоначальный ужас перед угрозой обвала стоимости углеводородов прошел. Чиновники сами себя успокаивали. Вместе с сокращением добычи ОПЕК выработанное Россией оружие против падающего рынка нефти позволяло тормозить цены, защищая российские монополии от дополнительных потерь. Правительство определяло цену в $70 за баррель как пороговую. Но в то, что нефть может упасть ниже этого уровня, после трех месяцев слабого снижения никто не верил.

Все надежды к концу 2008 года разбил кризис, оказавшийся далеко не таким простым, как полагали либеральные экономисты. В 2009 году он обещал углубление хозяйственного спада, без всяких признаков улучшений. Первые лица буржуазного мира не знали что делать: старых рецептов больше не было, а новые требовали радикальных перемен. Бороться с кризисом пробовали, перекладывая его издержки на трудящихся, но хозяйственные проблемы только возрастали. К тем же последствиям избранный антикризисный метод гарантировано приведет и дальше, в 2009 году.

Реальная перспектива

Глобальный кризис, открывшийся в 2008 году, не являлся только кризисом товарного перепроизводства. Таким его по-привычке видели и старые левые, и неолибералы. Он был еще и кризисом колоссального перенакопления капиталов. Одновременно — кризисом падения значения американского и европейского рынков. Снижение спроса на них обуславливалось как сокращением доходов работников, так и исчерпанием кредитного ресурса поддержания их потребительской активности. Возможности эффективного использования дешевой рабочей силы «третьего мира» подошли к концу. Поставить рабочих периферии в худшие условия (тем снизив издержки) было невозможно.

В XX века кризисы перенакопления происходили в 1899–1904, 1929–1933, 1948–1949, 1969–1982 (полоса четырех кризисов) годах. Относительно легким и непродолжительным был только период спада после Второй мировой войны. В силу этого новый кризис не мог не оказаться более длительным и масштабным, чем рецессии 1991, 1998–1999 и 2001 годов. Для возобновления роста, мировая экономика нуждалась не в удешевлении нефти, а в замене ее более выгодным источником энергии. Нужна была технологическая революция. Без этого товары остались бы слишком дорогими, а спрос низким. Рост был бы невозможен из-за слабости потребителей.

Глобальный кризис не мог подойти осенью 2008 года к завершению. И 2009 год не имел шанса стать для него последним. Он продолжал развиваться, стремительно поражая мировую индустрию. В некоторых отраслях экономики падение продаж промышленных товаров за 2008 год достигло 30%. Наиболее явно ощутила проблемы автомобильная промышленность. Продолжение кризиса было неминуемо, пока спрос не пошел бы вверх. Происходило обратное. Компании во всех странах начинали сокращать штаты, снижали премии и размер зарплат. Инфляция еще более подрывала бюджеты потребителей. Власти наращивали эмиссию, тешась иллюзией за счет падения доходов рабочих своих стран поднять продажи на мировом рынке. Эффект сразу оказывался обратным, обещая к концу года принести много драматических плодов. Действия правительств являлись синхронными.

Неумолимое развитие кризисных тенденций изначально создавало для нефтяных цен угрозу беспрецедентного падения. Потенциал их снижения в привязке к спаду в мировой индустрии составлял не 20–30%, а 70–80%. Это и прогнозировали в ИГСО, невзирая на громогласные возражения чиновников, клявшихся в октябре 2008 года, что нефть никогда не будет стоить меньше $50 за баррель. Какой остается перспектива в 2009 году? Стоимость углеводородов к лету грозит опуститься до $20 за баррель (к уровню 2002 года). С учетом девальвации доллара, для российских корпораций такая цена выглядит катастрофичной. Они уже не могут самостоятельно платить по долгам. Правительство тянет их на себе.

Всю вторую половину 2008 года власти боролись за удержание рентабельности нефтяного экспорта, спасая корпорации. Резервы правительства таяли. Нефть можно было ненадолго напугать, но перспектива дальнейшего падения цен остается реальной. Кризис сырьевой экономики России продолжит углубляться. В 2009 году страна окажется в числе мировых лидеров уже не только биржевого, но и индустриального падения, если только ничего не изменится… Что же может произойти?

Igso.ru

11.01.09

Финансовая стратегия из другого мира

Странный пришелец посетил Россию в конце января. Премьер-министр Путин утвердил удивительный документ — Стратегию развития финансового рынка страны на период до 2020 года. Эксперты нервно зашуршали страницами. Замерли в недоумении.

Стратегия предусматривает увеличение емкости финансового рынка России, пережившего в 2008 году невиданную катастрофу. Обещано, что выпуск новых ценных бумаг, производных финансовых инструментов и инфраструктурных облигаций поднимет активность на фондовом рынке. В 2020 году объем биржевой торговли акциями увеличится в 8 раз по отношению к началу 2008 года. Возрасти должен также объем торговли облигациями. По прогнозу властей, на акции будет приходиться 240 триллионов рублей, на облигации — 19 триллионов рублей.

Перспектива, обрисованная Стратегий, не кажется заманчивой. Она попросту нереальна. Из нее невозможно понять за счет чего к 2020 году капитализация публичных компаний страны может составить 170 триллионов рублей, что в 5,3 раза больше, чем в январе 2008 года. Очередное обещание создать в Москве международный финансовый центр (МФЦ) также никак не вяжется с тяжелейшим кризисом в экономики, с которым власти не знаю что делать.

Какие же задачи должна решать программа развития финансово рынка, подписанная премьером? С какой целью она потребовалась именно в теперь, когда хозяйственное положение страны ухудшается в безнадежном темпе? Может быть, у Стратегии есть перспективы? Откуда она взялась в будни индустриального падения и уже случившейся биржевой катастрофы в России?

Не похоже, чтобы утвержденный документ обеспечивал что-либо, за исключением создания очередной «дымовой завесы». Происхождение Стратегии вполне понятно. Ее, скорее всего, заказали еще на пике экономических иллюзий, в начале 2008 года. Тогда она могла произвести впечатление. Время больших надежд накануне поражения российской экономики кризисом, требовало больших доз самообмана. Сейчас Стратегия развития финансового рынка поражает в обратном смысле, поражает своей неуместностью. Она пришла к нам из другого мира, из мира прошлых надежд. С будущим это ее не связывает. Кризис решительно снимает тему создания в Москве МФЦ с повестки дня.

План, утвержденный премьером, грешит умышленной наивностью. Абсолютно не ясно на основании чего можно прогнозировать столь значительный рост капитализации ведущих компаний. Можно понять желание властей успокоить общество и бизнес, ничего не меняя в экономике. Однако как понять неуместный размах обещаний?

Цель Стратегии, как можно предположить, одна — продемонстрировать, что все произошедшее с экономикой России в 2008 году не имеет значения в сравнении с титаническими замыслами государства. Иными словами, Стратегия развития финансового рынка — это еще одна попытка всех накормить словами. В то же время официально признанное число безработных превышает 5 миллионов человек. Эта цифра не стремится уменьшаться. Кризис вместе с антикризисной политикой власти диктует лишь одну тенденцию — тенденцию роста безработицы, роста материальных трудностей у населения.

Стратегия и подобные ей документы, сваливавшиеся на головы миллионов прежде, подстрочно выражают неспособность властей представить какой-либо серьезный анализ хозяйственных перспектив, включая перспективы финансового рынка. То, что у властей по исчерпании резервов возникнет соблазн привлечь средства через выпуск различных бумаг вполне понятно и без масштабных планов. Однако какое это имеет отношение к описанным радужным перспективам фондового рынка? Их нет, и не может быть: сырьевая экономика России терпит крушение. Будущее страны заключено вовсе не в экспорте нефти и газа. Понять, а тем более принять, этого представители сырьевых корпораций не могут. Их экономика отныне в прошлом, как в прошлом теперь «могучая сила» неолиберальной теории свободного рынка.

Можно ли сейчас говорить о прогнозах на длительную перспективу? Не спутал ли «неизвестно откуда взявшийся» кризис карты «серьезного анализа»? Прогнозы в представленном Стратегией виде доверия не заслуживают. Однако прогнозировать на длительный период можно и нужно, но только понимая основные тенденции в мировой экономике. Правительственные эксперты полагают, очевидно, что новых хозяйственных тенденций в мире нет. Они продолжают тянуть проволоку своего прогноза в пустоту, в реальность, которая никогда не наступит. Они не видят, например, что страна пережила в 2008 году биржевой крах. Неясно для них, что 2009 год обнажает картину тяжелейшего промышленного спада. Иллюзии, на которых играют в Кремле, уже мертвы. Их больше нет.

Власти России продолжают следовать курсом выжидания. Их основная надежда: проблемы в экономике рассосутся сами как в мире, так и в России. Все вернется на прежнее место?

Кризис завершится, но делать выводы о том, что капиталы после него будут устремлены на фондовый рынок, неверно. Экономический рост откроет возможности для реальных вложений. Они окажутся интересней, выгодней, чем охота за ценными бумагами. Но все это случится уже в рамках новой мировой экономики. Пока реальность выглядит иначе. И эта реальность подготовляет большие перемены во всем обществе. Ничто уже не будет прежним. Кто знает, может быть, у российских капиталов появится новый, ныне бесправный, владелец?

Rabkor.ru

21.01.09

Чего не заметили классики

Кризисы представляет собой одну из наиболее важных, до последнего времени не раскрытых полностью особенностей капитализма. То, что давно известно о них, далеко не достаточно. Пришло время рассказать новую историю цикличности капитализма.

В приложении ко второму немецкому изданию «Положения рабочего класса в Англии» Фридрих Энгельс пишет: «Цикл больших промышленных кризисов исчисляется в книге пятью годами. Такой вывод о его продолжительности вытекал, по-видимому, из хода событий с 1825 по 1842 года. Но история промышленности с 1842 по 1868 г. показала, что в действительности этот период продолжается десять лет, что промежуточные кризисы носят второстепенный характер и, начиная с 1842 г., стали все более и более исчезать. С 1868 года положение вещей опять изменилось…» Далее Энгельс говорит о последствиях продолжительного кризиса 1847–1849 годов и произошедших под его влиянием революций и политических преобразований в Европе.

В Англии после кризиса воцарилось господство промышленных капиталистов. Индустрия вновь ожила и стала развиваться с неслыханной быстротой. Растущая промышленность на континенте увеличивала потребление английских станков. Наступил двадцатилетний подъем, очень динамичный и необыкновенно масштабный. О нем Энгельс пишет: «Все прежние изумительные успехи, достигнутые благодаря применению пара и машин, совершенно бледнели в сравнении с мощным подъемом производства за двадцать лет, от 1850 до 1870 г».

В 1857 и 1866 годах индустриальный бум (затронувший всю Европу, а также США) прерывался кризисами. Последовавшее за последним из них экономическое оживление оказалось слабым. Спустя шесть лет разразился новый, очень тяжелый мировой экономический кризис.

«Наступил поворот», — говорит Энгельс о кризисе 1873–1878 годов, оказавшемся самым продолжительным в истории. Вопреки расчетам классиков марксизма промышленный спад не имел места в 1878 или 1879 года, как этого следовало ожидать. Периодичность нарушилась. Ситуацию с 1876 года Энгельс характеризует как хронический застой. Это была депрессия сравнимая в то время разве что с депрессией, порожденной кризисом 1847–1849 годов. Ни Маркс, ни Энгельс не обнаружили любопытной аналогии. Ускользнула от них и другая интересная деталь: после спада и застоя 1873–1878 годов продолжительность циклов вновь изменилась. Однако, спустя чуть более двадцати лет последовал новый особо тяжелый кризис.

Все классические экономические учебники (включая неолиберальные) говорят о десятилетней длине хозяйственного цикла. Продолжительность его оценивается приблизительно. Никакого ответа на вопрос о том, почему длина цикла так существенно отличается в различные эпохи найти на их страницах нельзя. Не существует даже постановки подобного вопроса. Между тем ответ на него теперь известен. Связан он с длинной цикличностью в развитии капитализма.

Великая заслуга в изучении циклических кризисов капитализма принадлежит Карлу Марксу. В «Капитале» он раскрывает причины промышленных кризисов, состоящие в перепроизводстве товаров. Предложение их превышает платежеспособный спрос, что оборачивается падением производства вслед за падением продаж. В кризисах проявляется основное противоречие капитализма, противоречие между общественным характером производства и частнокапиталистической формой присвоения его результатов.

Кризисов перепроизводства не существовало до промышленной революции. Но возникновение и распространение индустриального производства сделал их всеобщими и общемировыми.

В 1825 году первый кризис перепроизводства поразил Англию. Кризис, разразившийся в 1836 году, ощутили также США, экономически тесно связанные с Англией. Пострадали и другие страны: Франция, Италия, Германия и Россия. В 1841–1842 годах произошел новый кризис. Кризис 1847–1849 годов по своему масштабу явился уже практически мировым. Периодичность циклов, как отмечал Энгельс, была в тот период далеко не десятилетней. Позднее последовал тяжелейший кризис 1847–1849 годов, за которым наступило время индустриального бума в Европе.

После большого кризиса 1873–1878 годов имели место не столь продолжительные как 1850–1860 годы периоды экономического роста. Спады, как и в 1825–1842 годах, приходили чаще. В 1882–1883 годах разразился первый подобный кризис. Затем последовал кризис 1890–1893 годов. Новый экономический кризис поразил мировую экономику в 1899 году. Он оказался продолжительным и завершился лишь в 1904–1907 годах. Фридрих Энгельс к тому времени ушел из жизни. Никто из марксистов-преемников не обратил внимания на некоторые схожие черты нового крупного спада с кризисами 1847–1849 и 1873–1878 годов. Между тем сходство не являлось случайным. Между кризисами существовала особая, циклическая связь.

Человека первым обратившего внимание на чередующийся характер больших кризисов звали Николай Кондратьев. Только на основе сделанных им открытий можно до конца раскрыть большую цикличность глобального капитализма.

Rabkor.ru

10.02.09

Конкуренция по-новому

Среди ортодоксальных либералов принято считать конкуренцию источником многих экономических благ. Очевидно, рассчитывая на позитивный отклик, правительство России недавно одобрило программу по развитию конкуренции.

«Великолепный» и «очень своевременный» проект программы развития конкуренции в России представило на заседании правительства Министерство экономического развития. В документе развивается несколько направлений.

Предполагается снижение административных барьеров и искоренение избыточного регулирования экономики (последний пункт особенно важен, он демонстрирует приверженность властей неолиберальному курсу любой ценой, несмотря на кризис).

Затем следует ряд менее важных популистских блоков. Подчеркнута необходимость «смещения акцента с контроля за действиями хозяйствующих субъектов в сторону более тщательного контроля за действиями органов власти». Декларируется необходимость упрощения доступа к инфраструктуре естественных монополий (нетрудно угадать, что в этом в условиях невиданного хозяйственного спада заинтересованы сами монополии).

Предусматривает программа и сокращение количества сделок, подлежащих предварительному согласованию с Федеральной антимонопольной службой России. Подобные шаги облегчают поглощение одних компаний другими, что вполне естественно вытекает из конкуренции. Однако, внося это предложение, чиновники совершают отход от либерального представления, будто развитие конкуренции — это увеличение числа конкурентов, а не обострение самой конкуренции.

На пользу развития конкуренции, как полагает глава МЭР Эльвира Набиуллина, должно пойти и дальнейшее сокращение налогов. К этому вопросу правительство обещает вернуться в апреле. В первую очередь считается необходимым сокращать пошлины. Заинтересованы в этом, прежде всего, сырьевые экспортеры — монополии. Новая помощь им со стороны государства, бесспорно, играет на пользу развития конкуренции. Всякая конкуренция ведет к монополизму, а значит, все, что укрепляет положение монополий, развивает конкуренцию.

Не менее интересны и другие меры, предлагаемые во благо конкуренции. Как популизм звучит «формирование эффективной, максимально доступной и прозрачной конкурсной системы размещения государственных заказов». Совсем не внушат доверия «разработка и реализация комплекса мер, направленных на повышение территориальной и отраслевой мобильности трудоспособного населения». Пока в стране существует дискриминационный, полукрепостнический режим прописки (обязательной регистрации), реально препятствующий трудовой миграции, любые фразы о мерах по повышению мобильности трудящихся останутся насквозь лживыми.

Но об отмене прописки власти молчат.

Очень сомнительно, что такая программа может быть воплощена в жизнь. Очевидно, это еще одна программа из прошлого, написанная, вероятно, до прихода кризиса (о приближении которого чиновники даже не подозревали). Глобальный кризис развивает конкуренцию без посторонней помощи: борьба между компаниями за место на сокращающемся рынке обостряется. Те пункты проекта, что отвечают интересам монополий, а не являются общеэкономическими благими намерениями, вполне могут быть реализованы. Однако даже если меры будут полностью приняты к исполнению (что весьма сомнительно), благоприятного эффекта от них ожидать не стоит. Никакой пользы в борьбе с кризисом они не принесут.

Большинство либеральных экономистов продолжает надеяться на «благотворную силу» снижения налогов. Предполагается, что их сокращение способно содействовать оздоровлению экономики. Высказываются мнения, что замещение бюджетного дефицита валютными резервами при сокращении налогов на капитал даст положительный эффект. Все эти меры подаются под разными соусами, чтобы не говорить о непосредственной выгоде от них для сырьевых корпораций. Однако характер экономического кризиса таков, что снижение налогов сегодня в принципе не способно помочь национальной экономике как целому.

Монополиям выгодно платить меньше налогов, но это не имеет никакого отношения к борьбе с кризисом. Для улучшения хозяйственного положения необходимы кардинально иные меры. Пока не будет политики стимулирования спроса, неотделимой от борьбы с безработицей и низкими доходами населения, сбыт будет сокращаться. Налоговые послабления не покроют предприятиям возрастающих потерь. Налоги требуется поднимать, при этом изменив всю направленность экономической политики.

Реальная борьба с кризисом остается отдаленной перспективой. Пока же правительство стремится лишь облегчить положение крупного бизнеса, даже не догадываясь о том, куда через год страну приведет дальнейшее «развитие конкуренции».

Rabkor.ru

12.03.09

Падение индустрии

Январь и февраль стали для отечественной промышленности крайне тяжелыми. Несмотря на прославляемые либеральными экспертами успехи «антикризисной» политики государства, дела идут плохо, и «спасительная девальвация» ничего не меняет к лучшему.

В январе газета «Ведомости» зафиксировала сокращение промышленного производства в России на 19,9% по сравнению с декабрем 2008 года. В годовом выражении производство упало на 16%. Экономика не знала такого спада с 1994 года. Февраль также принес результаты, не внушающие никакого оптимизма. Промышленное производство в стране начало снижаться с лета минувшего года. С октября спад ускорился, подгоняемый снижением мировых цен на сырье и падением продаж внутри страны. Правительство впало в антикризисную лихорадку.

Спустя полгода после открытия индустриального падения ситуация в реальной экономике сложилась предельно драматическая. Однако зимние месяцы вселили в правительство некоторый оптимизм. Цены на нефть зафиксировались на одном уровне, а девальвация обеспечила нефтяным гигантам дополнительные выгоды. Хор либеральных экономистов торжественно объявил обесценивание народных доходов чуть ли не гениальным решением, укрепляющим экономику. Однако резкое падение реальных доходов трудящихся помогало лишь узкой группе производителей. Вся остальная промышленность падала без остановки.

Русская биржа в январе-феврале демонстрировала относительно хорошее настроение. Однако на этом фоне сотни тысяч россиян лишались заработка, а тысячи предприятий закрывали свои ворота. Беднеющее население снижало потребление, а ослабленный потребительский спрос не оставлял шансов для индустрии, нацеленной на внутренний рынок. Экспорт тоже снижался. Правительство старалось перевалить всю вину за происходящее на депутатов, отчего-то не спешивших утверждать «гениальный» антикризисный план президента. Прогноз на 2009 год оставался прежним: промышленное производство должно было упасть на 5,7%. Однако уже в начале марта можно было предполагать, что государственный план индустриального крушения выполнен досрочно.

Власти успокаивали себя стабильностью нефтяных цен и уверенностью в бесконечном народном терпении. Массы запасались макаронами и расходовали терпение. Ресурс терпения велик, хотя и не безграничен. Правительство боится локальных вспышек народного гнева, но его безразличие по отношению к промышленности продолжает влиять на перемены в умах, а со временем и в политике.

Чем же вызвано столь сильное индустриальное падение в России? Развитие каких глобальных и местных процессов толкает отечественную экономику в пропасть?

В мире продолжает снижаться потребительский спрос, и это ведет к сокращению заказов компаний. Сырье оказывается менее востребованным на мировом рынке. Внутри России разворачиваются те же процессы. Падению внутреннего спроса содействует и «антикризисная» девальвация рубля, а также другие меры, подрывающие платежеспособность населения — эмиссия рубля в целом, дискриминация работников по различным признакам, снижающая их вес как полноценных потребителей. Платная медицина и образование высасывают из населения деньги, которые могли бы идти на потребительские товары (включая жилье), стимулируя рост. Существенно и то, что пенсии, стипендии и социальные пособия крайне малы.

Правительство пока держится за свой скромный прогноз ослабления индустрии. Но дальнейшее углубление кризиса еще не раз вынудит власти перекраивать оценки будущего. Не исключено, что к началу 2010 года (при сохранении прежней экономической политики) результаты экономического роста 1999–2008 годов окажутся потеряны. Для сдерживания спада необходимо стимулировать потребительский спрос и переориентировать его на внутреннего производителя, оберегаемого протекционистским щитом. Замедление промышленного спада можно ожидать не ранее второй половины 2010 года, когда экономика перейдет в стадию глубокой и продолжительной депрессии. Рост экономики по расчетам, изложенным в докладе ИГСО «Кризис глобальной экономики и Россия» (от 9 июня 2008 года), возможен с 2012–2013 годов. Но ничего не бывает само по себе.

Промышленный спад еще только делает первые шаги. Мы в самом начале кризиса, каким бы ужасным это ни казалось. «Тихих гаваней» не будет. Очень тяжело придется сырьевым компаниям и вообще компаниям, ориентированным на экспорт. Сейчас цены на нефть признаются удобными для монополий. Но дальнейшее сокращение спроса опустит их еще ниже. Удержатся только предприятия, без которых общество и государство не могут обойтись: продовольствие, электроэнергетика, сервисные службы. Это не значит, что перспектива голода для миллионов рабочих не станет реальностью.

Какие последствия мы получим от столь сильного снижения промышленного производства?

Намного больше станет безработных, которым уже теперь крайне трудно добиться ничтожного пособия. Через некоторое время начнутся массовые банкротства. Ресурсы правительства будут расходоваться быстрее. Сегодня власти говорят: золотовалютных резервов хватит на два года. Но, вероятно, их не хватит и до осени. Падение производства вызовет новый виток падения потребления, что обернется дальнейшим сокращением производства. Любые попытки вновь (как в зимние месяцы девальвации) переложить на трудящихся издержки кризиса не облегчат положения компаний. Перспективы падения цены на нефть до 25 долларов за баррель никто не отменял.

Массы все еще полагаются на выжидание, надеясь, что компетентности властей хватит для борьбы с «всеобщей бедой». Еще четыре месяца промышленного спада могут подтолкнуть общество к серьезным внутренним переменам. Если народ не принудит власти бороться с кризисом, то ситуация продолжит стремительно ухудшаться.

Единственное, что реально способно сдержать кризис, — это отказ от неолиберальной экономической политики. Вместо вступления в ВТО требуется защищать внутренний рынок, проводя интеграционную политику по отношению к странам-соседям и расширяя единый рынок. Необходимо прекратить перекладывать издержки кризиса на население. Необходимы общенациональные социальные, инвестиционные и научные программы. Они должны обеспечивать рост потребительского рынка и промышленного производства для его удовлетворения при ставке на наиболее передовые технологии.

Эти меры не имеют ничего общего с «антикризисной» практикой российского государства. Общество нуждается в них, но все прошедшие годы сырьевые корпорации прекрасно обходились без подобных преобразований. Именно поэтому власть не желает идти на них добровольно.

Rabkor.ru

12.03.09

Ставки центробанков планеты

Европейский центральный банк (ЕЦБ) пошел на минувшей неделе на новое снижение базовой процентной ставки. Теперь она составляет всего 1,5% годовых, а не 2%, как было недавно. Каково значение этого события? Какую кредитную политику проводят главные финансовые власти планеты?

Ставка ЕЦБ достигла минимального уровня за всю историю этого учреждения. Федеральный резерв (ФРС) США, Банк Японии и Банк Англии уже приблизили базовую процентную ставку к нулевому значению. Финансовые власти ЕС опасаются следовать их примеру. Глава ЕЦБ Жан-Клод Трише считает: новое уменьшение процентной ставки в Европе не остановит развития кризиса. Критики этой позиции заявляют, что политика ЕЦБ задерживает восстановительный процесс в экономике.

В 2009 году ЕЦБ уже дважды снижал стоимость кредитов. В начале года она составляла 2,5%. В 2008 году уменьшение ставки рефинансирования происходило трижды. Ее значение на начало кризиса соответствовало 4,25%. Руководство банка Англии, старейшего в мире центробанка, основанного еще в 1694 году, перешло недавно к ставке в 0,5% (в октябре 2008 года она равнялась 4,5%). Объявлено о переходе к скупке активов на сумму 75 млрд фунтов стерлингов (105 млрд долларов). Предполагается, что такие меры помогут экономике.

Глава британского правительства Гордон Браун призвал весь мир следовать примеру Великобритании и США. По его мнению, выделение средств на дешевые кредиты для бизнеса является способом борьбы с рецессией. Можно ли с этим согласиться?

Ставка рефинансирования — процент, под который осуществляется кредитование центральными банками коммерческих институтов. Его снижение облегчает доступ банкам к денежным средствам. Однако это также означает дополнительное вливание денег в экономику сверху (через компании), что чревато ускорением инфляции. Частные институты потому испытывают потребность в дешевых кредитах, что скорость обращения денег в экономике падает. Товары застревают на рынке. Однако наращивание денежной массы, осуществляемое через эмиссию, еще больше ослабляет спрос. Покупательная способность населения падает. Временное облегчение положения финансовых гигантов оборачивается общим углублением кризиса.

Снижение ставки рефинансирования — плохой знак. Он свидетельствует о проблемах у банков и неудовлетворительном положении в реальном секторе. Политика ЕЦБ отличается сдержанностью далеко не от большого благоразумия. В Европе кризис развивается медленнее, чем в США и Англии. Соединенные Штаты уже продолжительное время закачивают в финансовый сектор дешевые деньги. Улучшений нет.

ЕЦБ не торопится снижать ставку рефинансирования, но все равно будет вынужден идти на это еще и еще. Дефицит денег у банков пересилит страхи перед ослаблением евро. Сейчас европейская экономика отстает от хозяйства США по темпу развития кризиса, но отставание это временное. Как только положение банков в ЕС вновь ухудшится, ставка пойдет вниз. Через некоторое время базовая процентная ставка в ЕС приблизится к 0%.

Кредитная политика России отличается от западной только внешне. Ставка рефинансирования является в РФ не столько инструментом, сколько декорацией. Однако правительство проводит активную эмиссионную политику, накачивая деньгами крупнейшие банки, срезая девальвацией доходы и сбережения граждан во имя священной помощи нефтяным монополиям.

Власти России, так же как власти США, Японии, Англии и ЕС, стремятся вливать все больше средств в корпорации и меньше тратить на население. Результатом такой «антикризисной» политики становится дальнейшее сокращение потребительского, а с ним и межотраслевого спроса. Все это вновь и вновь усиливает финансовый голод монополий. США, Великобритания и ЕС в различном темпе снижают ставку рефинансирования. Россия держит ее высоко, но проводит ту же политику, только более избирательно.

Политика западных центробанков делает в 2009 году возможными различные взаимные колебания курсов евро, фунта и доллара. Обусловливать их будет в первую очередь темп углубления кризиса. В целом покупательная способность валют продолжит снижаться. Повлияет на это как усиление эмиссии, так и дальнейшее снижение реальных доходов населения. Перспективы рубля еще боле тревожны. Он будет ослабляться как в товарном, так и инвалютном выражении. Новое падение мировых цен на нефть легко может подтолкнуть власти к повторению зимней девальвации.

Многие экономисты продолжают рассуждать о возможных выигрышах для мирового хозяйства от всеобщего снижения процентных ставок. Странным образом считается, что если еще и еще повторять безрезультатные меры, то с какой-то попытки они могут вдруг сделаться благотворными. Однако от всеобщего обнуления ставок центробанков никаких преимуществ глобальное хозяйство не приобретет. Временные выигрыши получат лишь крупные коммерческие институты, остро нуждающиеся в платежных средствах. Надолго ли это им поможет? Они теряют возможность получать прибыль естественным образом, но взамен приобретают бесперебойный источник денег. Одновременно возрастает нагрузка на потребителей: не прибегая к эмиссии, большинство государств планеты не в состоянии обеспечить крупные вливания средств в банковский сектор.

Перспективы политики низких ставок нетрудно угадать. Они не исцелят экономику от кризиса, но усугубят общее положение. Образуется замкнутый круг, разорвать который не в силах даже такое невообразимое чудо монетаризма, как отрицательная ставка центробанков.

Rabkor.ru

25.03.09

Свой собственный рейтинг

Рейтинг России постоянно понижается. Западные агентства суровы — плохие отметки получают страна и компании. Вкладывать деньги в русскую «зону риска» не рекомендуется. Российские власти хотят сами готовить свой рейтинг.

Цена оценок зарубежных рейтинговых агентств невелика. Даже после начала мирового кризиса они не переставали раздавать высокие баллы безнадежным бумагам и компаниям. Поддавшись на оценки подобных профессионалов, можно было смело нести экономические потери по полной программе. От рисков агентства спасли только своих, но отнюдь не тех, кто им верил.

Теоретически рейтинговые агентства должны добросовестно оценивать платежеспособность эмитентов, надежность долговых обязательств, качество корпоративного руководства, управления активами и прочее. Однако рейтинговые агентства коммерческие организации, не чуждые интересам корпоративных групп и близких правительств. Все это, наконец, осознали и российские власти.

Кризис — плохое время для чужых оценок. Не так давно (9 февраля) на заседании президиума Правительства РФ его глава сообщил: российское Министерство финансов наделяется полномочием по аккредитации рейтинговых агентств. Продекларировано, что Россия нуждается в появлении собственных сильных рейтинговых агентств. Необходимо это, как говорят чиновники, чтобы «более полно учитывать специфику российского рынка». Процедуре аккредитации предстоит стать «добровольной, максимально прозрачной и необременительной».

Нетрудно догадаться, что стало причиной подобного решения. Правительству и корпорациям надоело получать все время только плохие отметки.

Власти нуждаются в собственном механизме оценок коммерческих структур. В условиях кризиса это особенно важно. Рейтинговые агентства — такой механизм выработки оценок, в котором аккредитация является способом отбора наиболее подходящих структур и контроля над ними. Никакой объективности от подобных агентств ожидать не нужно. Но даже если бы они существовали в полной независимости от государства, их оценки наверняка все равно оставались бы заказными.

Рейтинговые агентства всюду в мире являются инструментом экономической политики, государственной и корпоративной. Статусу отечественных рейтинговых агентств это не помеха. Но серьезно относиться к их оценкам в деловом мире начнут лишь после того, как выдаваемые рейтинги окажутся более или менее объективными, непротиворечивыми и будут совпадать с выводами наиболее грамотных аналитиков. Для всего этого агентствам потребуются хорошие специалисты. А откуда они их возьмут, непонятно.

2008 год показал: профессионалов, умеющих верно оценивать надежность и перспективы бумаг и компаний, в России можно пересчитать по пальцам. Скорее всего, они аккредитованным агентствам и не понадобятся. Сейчас на первом месте для властей и корпораций стоит позитивность оценок, а на их объективность. Объективность остается штучным товаром, за которым обращаться нужно не к агентствам в принципе. Не в этом ли дело?

Кризис усиливается: промышленное производство в России сокращается невиданными темпами, банки ненадежны — доля плохих долгов в них возрастает, а поступление средств начинает полностью зависеть от государства. Помогают валютные спекуляции и торговля «бумажным золотом», но общая картина не теряет драматизма. Заводы останавливаются один за другим, вал увольнений продолжает катиться по стране. В тяжелом положении торговые сети, они теряют покупателей. Даже сырьевые монстры не находят красок для прежнего хвастовства. Оснований для оптимизма нет, если не считать основанием самовнушение.

Но именно потому, что хозяйственная картина печальна как никогда, и понадобились правительству свои, проверенные, оценщики. Помогут ли они на деле, выставляя хороший рейтинг компаниям в очевидно плохом положении? Убедят ли кого-нибудь эти рейтинги?

Власти рассчитывают: хорошие рейтинги российских компаний помогут привлечь капиталы, реализовать ценные бумаги, получить кредиты. Определять свой собственный рейтинг чрезвычайно удобно. Но в условиях тяжелейшего кризиса это еще и необычайно неубедительно.

Rabkor.ru

01.04.09

Короли и картофель

У социального протеста в России есть могучий подземный противник…

Россияне по-прежнему не склонны критиковать правительство. Авторитет руководителей страны высок вопреки экономическим проблемам. Лишь об одной новости сообщает фонд «Общественное мнение»: рейтинг президента снизился с 56% до 50%. Премьер-министр сохранил поддержку россиян на уровне 69%. Антикризисный план властей население оценивает сдержанно, но зато 30% опрошенных заявили о готовности участвовать в протесте.

В своих оценках граждане, как обычно, противоречивы. Правительство удостаивается нелесных эпитетов, но ни один из них не достается его главе. Доверие к «Единой России» падает, но ее беспартийный лидер твердо удерживается на прежнем месте.

Стоит ли доверять этим данным? Вполне. Россияне видят в Путине человека, с чьим именем связаны надежды прежних лет. В годы экономического подъема пропаганда Кремля уверяла: экономика растет, это сделает жизнь россиян лучше, а руководит всем он — «отец и учитель».

Кризис пришел неожиданно. Оснований для оптимизма убавилось, но надежды все еще миллионами невидимых нитей соединяют народ и премьера. Разве не он дал точек экономическому росту? Разве не он поднял ВВП страны выше советского уровня? Кто более компетентен в борьбе с кризисом? Ответственность за невзгоды народная любовь возлагает пока в основном на министров. Немного досталось и новому «либеральному президенту».

Ситуация в экономике России не внушает оптимизма. Вопреки восхваляемой стабилизации растет безработица и падает производство. Пособия ничтожны, а антикризисный план правительства слишком красив, чтобы еще чем-то помочь трудящимся. Всматриваясь в колонки цифр, аналитики рассуждают о настрое масс и перспективах протеста. «Кремлевские короли не усидят в своих креслах!» — похлопывают друг друга по плечу оппозиционные либералы.

Правительство ждет окончания кризиса. Того же желают широкие массы. Однако вместо завершения «плохого периода» подходит к концу стабилизация. Цены на нефть могут внезапно возобновить падение. Для этого есть все условия: хранилища в США и ЕС полны, а потребление «черного золота» снижается. Для России уменьшение цен на сырье будет означать обострение всех внутренних проблем. Положение корпораций осложнится, рост безработицы ускорится, поток банкротств прорвет плотину из государственных субсидий. Авторитет премьера если не в опросах, то в жизни неминуемо упадет.

Что будет когда словесная готовность россиян протестовать соединится с низким рейтингом премьер-министра? В стране грянут перемены, локальные выступления перерастут в общие, экономические требования сменятся политическими — могут ответить политологи. Однако этот ответ далеко не так убедителен, как кажется на первый взгляд. В выгодных условиях экономического подъема трудящиеся слабо боролись за свои экономические интересы, хотя могли многое получить. Вместо этого они большей частью брали лишь те скромные плоды, что давал растущий спрос на специалистов. Отчего теперь, в условиях кризиса, должен грянуть массовый протест?

Голод суров — могут возразить политологи. Однако именно тут на первый план выступает главное противоречие схематичного анализа. Во многих регионах губернаторы уже призвали городское население активней сажать картофель. Выделяются земли. Несложно оказать помощь транспортом и семенами. На картофельные поля — вот куда в первую очередь направится социальный протест. Рейтинг премьера сможет еще упасть, а возмущенные разговоры на кухнях сделаться громче. Социологи еще не единожды смогут зафиксировать «готовность к участию в акциях протеста», но могучая сила масс будет направляться на борьбу с полевыми, а не с иными вредителями.

Картофель крайне недооценен политологами. Но его силу прекрасно создают власти. Мечтать о пробуждении масс не запрещено, но дело борьбы за переустройство общества имеет могучего врага. Однако, он — не питательный корнеплод. Пробуждению масс в России препятствует представление о нормальности нищеты, поскольку нищета и картофель — одно и тоже. Рядом с восприятием нищеты как чего-то привычного стоят неверие в свои силы и непонимание того, что историю творят отнюдь не элиты. Недостает людям и уважения к себе.

Индейская мудрость гласит: человек перестает существовать, когда сломаны его принципы. Он появляется на свет, когда решает твердо следовать внутренним законам, не унижаться и не унижать других. Русские революционеры XIX века постигли эти истину не по книгам о первобытном мире. Ее подсказала несправедливая реальность империи. От себя понесли ее «нигилисты» в рабочие массы.

Без перемены в сознании российских трудящихся невозможны радикальные перемены в стране. Невозможен без этого и серьезный социальный протест. Кризис располагает временем. Но для перемены в умах его потребуется больше, чем для падения рейтинга премьера.

Rabkor.ru

30.04.09

Год созвездия

Наряду с 9 мая Россия отмечает другой праздник. Ровно год назад у страны появилось «новое правительство».

Об этом написаны уже тысячи статей и сделаны сотни репортажей. 7 мая 2008 года Дмитрий Медведев вступил в должность президента, а недавний глава государства стал первым министром. Большинство экспертов настроено радужно, некоторые — сдержано.

Каковы результаты для страны первого года полномочий нового президента? Их оценивают по победоносной войне с Грузией, успехам газовой дипломатии и положительному восприятию политики властей населением. Все неприятности списываются на мировую финансовую конъюнктуру, как будто не имеющую отношения к большой политике в России. Может показаться, что так оно и есть. Однако для верности стоит оценивать итоги по тем переменам, что произошли в стране за год.

Бесспорно: первый год президентского срока оказался неудачным не по вине самого Медведева. Путину, наверняка, тоже пришлось не раз пожалеть о том, что он не отошел в тень накануне столь внезапного для властей кризиса. Медведеву пророчили «золотое царствование» в «золотой век» нефтяной России. Дорогое сырье позволяло распространять мечту о либерализации если не политического строя, то атмосферы в стране. Ничего этого не произошло. Навалились экономические беды, с которыми правительству пришлось бороться неэффективными, непопулярными и даже необычными мерами (война с Грузией) мерами. Тяжело пришлось и пропаганде. Кризис стремительно уничтожал плоды экономического подъема прежних лет. С весны 2008 года по весну 2009 года дела в российском государстве только расстраивались.

За год был обвален рубль, израсходованы огромные денежные средства, сильно упали доходы трудящихся. Но все это неолиберальные экономисты умело записывают правительству в плюс. Разве дешевый труд не основа процветания сырьевого бизнеса? Некоторые оригиналы даже утверждают: девальвация рубля спасла сбережения граждан. Спланированное властями во благо крупным банкам и сырьевым экспортерам обесценивание доходов и накоплений россиян именуется «спасением сбережений». Нанесенный внутреннему рынку урон в результате упавшего спроса объявляется благом для экономики. Конечно, нельзя не признать, что правительство может записать себе подобные результаты в плюс. В конце концов, какое отношение имеют многомиллионные массы трудящихся к большой политике? Что они вообще могут понять в столь тонких вопросах как махинации с рублем в их кармане?

Россияне умеют считать. Однако в Кремле не верят, что они способны на борьбу. В дни первых увольнений власть позволила себе испугаться призрака массового возмущения. Теперь она смотрит на вещи более трезво. Пропаганда отыскивает плюсы в антикризисной политике, полиция мрачно готовится справляться с «недостойным» поведением граждан, чьи реальные доходы опустились за год на 40%. Население ждет экономического мессию, бога-человека, что объявит с телеэкрана об окончании кризиса. Ухудшается настроение и растет интерес к алкоголю. Беда трудящихся России в том, что они сами не понимают, на что способны. Они почти совсем забыли 1905 и 1917 годы, а некоторые смотрят на события тех лет с позиции «доброго царя», стрелявшего в демонстрации.

«Добрые» правители есть и сейчас. Всякая власть признает за собой множество положительных сторон. Поиску их посвящено все празднование «юбилея» первого года. Но в то же время в России продолжает свое шествие хозяйственный кризис. Падает производство, зреет банковский кризис, миллионы людей уволены. Десятки миллионов — потеряли в доходах. Журналисты отмечают «успешную борьбу» с проблемами в экономике. Есть ли она на самом деле? Как можно назвать результаты первого года кризиса для страны? Пугающими? Разрушительными? Что было сделано, чтобы они оказались иными?

С каждым месяцем ухудшений волшебный туман вокруг нового президента исчезал. Вначале это происходило незаметно. Потом признать снижение рейтинга пришлось и официальным социологам. Если бы Путин отошел в сторону год назад, о нем многие могли бы сказать: он справлялся гораздо лучше. Но все это пока имеет мало значения. Главный моральный итог деятельности «нового» правительства еще впереди.

Если некоторые аналитики называют минувший год благоприятным для политических созвездий Кремля, то для страны он оказался совсем иным. Будут ли следующий год кризиса лучше? Надеяться на это можно. Можно даже поверить неолиберальным экспертам уверяющим, что кризис почти достиг дна. Но полагаясь опять на сумрачные надежды стоит вспомнить, чем обернулись они в 2008 году. Кризис начался не просто так. Он появился на месте столь красочно обещанного народу процветания.

Rabkor.ru

10.05.09

Голодные годы фиска

Казна России привыкла к изобилию денег. Но теперь все иначе. За первые четыре месяца года дефицит бюджета достиг 3,3% ВВП.

По данным министерства финансов доходы казны с начала 2009 года составили 2,22 триллиона рублей. Расходы равны 2,59 триллионам рублей. Размер бюджетного дефицита за четыре месяца достиг 370 миллиардов рублей. В пересчете на ВВП России это составляет 3,3%. Однако по отношению к ВВП на апрель 2008 года дефицит равен 11,3%.

Для покрытия неполученных доходов Минфин уже задействовал средства Резервного фонда. С 10 марта по конец апреля из Фонда был получен триллион рублей. Пресса с тревогой обсуждает ситуацию. Правительство делает вид, что проблема не столь велика, как говорят злые языки. До последнего времени официальные лица высказывались обнадеживающе, а «великие либеральные экономисты» обещали близкое окончание спада. Для этого они видели достаточно причин: улучшение настроения биржевых игроков, заявления политиков и банкиров. При таких «объективных» предпосылках начинало казаться, что кризис уже почти выдохся.

Казалось, все выглядело хорошо. Однако опубликованная недавно статистика по промышленности сильно подпортила картину. Оказалось, что пока финансовые умы ликовали, производство в России падало. Апрель оказался лихим месяцем. Цены на нефть демонстрировали рост, а промышленное производство упало по официальным данным на 16,9% к апрелю минувшего года. Одновременно была обнародована информация о падении ВВП. Оно оказалось большим, чем ожидали чиновники. В конце 2008 года они и слышать ничего не желали о сокрушении внутреннего продукта. Кризис внес поправку в красивые прогнозы хозяйственной бюрократии.

Падение валового продукта страны по данным Росстата за период с января по март 2009 года составило 9,5% по сравнению с первым кварталом прошлого года. Относительно четвертого квартала ВВП упал на 23,2%. Открывшийся дефицит бюджета лишь подтвердил общую тенденцию: стабилизация зимы и весны ничего не изменила в экономике, хотя и была куплена необычайно дорого. На создание видимости финансового благополучия корпоративных гигантов ушли огромные средства из государственных резервов.

Будущее «окончание» кризиса предстало в мае ясной картиной. Спад не остановился вопреки всюду распространяемому оптимизму. Победить спад моральными средствами власти не удалось.

История с бюджетным дефицитом только началась. Даже на фоне приниженных потерь ВВП он будет увеличиваться и дальше. Доходам казны предстоит снижаться тем быстрее, чем глубже будет заходить кривая падения производства. Сегодняшние проблемы — это проблемы макроэкономической стабилизации, а не быстрого падения. Что же будет когда она завершится? Момент этот приближается, но заранее ясно, к чему прибегнут власти. Правительство возьмется за печатный станок, и чем дальше, тем менее осторожно.

По итогам второго квартала года экономические показатели вряд ли окажутся на немного лишь хуже текущих данных. До осени на помощь монополиям будут брошены новые огромные средства, а материальное положение населения ухудшится. Внутренний спрос наряду со внешним продолжит падать и вероятно возьмет новый темп. Отложенное падение цен на сырье может состояться. Единственная помеха этому — новые вливания денег в корпорации, очередное оживление спекуляций на бирже и платежей между компаниями. Но даже повторная стабилизация не отменит развития кризиса.

Чиновники разводят руками от недоумения: как может выходить так, что меры по борьбе со спадом оказываются не эффективными? Разве их не подсказывают лучшие либеральные экономисты — гении мыльных пузырей? Беда в том, что антикризисной политики в России, в сущности, нет. Есть лишь борьба с последствиями кризиса. Поэтому экономические условия в стране будут ухудшаться, снижения налогов для бизнеса ничего принципиально не изменит. Снижение бюджетных трат приведет к дальнейшему ослабления потребителей, а значит, ускорится спад.

Фиск ждут голодные годы. Экономику — спад. Правительству предстоят пустые тревоги. Но самая плохая карта достанется россиянам.

Rabkor.ru

19.05.09

Процент на кризис

Банки в теории должны кредитовать промышленность. В российской действительности они предпочитают не делать этого, понимая: поддерживать убыточные предприятие дорого и опасно. Но и без лишнего риска дела кредитных институтов складываются не блестяще.

По словам президента, банковская система России стабилизировалась за счет «своевременно оказанной поддержке» государство с радостью возместило банкам неудачно потраченные деньги. Положительной стороной подобной антикризисной помощи считается сохранение сбережений граждан и поддержание системы расчетов в стране. «Эти проблемы были решены», — заявил Медведев. Однако по оценке правительства деньги остаются недоступными для предприятий и населения.

Банки не торопятся раздавать полученные от государства средства. Чиновники робко замечают, что ставка процента мешает насыщению экономики кредитом. Никто не задается вопросом, почему кредитные институты должны рисковать в неблагоприятных условиях деньгами, для возмещения которых не видят надежных путей? Деятели российского правительства говорят, что банки должны предоставлять кредиты в размере не меньшем, чем полученная ими государственная помощь. Процент по такой помощи обязан «складываться из ставки рефинансирования (12,5%) плюс три процента». Реальная банковская ставка процента значительно выше.

Не меньше чем рассуждения об «удешевлении кредита» власти беспокоит вопрос о госгарантиях для системообразующих предприятий. Предполагается, что с проблемами по кредитам банки должны будут обращаться напрямую к государству для их разрешения. Предприятия тем самым могут быть избавлены от непосредственной ответственности по долгам. Но даже если этот принцип перейдет из мира рассуждений в жизнь наряду с ограничением долговой ставки 15,5% для промышленности останется невыясненным как покрывать кредит. Стабилизация мировой экономики и российского рынка не отменила кризиса, а только облегчила положение компаний. Государства накачали корпорации деньгами и только этим приостановили экономическое падение. Но хозяйственная система мира так и осталась неэффективной.

Важнейшей иллюзией стабилизации стало представление, будто победа над кризисом близка. Потребительский спрос на планете не восстановился. В России поддержка производства оказалась неэффективной. Озабоченность правительства не борьбой с кризисом, а устранением его симптомов сыграло дурную шутку: развитие кризиса стало не столь заметным, но не менее угрожающим. Огромные деньги оказались потрачены, но ничего качественного не произошло, если не считать смены настроений деловых элит.

Схватка власти с симптомами кризиса (без внимания к его сути) делает «антикризисную политику» принципиально бесполезной. Может быть, это не очевидно сейчас, но со временем станет ясно для всех. Верхи ничего не говорят о причинах кризиса и о том, что требуется делать, чтобы ситуация на внутреннем рынке оздоровилась. Поддержки внутреннего спроса нет, никто не стремится улучшить положение конечных потребителей, а значит, любые меры по спасению промышленности будут проваливаться. Битва за облегчение кредита (если только она не является мнимой) не изменит положения.

Экономисты продолжают спор. Что впереди: вторая волна или окончание кризиса? Аргументы в пользу окончания спада основаны на субъективных настроениях. Желаемое посредством одного желания не станет действительным.

Власть не сможет отделаться от кризиса текущими тратами. Чем дальше будет развиваться кризис, тем больше придется государству брать на себя. В конечном итоге это станет одним из факторов отказа от неолиберальной политики. Произойдет это, правда, уже после финансового краха России. Сейчас государство дает гарантии, но поскольку существенных улучшений в реальной экономике не будет, ему придется по своим гарантиям платить. Хватит ли для этого средств? Дойдут ли они до промышленности и смогут ли ей помочь?

Ставка процента в России безумна. Она необычайно высока. Чтобы предприятия почувствовали себя немного легче, кредит должен быть равен не ставке рефинансирования плюс 3% в пользу банков-посредников, а всего 3%. Но представить себе подобного нельзя, поскольку «помощь промышленности» дается не для нее, а для больших банков и все об этом знают. Однако даже появление доступного для индустрии кредита ничего не изменит, пока население теряет доходы. Размер их снижения уже определен за год на 40%. И это самый страшный процент на кризис, потому что он будет расти, подгоняя дальнейший спад.

Rabkor.ru

20.05.09

Игры в эффективное образование

На протяжении последних лет чиновники уверяли: для повышения эффективности российского образования делается все возможное. Но вместо улучшения качества обучения специалистов происходило обратное. Работу бралось доделывать бизнес-образование, быстро распространившееся накануне кризиса. Но могло ли оно ликвидировать провалы в фундаменте?

Подготовка кадров для экономики начинается со школы. Это простой факт отнюдь не являлся очевидным последние двадцать лет. В национальном хозяйстве и практике государства господствовала неолиберальная доктрина. Все проблемы должен был решать рынок. Подобно сказочной принцессе, думавшей, будто хлеб растет на деревьях, предполагалось, что рабочие кадры берутся на рынке труда. Реформы улучшали российскую систему образования лишь на словах, а коммерческая система обучения на рабочем месте не могла решить фундаментальных проблем.

Образовательная политика государства канонически неолиберальна. Ее кульминацией является введение Единого Государственного Экзамена (ЕГЭ) и внедрение компьютерного тестирования студентов. Долгие двадцать лет университеты, колледжи и школы изгоняли и не подпускали к учащимся лучшие молодые преподавательские кадры. Делалось это с помощью чудовищно низкой оплаты труда. Распад советской экономической системы высвободил море рабочих рук, которых, как полагалось, хватит надолго. С другой стороны, считалось, что экспортно-сырьевая экономика и не требует слишком много грамотных работников. Как можно больше выносилось в рынок, пока рынок не перестал справляться с проблемами базисного образования.

Введение ЕГЭ провозглашалось унифицирующим образование и способствующим поднятию эффективности обучения. Специальные и высшие учебные заведения давно жаловались на плохой уровень подготовки поступающих на обучение молодых людей. Но ЕГЭ только ухудшал положение, что в конечном итоге делало его вредным для экономического развития России. Не приносил пользы национальному хозяйству также переход к компьютерному тестированию студентов. Все это и теперь способствует дальнейшему понижению интеллектуального уровня работников, что чревато в новых хозяйственных условиях серьезными проблемами для предприятий и национального хозяйства России.

Глобальный экономический кризис выявил низкий уровень компетенции большой части персонала российских компаний. Крайне слабым показало себя руководящее звено. Накануне кризиса, как отмечал Борис Кагарлицкий, известный социолог и Директор ИГСО, господствовало представление, что экономике, прежде всего, нужны специалисты узкого профиля, не обладающие «посторонними» знаниями. В результате уже на первом году кризиса проявились слабость и бессистемность образования персонала, низкая способность менеджмента и технических кадров к творческому мышлению. Обнаружилась также слабая склонность работников к расширению собственного кругозора. Широко предпринимаемые компаниями накануне кризиса попытки поднять профессионализм части персонала за счет бизнес-образования не дали серьезных результатов. Сказалась как узость образовательной базы сотрудников, так и фрагментарность коммерческих обучающих мероприятий.

Чиновники ждут спонтанного завершения хозяйственного спада. Однако выводы Центра экономических исследований ИГСО таковы: выход России из кризиса может быть связан только с переходом к стимулированию внутреннего спроса при технологическом перевооружении индустрии. Ликования либеральных экономистов по поводу пополнения запаса кадров на рынке труда за счет массовых увольнений не имеют серьезных оснований. Возобновление хозяйственного роста вернет к силе и обострит докризисную тенденцию нехватки специалистов. По-новому и много придется работать как государственным, так и коммерческим образовательным центрам. Чтобы повысить качество подготовки трудовых кадров необходимо будет поднять качество базисного и дополнительного обучения.

Победа над кризисом не придет благодаря раздаче монополиям государственных резервов. Изменениям должны подвергнуться системы управления и организации производства. Это требует подготовки огромного числа профессионалов нового качества. Место узкого специалиста предстоит занять работнику, обладающему многосторонними знаниями. Даже для отдельных предприятий тренинги не могут стать решением. Проблемой является не дефицит неких навыков, а общая слабость интеллектуально-психологической подготовки сотрудников. Предстоит поднять образовательный уровень многих старых кадров и прекратить подготовку слабых специалистов, на что сейчас негласно направлена вся система образования.

Под давлением кризиса некоторые компании начали привлекать более грамотные кадры, одновременно стараясь рационализировать свою работу. Предпринимаются осторожные шаги по уменьшению бюрократической надстройки бизнеса. Однако перемены еще не затрагивают основ: рутинный контроль над узкими специалистами с низким уровнем мотивации не заменен автономностью профессионалов широкого профиля. Напротив, грамотные кадры продолжают терроризироваться «процессным контролем» со стороны менеджмента, не понимающего конкретной специфики работы. Реформа системы образования развивается в докризисном русле, что явно противоречит задаче преодоления кризиса и дальнейшего хозяйственного развития России.

Тестовый характер ЕГЭ окончательно переориентирует систему образования с предоставления знаний и навыков самостоятельного обучения на зазубривания «правильных экзаменационных ответов». Внедряемое в вузах компьютерное тестирование работает на тот же результат, довершая дело ЕГЭ. «В результате хороший специалист выпускается системой образования не благодаря тестовой машине, а вопреки ней», — полагает Анна Очкина, руководитель Центра социального анализа ИГСО. Для повышения качества подготовки трудовых кадров требуется смена всей национальной образовательной политики.

Годы экономического подъема сделали популярными тренинги. Их проводили широко, толком не задумываясь над ограниченностью подобных мероприятий. И дело не только в учебной полезности (тут главное отличие от специализированных семинаров). Многие тренинги направлены на отработку личной активности. Редко — на командный стиль работы (хотя наиболее важен именно он). Тренинги нужны, безусловно. Вопреки прохладному отношению во многих компаниях к личностным тренингам необходимы и они. Однако они не изменяют невротического климата в копаниях и не ликвидируют истерических методов руководства, так широко распространенных в России. Даже отработка «лидерства» существенно не меняет ситуации, поскольку строится чаще всего на методиках подавления ведомых, а не повышение влияния ведущего за счет получения поддержки коллег и творческого включения в процесс. Так называемые «лидеры» не учатся понимать людей. Результатом, применения данной системы, является оторванная (слепая) активность одних и безразличная пассивность других.

Нацеленные на развитие личной активности тренинги проводятся нередко посредством игр с выбыванием, когда сильнейшие в ходе конкурса «выбивают» слабых. В результате формируется тип беспомощного «лидера», не опирающегося ни на кого и, в сущности, никого в коллективе никуда не ведущего. Такой «лидер» не чувствуя поддержки, не ощущает и уверенности. Он может сымитировать лидерское поведение, но в итоге ультраиндивидуальной активности захлебывается, срываясь на подчиненных. В деятельности такого «демонстративного лидера» много времени отнимает «холостой ход». В итоге начальство им недовольно: он работает очень много, а результаты остаются прежними. «Выбитые» игроки в лучшем случае воспринимают все отчужденно.

Тренинги с заведомо невыполнимыми задачами способствуют неврозу у большинства сотрудников, что подрывает работоспособность. На людей давят на работе, а не бессознательно ориентируют на успех и поддерживают. В учебной игре (как и обучению вообще), к которой принято принуждать, а не побуждать, персонал к тому же сталкивается с невыполнимыми задачами. Людям просто приказывают учиться, играть в тренинги и посещать семинары. Кризисная атмосфера бесконечных увольнений разрушает и без того слабый командный настрой работников. Частое использование руководством фирм страха сотрудников потерять место, чтобы увеличить персональную нагрузку, ведет в конечном итоге к снижению эффективности.

Ни семинары, дающие новые знания по направлениям деятельности, ни тренинги, направленные на приобретение навыков, не в силах решить фундаментальной проблемы — слабости образовательной базы. Эрудиция в компаниях не приветствуется, а о том, что человек, обладающий разноплановыми знаниями, лучше решает сложные задачи, большинство менеджеров просто не имеет представления. Существует лишь некоторое инстинктивное неудовлетворение руководства уровнем подготовки кадров, но это пока никак не переносится на систему образования. Между тем всплеск интереса к бизнес-обучению в предшествовавшие кризису годы выражал именно слабость образовательной базы. И если национальная система обучения и дальше будет ухудшаться, ориентируясь на удачное заполнение тестов, то из кризиса России предстоит выбираться особенно долго.

Многие проекты, относящиеся к бизнес-образованию, решают сегодня проблемы, от которых отказалось государство. То, что для чиновников выглядит в розовом цвете, предстает серьезной проблемой для экономики. Предприятия в предшествовавшие кризису годы испытывали всевозрастающую потребность в кадрах. Вместе с тем они нуждались в дальнейшем повышении квалификации опытных специалистов. Кризис не отменил этих проблем, хотя массовые сокращения персонала и сокращение рынка образовательных проектов внушают многим экономистам обратную мысль. Однако, вопреки утверждению неолиберальных экспертов, не произошло никакого оздоровления ситуации с персоналом. Напротив, задача обучения и переобучения кадров лишь обострилась. Как, отказавшись от политики поднятия уровня специалистов, могут компании противостоять кризису?

Проблемы в экономике проявляются одна за другой. Кризисная новизна ситуации поднимает значение персонального консультирования и обучения как части бизнес-образования. Руководители компаний столкнулись и еще столкнутся с множеством непривычных трудностей. В природе кризисных проблем и их перспективах нереально разобраться, опираясь на привычные, давно усвоенные «истины». Классическая либеральная экономическая теория терпит практический крах.

Бизнес-образование способствовало развитию компаний в период хозяйственного роста. Ему предстоит наладить не менее продуктивную работу в изменившихся условиях. Персональное консультирование и групповое обучение будут еще меняться при растущей конкуренции между компаниями, оказывающими образовательные услуги. Таковы особенности ситуации. Кризис требует перемен повсеместно, что открывает путь к его преодолению. Эти перемены произойдут и в бизнес-образовании.

По итогам кризиса уровень профессионализма кадров должен подняться, чтобы обеспечить технологическое и организационное обновление экономики. А это немалая задача, как для администрации предприятий, так и для образовательных структур. Но те, кто будут учить, сами должны еще многому научить. Для бизнес-образования немаловажно не просто адаптировать курс обучения к новым условиям, что часто можно наблюдать. Требуется привлекать, а точнее открывать для процесса обучения новые кадры и новые взгляды на волнующие всех проблемы. Вполне очевидно, что люди, оказавшиеся неспособными предсказать текущий кризис, не могут быть полезны как преподаватели по профильным направлениям. Кризис оживляет экономическую науку и этим необходимо пользоваться, поднимая качество бизнес-образования.

К сожалению, дополнительное образование, даже самое лучше, не может заменить образовательной базы, что относится к системе образования в принципе. Не способно заменить базу и самообразование, для которого требуются еще навыки, мотивы и немалое время. Экономическое развитие требует повышения качества подготовки специалистов. Освоение компаниями новых методов организации работы и управления поможет совершенствованию рабочих кадров, но решать эту задачу предстоит в непростых условиях кризиса.

Журнал «Экономические стратегии»

24.05.09

Шаткое равновесие

В экономике царит самообман. Стабилизация продолжает тянуть вверх фондовые рынки. На биржах процветает спекулятивный энтузиазм. Триллионы долларов выделяют правительства для победы над кризисом, которой еще долго не может быть.

Макроэкономическая стабилизация повлияла на настроение российских банкиров. Если в январе они готовились к худшему, запасая валюту, то теперь пытаются адаптироваться к новым условиям и ждут положительных перемен. Как показывают данные за апрель, кредитные институты активней стали продавать иностранную валюту. Это опасное успокоение. Стабилизация подготовлена только вливаниями средств в корпорации, но не изменением платежеспособного спроса населения. Она может продержаться еще некоторое время, но затем все равно возобновится спад. Причем он грозит оказаться более серьезным, чем прежде.

Будущее национальной валюты беспокоит не только аналитиков. Вторая девальвация рубля вполне может произойти, но до тех пор, пока продолжается стабилизация ее не стоит ждать. Ситуация на мировом рынке должна сперва ухудшиться. Сейчас она подогрета легким деньгами правительств. Но это отнюдь не победа над кризисом. Кризис продолжает развиваться о чем свидетельствует дальнейшее ослабление рядовых потребителей. Некоторые симптомы сняты, но проблемы породившие глобальный спад остались. Самая очевидная для российских чиновников трудность реальной экономики — затруднения, испытываемые промышленностью.

Правительственная комиссия по обеспечению устойчивости экономики РФ недавно рассмотрела вопрос повышения эффективности использования бюджетных средств, направляемых на госзаказ. Чиновники положительно оценили идею создания в банках специальных бюджетных счетов для всех операций с бюджетными средствами, предназначенными для оплаты государственного заказа. Однако назначение спецсчетов не только защита от взысканий с них средств по долгам подрядчиков. С точки зрения помощи индустрии — мера это исключительно частная. Очевидно, стремление создать спецсчета для предприятий, должно обеспечить банком дополнительную прибыль, гарантировать им приток новых средств. Это лишь часть общей стратегии властей по поддержанию банков. Антикризисное значение предлагаемого решения ничтожно.

Несмотря на всеобщее увлечение позитивными симптомами, размер просрочки по банковским кредитам на начало мая достиг 4%. Центральный банк РФ ожидает увеличение этого показателя до 10–12%. Банкам опять нужны дополнительные средства. Их предполагается выдавать под зоолог золота и кредитных портфелей. ЦБ уже не первый раз приходит на помощь кредитным институтам страны. Стоит задуматься о результатах очередной помощи государства банкам. Ясно, что ситуация с финансами и доходностью не улучшится — доля просроченной задолженности легко может достичь к зиме и 20%, если кризис снова прибавит темп развития. Никто из чиновников не говорит о том, как в принципе изменить экономическую ситуацию. Государство просто расходует ресурсы без всякого устойчивого результата. Проблема же кроется не в банках, а в положении их должников. Именно с этого стоило бы начинать борьбу с кризисом. Предприятия теряют рентабельность, а население прежние доходы.

Кризис больше никто не называет финансовым. «Великие экономисты» вдруг стали именовать его экономическим. Никто даже не покаялся в ошибках, как никем из «мудрых» неолибералов не признан очевидный факт: тридцать лет либеральной хозяйственной политики в мире породили новый великий кризис.

Надежды российских властей по-прежнему связаны со спасением мировой финансовой системы. США выделяют на свою антикризисную программу 787 млрд. долларов. Глава ФРС США Бен Бернанке заявил: федеральный резерв выделит триллион долларов для выкупа государственных облигаций и ипотечных ценных бумаг. Скромные пока меры предпринимает Европейский Союз. Всего 5 млрд. евро намерен ЕС потратить для стабилизации экономики и рынков. Одновременно решено увеличить размер чрезвычайного фонда до 50 млрд. евро. Предназначен он для помощи странам-членам Европейского союза, не входящим в зону действия единой европейской валюты.

На саммите G20 руководители стран договорились потратить 5 трлн. долларов на исправление ситуации в глобальной экономике. 1,1 трлн. долларов получит Международный валютный фонд. Китай израсходует на стимулирование экономики и внутреннего спроса 590 млрд. долларов. Япония готова выделить 250 млрд. долларов. За полтора года кризиса стоимость антикризисных программ значительно выросла, но суть их осталась прежней. Предполагается через закачку денег в компании вернуть экономику к росту. Причины ее остановки не обсуждается либеральными экономистами, из года в год получавшими премии и официальное восхваление за непревзойденную гениальность.

Глобальный капитализм в кризисе с января 2008 года. Именно тогда наиболее грамотным экономистам стало ясно: начался крупный хозяйственный кризис. Летом 2008 года открылся уже промышленный спад, предпосылки которого были заметны еще весной того года. Затем началось повальное биржевое падение, которое с осени перешло в промышленный спад. Сейчас он продолжается, несмотря на стабилизацию. Ее завершение — вопрос времени: накачка финансовых институтов деньгами лишь откладывает этот момент, играя на усиление кризиса. Нас ждет еще рост инфляции. Промышленное падение будет продолжаться в 2009–2010 годах. Не исключено, что потери окажутся большими, чем в кризисах 1899–1904, 1929–1933 годов и полосы углубляющихся падений с 1969 по 1982 год. С 2011 года можно ожидать перехода к депрессии. Никакого «прохождения дна» в ближайшее время не будет.

Борьба с кризисом не измеряется суммами. Для сдерживания его будут израсходованы еще триллионы долларов. Все это лишь усилит инфляцию, ослабит потребительский рынок и тем самым сыграет на углубление спада. Подлинная борьба с кризисом требует отказа от неолиберальной доктрины и перехода к стимулированию спроса при создании новых больших рынков с единой протекционистской политикой. На этой базе возможно остановить спад, а с внедрением новых технологий в производство и начать восстановление роста. Но прежде чем нечто подобное начнет воплощаться в жизнь, кризис до основания разрушит всю старую экономическую модель. Это и есть революция в системе, которая иначе не может происходить в условиях рыночной анархии. Политических потрясений планете тоже не миновать.

Деньги, выделяемые корпорациям, разрушают хрупкое равновесие стабилизации в той же мере, как и обеспечивают его. Для сохранения обманчивой стабильности требуется выделение все более возрастающих сумм. Компании не получают прибыль, но пополняют свои финансы дармовыми деньгами правительств. Это и есть антикризисная политика неолибералов. Может ли она завершиться чем-либо кроме усиления инфляции и ускорения спада? Пока подобный финал отложен, как отложено дальнейшее падение цен на сырье. Но кризис невозможно отложить: он возьмет свое, едва только поток «целительных» денег для бизнеса начнет ослабевать.

Rabkor.ru

25.05.09

Сомнительное единство БРИК

Бразилия, Россия, Индия и Китай — крупнейшие «молодые» экономики мира. Именно это объединяет их под аббревиатурой БРИК. Но что разъединяет эти страны? Только ли это критика недоброжелателей или «юное» единство БРИК полно внутренних противоречий? Может быть, оно является только формальным?

Газета The Wall Street Journal опубликовала недавно статью с сомнениями на счет правомерности участия России в группе БРИК. По мнению авторов материала, другие «развивающиеся» страны четверки (Бразилия, Индия и Китай) рассматриваются инвесторами как более привлекательные. Россию же опрошенные инвесторы не относят к категории приоритетных рынков. Доказательной базой для авторов материала стало исследование экспертов Frontier Strategy Group. Ее аналитиками были опрошены сотрудники 72 международных компаний. В их числе такие структуры как Adidas, Dupont и Intel Corp.

Подобные «разоблачения» России со стороны американских экспертов давно перестали быть новостью. Игнорируя темпы хозяйственного роста в России 2001–2008 годов, аналитики из США (агентство Goldman Sachs) предсказывают стране в 2,8% хозяйственного роста с 2011 по 2050 год. Для Бразилии они обещают 4,3%, для Китая — 5,2%, для Индии — 6,3%. Не менее любопытны сроки «расчета». Ожидать, что в 2011 году в мировой экономике будет уже происходить подъем пока оснований нет. Напротив: все более вероятно, что кризис задержится надолго.

В лучшем случае 2011 год станет моментом остановки падения, годом начала депрессии. Одновременно не ясно, что станет основанием для столь низкого роста экономики России. Как, не зная отраслевой и рыночной структуры глобального хозяйства после кризиса, аналитики Goldman Sachs могут предрекать (да еще с десятыми долями), какие страны будут лидировать, а какие значительно отставать? Выкладки американских аналитиков как относительно капиталовложений, так и лидеров роста до 2050 года не имеют никакого значения. Угрозы отчисления Росси из БРИК за плохие экономические оценки выглядят даже несерьезно.

Все экономики сейчас развиваются в направлении спада. Россия может выпасть туда же, куда и все. То, что агентство Goldman Sachs прогнозирует хозяйственный рост, очень странно. Все это явно не объективно. Инвестиционную привлекательность теряют все страны БРИК. Виноват в этом кризис и мы не знаем точно, кто реально лидирует в схлопывании экономики Россия или Китай, чья официальная статистика неубедительна. Что же значимо для БРИК в настоящий момент? Могут ли страны этой группы найти на данной фазе кризиса общую хозяйственную стратегию? Чем различаются их потребности? Из-за каких фундаментальных различий экономик саммит БРИК в Екатеринбурге оказался «бессмысленным позерством»?

Интересы стран БРИК очень похожи и потому плохо совместимы. Китай стремится любой ценой удержать от падения экспорт в США. Россия заинтересована в сохранении высоких цен на нефть. Экономике КНР, наоборот, в нынешних условиях нужны низкие цены на сырье. Дальше снизить затраты на рабочую силу в Китае не представляется реальным, а американские потребители продолжают терять в доходах.

Центральное общее место для стран БРИК: желание поддержать глобальную финансовую стабилизацию, не жертвуя при этом всем. Бразилия, Индия, Китай и Россия одинаково заинтересованы в замедлении развития кризиса. Еще более привлекательно для них — его скорейшее окончание. Единственный путь, который руководители крупнейших «молодых экономик» планеты видят, состоит в ликвидации проблем в финансовом секторе. Главным их средоточием остаются пока США.

Национальные хозяйства стран БРИК в огромной мере ориентированы на экспорт. Крайне болезненно для них проходит сокращение мировой торговли. Однако вряд ли усилия ведущих держав по перестройке мировой финансовой архитектуры, даже с консолидированными поправками БРИК, дадут результат. На протяжении первых полутора лет кризиса (с конца января 2008 года) в корпорации США закачаны огромные средства, но развитие кризиса не остановлено. Понимание неэффективности американской антикризисной стратегии беспокоит все страны. Установление неких новых финансовых правил ситуацию тоже не изменит.

США призывают больше денег вливать в их финансовый сектор. Таков, как кажется неолибералам, единственный антикризисный план. Государства группы БРИК с критикой, но сохраняют поддержку старого антикризисного плана. Если мировой спад не удалось погасить деньгами, может быть, нужно только вливать в бизнес больше денег? Как еще возможно не упустить быстро макроэкономическую стабилизацию? Новые валютные инъекции способны помочь вновь сбить температуру кризиса. Однако для его преодоления мир нуждается в управляемом развитии больших внутренних рынков и усилении протекционизма, при расширении единых крупных рынков. Корень кризиса в слабеющем спросе, а не финансовых проблемах.

Страны БРИК имеют перспективы сближения, особенно это касается России и Китая. Однако для такого сближения нужно новое основание. Два слабых внутренних рынка не являются хорошей базой для развития сотрудничества. Вопрос этот упирается уже не в тягу лидеров стран к поиску общего языка, а в священные неолиберальные принципы их экономической политики. Кризис докажет: иного пути преодолении спада кроме развития внутренних рынков нет.

Rabkor.ru

24.06.09

Отзвуки ШОС

Саммит Шанхайской организации сотрудничества (ШОС) в Екатеринбурге отшумел и начал забываться. Эксперты почти дружно признали его безрезультатным и декларативным. Может быть, правильно было бы назвать его и декоративным? Наиболее наблюдательные аналитики подчеркнули лидирующую роль Китая как страны с сильнейшей экономикой в ШОС. Но что же было и остается главным для участников явно не исторических встреч Шанхайской организации?

Основана Шанхайская организация сотрудничества не так уж давно. Решение о ее образовании приняли в 2001 году руководители России, Китая, Казахстана, Таджикистана, Киргизии и Узбекистана. В ШОС имеются кандидаты в члены организации и страны наблюдатели. С первых информационно-триумфальных шагов Шанхайской организации нашлись критики — равно недоброжелатели. Было замечено, что столь помпезное объединение не более чем дискуссионный клуб лидеров государств.

ШОС давно провозгласила свои задачи. Ими формально является «укрепление стабильности и безопасности на широком пространстве, объединяющем государства-участников», противодействие терроризму, сепаратизму, наркоторговле и экстремизму. Декларируется научное и культурное сотрудничество настолько, насколько оно, видимо, не препятствует иным заботам. Критики не без основания замечают: все это стандартные темы для общения на высшем уровне и повод для позирования перед телекамерами.

Однако ШОС провозглашает и иные задачи. Объявлено значимым развитие экономического сотрудничества и энергетического партнерства. Возможно, это не пустые слова и у стран, входящих в ШОС, есть подобные цели, вряд ли они только создают некое единое хозяйственное пространство ШОС. Экономики дружащих государств разобщены и отдалены. Кризис сблизил их сходными проблемами, но не желанием найти общее решение. Однако твердое нежелание перемен у верхов вовсе не отменяет их заинтересованности пережить мировой хозяйственный спад.

Накануне Саммита ШОС в Екатеринбурге никаких сомнений не вызывало, что глобальный кризис станет главным содержанием встречи. Политики могли сколько угодно рассуждать об ином — волновали всех, прежде всего, проблемы экономические. Из-за них власти Китая все больше испытывают страх по поводу единства страны, а возможно и сохранения существующего строя. Схожи проблемы России и Казахстана. Убытки компаний, массовые увольнения и угроза прорыва банкротствами хрупкой валютной плотины порождены единым процессом в мире. Имя ему — системный кризис неолиберальной, глобализованной по-корпоративному экономики. Как бороться с кризисом, ничего не меняя? Как повлиять на США, чтобы интересы стран капиталистической периферии учитывались, а американская экономика опять начала расти? Может быть стоит напугать их азиатским сотрудничеством? Об этом наверняка думала Россия и, вряд ли, забывал Китай.

Всякое большое дело не требует посторонних. Не удивительно, что накануне русского Саммита ШОС лидеры государств не очень хотели выслушивать напоминания общественности о кризисе для трудящихся. Екатеринбург был тщательно «упорядочен», чтобы лишние протестующие не могли помешать важным рукопожатиям. Посторонних к мероприятию не допустили. Но есть ли вообще что государствам, сотрудничающим в рамках ШОС всерьез обсуждать сообща? Проблемы, вызванные кризисом в странах-участницах и наблюдателях ШОС похожи: снижаются поставки за рубеж товаров и сокращаются продажи на национальных рынках. Перспектива еще большего сокращения экспорта беспокоит и Россию, и Китай, и Казахстан. Не менее страшна она для Индии или Пакистана.

Торговля государств ШОС преимущественно направлена вовне. Заглядывая за кулисы прошедшего Саммита, некоторые аналитики предрекали: в связи с кризисом может встать вопрос о необходимости быстрейшего переориентирования торговли в русло взаимного обмена товарами между членами ШОС. Проблемы в экономике стран ШОС действительно было бы легко ослабить, если бы отношения купли-продажи являлись межнациональными в рамках ШОС. Но за плечами правительств, готовых к сотрудничеству с соседями, стоят местные потребители со слабыми доходами. И это самое главное. Благодаря слабой потребительской базе сотрудничество в рамках ШОС обречено оставаться на прежнем уровне. Саммит в Екатеринбурге это недурно показал.

Государства могут обмениваться партиями нужных товаров, теряющих европейский и американский рынки. Однако, что делать с ними дальше? Кто может их выкупить затем? Валютное сотрудничество ШОС способно развиваться, но главной трудностью экономического взаимодействия останется его основание.

Ни одно из правительств государств ШОС не готово стимулировать внутренний спрос, то есть работать на повышение доходов населения. А без единой подобной линии, проводимой всеми странами, сотрудничество не может получить толчок к развитию. Не удивительно, что воспетая прессой встреча так и осталась формально-декларативной и к принципиальному перелому в экономических отношениях не привела. Но так ли это беспокоило в дни свидания лидеров государств?

Делегация России покидала Екатеринбург с некоторым удовлетворением. Пропагандистский урожай был снят, а высокие цены на нефть делали позиции России относительно сильными в сравнении с Китаем. Прошло не так много времени и мировые цены на нефть снова показали пугающую перспективу. Углеводороды опустились в начале июля до 62 долларов. Старые вопросы поднялись вновь. Что если нефть подешевеет еще? Что если она опустится до 30 долларов за баррель? Что тогда будет с нефтегазовой экономикой России? Бесспорно: сырье обречено дешеветь в условиях сокращения мировой торговли. Для отечественной экономики перспектива эта готовит целую серию тяжелых ударов.

Первую половину года Россия, а с ней и другие страны ШОС прожили в приятном дурмане собственного оптимизма. Китай даже сумел высчитать себе производственный рост. Правительства впустую растратили время, а с ним и огромные деньги — экономика планеты не поднялась и не миновала дна. Кризис не был отменен красивыми речами чиновников. Он наступает под коврами больших встреч, и он запустит в ближайшие годы гигантские перемены на всем азиатском пространстве. Случится это помимо воли нынешних правительств.

Rabkor.ru

08.07.09

Кризис еще впереди

Бизнес и чиновники не теряют надежды на лучшее. Но какова подлинная перспектива?

Министерство экономического развития в очередной раз переделывает свои прогнозы. Газета «Ведомости» сообщает: ожидаемый спад ВВП в 2009 году поднят до 8,5%, а падение промышленного производства должно составить 12,5%. Падение инвестиций оценивается чиновниками в 21,4%, что выглядит особо неубедительно. Любопытен прогноза на 2010 год. Ожидается символическое увеличение ВВП на 0,1%. Производству аналитики государства пророчат падение на 0,3%, а инвестиции снизятся на 2,8%. Цена на нефть ожидается в 2010 году на уровне 55 долларов за баррель. С 2012 года Минэкономразвития надеется на экономический рост.

Прогноз чиновников неблагодарная и малополезная вещь. Им еще не раз предстоит корректироваться до конца года, поскольку ничто в реальности не намерено совпадать с пожеланиями экспертов от бюрократии. По мере того как ситуация в экономике окажется более драматичной, цифры снова поправят. Так продолжается уже полтора года. Но каковы же могут быть более правдивые прогнозы?

В 2010 году, при нынешней антикризисной политике, можно ожидать углубления спада, но не стагнации кризиса. Надежды Минэкономразвития имеют почву лишь в виде собственных оптимистических настроений. Первая половина 2009 года показала, что даже в условиях финансовой стабилизации реальный сектор сокращается. Без лишнего шума идет разорение тысяч небольших предприятий, компании средней величины еще держатся на плаву. Падение промышленного производства наряду с ухудшением сбыта остается определяющей тенденцией. Она продолжится до конца года и не сменится стагнацией кризиса с приходом зимы. Когда ресурсов на поддержание финансовой стабилизации начнет не хватать, кризис вернется к фазе быстрого падения и крупных банкротств. Возможно, первым сигналом окончания полосы стабилизации является возобновившееся падение цен на нефть. Рано или поздно в 2009 году цены на углеводороды должны вернуться к понижательной динамике.

Разговоры чиновников об ожидаемом экономическом подъеме (со спорами вокруг сроков) стоят немногого. Восстановление экономики не является проблемой. Оно может начаться в любой момент. Вопрос только в том, что для этого делается — прилагаются ли усилия для поднятия низового спроса или нет. Исходя из верности правящего класса неолиберальной доктрине, можно уверенно сказать: кризис будет и в 2012 году, хотя видимо уже в фазе тяжелейшей глобальной депрессии.

Журналисты постоянно терзают аналитиков одним и тем же вопросом: «Можно ли говорить о том, что пик падения мировой экономики пройден?» Вопрос этот бесспорно важен и благоприятный ответ на него порадовал бы многих. Возможно, поэтому различные чиновники уже отвечали на него положительно. Так было в 2008 году. Так остается в 2009 году. Сложившуюся в глобальном хозяйстве ситуацию все еще можно назвать стабилизацией. Позади фаза быстрого биржевого падения и первая волна стремительного сокращения промышленного производства. Кризис развивается медленно и это многим внушает необоснованный оптимизм.

В действительности все, что произошло «хорошего», это накачка корпораций государственными деньгами. С начала года правительствами мира на помощь финансовым гигантам израсходовано более двух триллионов долларов. Только под влиянием этого фактора спад замедлился, не разразилась эпидемия банкротств, а цены на нефть поднялись. Однако медленность экономических ухудшений еще не является признаком улучшений. Все что поднялось за месяцы весенней стабилизации — фондовый рынок и цены на сырье. На биржах вновь развернулись спекуляции за счет легких денег государств. Из спекулятивного оживления почему-то делаются выводы о скором завершении кризиса. Потребительский спрос в мире падает, и это куда более важный признак будущего.

Впереди — окончание полосы стабилизации. Накачка финансового сектора деньгами (в огромной мере эмиссионными) подтолкнет к росту инфляцию, производство ускорит падение, прокатится первая широкая волна банкротств, резко подскочит безработица. Биржи снова упадут: хорошо осведомленные игроки уйдут с выигрышем, большинство — опять проиграет. Всего этого можно ожидать уже осенью, хотя точные сроки окончания стабилизации назвать сложно. Вероятно, однако, конец стабилизации будет положен еще летом.

Если мировые цены на нефть продолжат падение, то июль можно будет назвать месяцем финала тихого полугодия. Вопрос лишь в том достаточно ли возросли за это время проблемы реального сектора, чтобы «отрезвить» финансовых титанов. Не менее важно, исчерпаны ли уже корпорациями ресурсы, полученные от правительств планеты. Если деньги для спекулятивных игр и латания дыр еще имеются, то стабилизация может протанцевать до осени. Сомнительно, что это так.

И все же разговоры чиновников и бизнесменов о восстановления мировой экономики в 2010 году продолжаются, несмотря на испуг от подешевевшей за две недели нефти с 70 до 60 долларов. Кризис сам разобьет иллюзии. Крайне преждевременно говорить о возможных улучшениях в 2010 году. Исходя из проводимой повсеместно на планете антикризисной политики, можно ожидать лишь углубление спада в следующем году. Такой же, очевидно, предстанет и картина 2011 года. Правительства ведут борьбу не с причинами, а с симптомами кризиса. Стабилизация первого полугодия 2009 года, это временное снятие некоторых симптомов. Означает ли она нечто большее? Пока падает потребительский спрос, у кризиса есть основание для ускорения. Ни одно буржуазное правительство в мире не заботится о потребителях, а значит, все вместе власти мира обрекают экономику на долгий и тяжелый кризис.

Но, конечно, кризис не означает «конца времен» или полного краха капитализма с возвратом человечества к «идеалам» первобытного строя. Как и начало спада, восстановление экономики будет иметь свои симптомы.

Первым признаком начала перемен к лучшему для крупных экономик явится отказ от неолиберальной политики. Падут такие «чудесные завоевания» глобализации как нищенская оплата труда, социальное бесправие и беззащитность рабочих, платные медицина-убийца и некачественное образование, дискриминационное право в отношении мигрантов. Должна будет сократиться рабочая неделя, чтобы дать человеку время на личное, профессиональное и культурное развитие. Это не произойдет само собой, а явится результатом острейшей борьбы классов.

Для возобновления экономического роста потребуются: переход к развитию внутреннего рынка, через практику повышения доходов населения и создание крупных государственных инвестиционных проектов в реальном секторе, науке, социальной сфере и образовании. Важную роль будет при этом играть рост протекционизма и начало соединения соседних стран в единые рынки, не только товарные и финансовые, но также трудовые, с общей правовой системой и таможней. Так будет восстанавливаться спрос, и создаваться новая технологическая и экономико-политическая база для его удовлетворения. Произойдет это еще не скоро.

Основанный на падении потребления кризис нельзя преодолеть раздачей денег монополиям. Об этом говорят даже руководители стран, продолжая при том проводить прежнюю антикризисную политику. Но разве они пытаются побороть кризис? Единственное, к чему они действительно стремятся — дождаться его окончания. Тем временем схлопывание экономики продолжается. Падающие доходы потребителей не внушают никакого оптимизма.

Для победы над спадом требуется новая хозяйственная практика, новый курс. Старая экономическая, а не только финансовая система нежизнеспособна. Ее требуется сменить. Но готовы ли низы это сделать? Сознают ли они, что лишь их толчок способен изменить мир? В России и во всем мире общество далеко еще от выступления под знаменем перемен. Работа кризиса в умах отражается медленней, чем в экономике. Все же она идет. И чем быстрее изменится массовое сознание, тем скорее завершится кризис.

Rabkor.ru

12.07.09

Эти славные достижения

В мире официальных экономических деклараций все обстоит не так уж плохо. Борьба с кризисом идет, а призывы верхов обращенные к низам просто искрятся оптимизмом. «Славные достижения» способны пока успокаивать общество, но не в силах ничего всерьез переменить в русской экономике.

Зарубежные экономисты все чаще ругают Россию за усиливающийся протекционизм. Его объявляют вредным, хотя именно он спасает многие отрасли от полного краха. Одновременно власти РФ похваляются антикризисными успехами и сознаются в допущенных ошибках. Курс экономической политики при этом остается прежним. Священные правила неолиберализма гласят: поднимать государственные расходы плохо, но обеспечивать за их счет рост благосостояния населения — вовсе недопустимо. Поэтому, несмотря на огромные траты казны в 2008–2009 годах кризис так и не побежден, а доходы трудящихся обвалены дружными усилиями российского государства и мирового спада.

Время чиновного пессимизма вновь сменилось периодом оптимизма. О том, что кризис не закончится еще несколько лет, власти стараются больше не говорить. Напротив утверждается: самое худшее позади; выход из кризиса можно считать начавшимся. В действительности чиновники должны понимать, что опять блефуют. Положение реального сектора плохо и этим, а не оживлением биржи определяется будущее экономики. В России не работает эффективно протекционизм. Национальный рынок расчищается от иностранных конкурентов, но сужается из-за ослабления потребителей.

В интересах поддержки отечественных производителей правительство России в 2009 году подняло импортные пошлины на целый ряд товаров. Пошлины на телевизоры повышены с 10% до 15%, на отдельные виды металлопроката — с 5% до 15%, нелегированной стали — с 5% до 20%, на трубы из черных металлов — с 5% до 15% и 20%.

Для поддержания производителей автомобилей были установлены заградительные пошлины на иностранные автомашины. Размер пошлин на новые или имеющие трехлетний срок эксплуатации автомобили установлен в размере 30%. Транспортные средства, прослужившие от трех до пяти лет, облагаются 35% таможенным сбором. На более старые автомобили пошлина оказывается еще большей. Иностранные конкуренты практически вытеснены с рынка. Однако крах отрасли не остановлен.

В августе вновь раскрылось падение производства. По данным Федеральной службы государственной статистики в январе-августе 2009 года по сравнению с тем же периодом 2008 года промышленное производство снизилось в России на 14%. В ходе лета проблемы обнаружились также в сельском хозяйстве и розничной торговле, что чревато продолжением индустриального падения.

Одни отрасли показывают дорогу другим. Перспективы мрачны. Предприятия автомобильной промышленности столкнулись в 2008–2009 годах с неизменно сокращающимся спросом на их продукцию. В 2010 году без мер по повышению платежеспособности населения картина не изменится, она грозит оказаться еще хуже. Объемных внешних рынков для автопроизводителей нет. Убытки им гарантированы, если только государство не примется выкупать всю их продукцию. Подобным неприятным образом должны будут сложиться дела в других отраслях связанных с народным потреблением, а затем и в производственных секторах, их обслуживающих. Рано или поздно, вероятно под давлением снизу, государству придется национализировать целые отрасли.

Правительство пытается за счет повышения косвенных налогов решить свои финансовые проблемы и избежать бюджетного коллапса. Фактически поднятие акцизов и тарифов повысит кризисную нагрузку на население. Те деньги, что государство получит за счет увеличения косвенных налогов, недополучит экономика. Потребление (и без того подорванное) получит новый удар. Спасти бюджет властям все равно не удастся. Налоги можно поднять еще больше, но от этого покупательная способность населения не увеличится, а промышленность не преодолеет трудности. Однако сегодня все еще можно рассуждать о «пройденном дне» и успокаивать публику разговорами о предстоящих улучшениях в экономике и модернизации ее сверху.

Поднятие социальных расходов государства — популизм бюрократии. От него ждут действия успокоительного лекарства. Реальная политика состоит в повышении кризисной нагрузки на общественные низы. Но механизм не сработает так, как этого ожидают власти. Социальные деньги бюджета окажутся недостаточными. Попытка взять с населения средства, которых у него нет, закончится неплатежами и частичным уходом спроса в теневую сферу. Процесс совместится с дальнейшим снижением реальных доходов россиян. В итоге ожидаемых поступлений казна не получит. Рост тарифов дурно отразится на авторитете власти, условия жизни людей уже слишком усложнились.

Либеральные критики возмущены: казне недостает денег, а правительство отказывается от льготных кредитов МВФ. Только кажется, что подобные шаги противоречат денежным потребностям государства. Займы МВФ всегда предоставляются на неких экономических условиях. Как правило, они не выгодны тем, кто получает кредит. Заем на свободном рынке обходится без удовлетворения политических требований. Пока правительство только собирается прибегнуть к этому средству, перечеркнув свое прежде восхваляемое достижение — избавление государства от долгов.

Деньги (более сотни миллиардов долларов), что были даны российскими властями на поддержание финансовой сферы, обеспечили стабилизацию 2009 года. В будущем таких средств может уже не оказаться достаточно, а кризис останется. Экономить же государство будет на социальных статьях, зарплатах, а потом и пенсиях. Будет оно также, вероятно, изыскивать способы получить дополнительные деньги с населения. Все это кризису пойдет на пользу, а развал госфинансов не будет отменен. Иностранные займы не спасут положения. ВВП России в 2010 году может снизиться еще больше, чем в 2009 году, а дефицит бюджета — оказаться на уровне 20% ВВП. В этих условиях инфляция способна возрасти даже без дополнительного выброса денег в экономику.

Осень получила в наследство от лета внешнее спокойствие верхов относительно ситуации в экономике. Однако вскоре наблюдатели принялись писать о противоречиях тандема президента и первого министра. Медведев неожиданно выступил с восторженной статьей «Россия вперед!». В ней аналитики незамедлительно обнаружили признаки критики предшественника как провального модернизатора страны. Внешне текст походил на обычную пропагандистскую поделку. И, возможно, его целью являлось не подчеркивание властных противоречий, а стремление прикрыть модернистскими фразами старую неолиберальную политику.

Что-то незримо должно было начать меняться в русском обществе, чтобы верхи столь яростно принялись сознаваться в своих прогрессивных воззрениях. Все звучало в статье Медведева достаточно красиво и не противоречило официальным декларациям об успехах в борьбе с кризисом. Их сводили к сохранению устойчивости банков, части промышленного производства и сырьевого экспорта. Сохранность большой части государственных валютных резервов также почитается за антикризисное благо.

Проблема состояла лишь в том, что сказанное в президентской статье с громким названием не согласовывалось с действительностью. Например, центры по борьбе с экстремизмом вполне ясно уточняли социальным активистам, какого рода «укрепление демократии» происходит в России с приходом кризиса. Тут жертв было достаточно. Модернизация оставалась чистым мифом. О реальном положении дел в экономике вообще можно было не говорить. Она нуждалась и нуждается не в дискуссиях на высшем уровне, а в немедленных мерах по остановке спада и перехода на новый тип развития. Все это требует перемен в стране, а не слов о переменах. Могут ли они прийти сами собой?

Декларации об успехах 2009 года будут забыты. Кризис к 2010 году преподнесет еще немало неприятных сюрпризов. Бюрократии еще не раз придется оправдываться за свои «славные антикризисные достижения» 2008–2009 годов, потому что все в стране остается по старому. Спад в экономике продолжается.

Rabkor.ru

20.09.09

К оглавлению...

Версия для печати

Кризис глобальной экономики

Оглавление

Часть 4. Статьи

Конец биотоплива: от каких источников энергии мир откажется и к чему придет

Энергетический тупик

Экстенсивный вариант

Неожиданное осложнение

Нефть и причины мирового кризиса

Крах парового мира

Биотопливо, нефть и будущее

Откуда идет инфляция

Дорогая нефть. Что означает политика России?

Деньги в нашу эпоху: экономика меняет деньги, монетарные системы — экономику

Прощай золото

Время твердого курса

Странные, странные доллары

Механизмы изменчивых денег

Заря монетаризма

Призрак желтого металла

Стратегическая эмиссия

Неолиберальный тупик

Новый перелом

Риски и эволюция денег

К чему приводят мечты

Кто к кризису готов?

Коровы Кудрина

Энергетика и мировой кризис

Кто все это купит?

Прописка в эпоху реставрации

Запах девальвации

G20: бесполезная надежда

Экономика как политика

Греция встречает кризис

Книга Розы Люксембург

Как мы считаем ВВП?

Эхо неолиберализма

Как напугать нефть

Непредсказуемость нефти

Перемена настроений

Странная война

Контрнаступление поставщиков

Нестабильность как не решение

Война газа

Вариант ожидания

Реальная перспектива

Финансовая стратегия из другого мира

Чего не заметили классики

Конкуренция по-новому

Падение индустрии

Ставки центробанков планеты

Свой собственный рейтинг

Короли и картофель

Год созвездия

Голодные годы фиска

Процент на кризис

Игры в эффективное образование

Шаткое равновесие

Сомнительное единство БРИК

Отзвуки ШОС

Кризис еще впереди

Эти славные достижения