Российские причины кризиса и борьба с ним

Высочайшие достижения экономической мысли приходятся на периоды экономического упадка.

А. Бухвальд, американский журналист

Каждый большой экономический кризис по-своему загадочен и оригинален. Даже спустя много десятилетий продолжаются споры об основных причинах и следствиях отгремевших событий. И действительно, многое становится видным с больших расстояний. Но тем не менее множество общих черт и различий поддаются оперативному анализу. Часть российских факторов кризиса лежала в русле общемировых тенденций, некоторые имели национальную специфику.

Причины остроты циклического кризиса российской экономики в 2008–2009 годах

Кризис — явление невезучее.

В.С. Черномырдин, премьер-министр России в 1992–1998 годах

В 2008–2009 годах в Россию пришел первый в ее современной истории нормальный рыночно-циклический экономический кризис. Есть две крайние точки зрения (виды реакций) на кризис.

С одной стороны, всех мастей записные критики России вообще и проводимого властями курса в частности с удовлетворением говорят: «Мы предупреждали! В России все и всегда будет плохо!» С другой стороны, те, кто во все времена профессионально прославляет мудрость любой действующей власти, предлагают делать вид, что российская экономика лишь стала жертвой мировых финансовых потрясений.

Думается, что обе крайности не могут являться основой серьезного обсуждения реальных факторов кризиса и лишают возможности извлечь необходимые уроки, которые помогут достойно встретить подобные кризисы в будущем. В первом приближении можно выделить ряд фундаментальных разноплановых отечественных причин кризиса.

1. Высокие темпы роста российской экономики после 1998 года породили общую эйфорию и веру в то, что спрос на наше сырье будет вечно расти вместе с ценами. Рост диспропорций, отмечаемый экспертами, не насторожил ни власть, ни общество.

2. Эйфория привела к стагнации роста производительности труда, перекапитализации нашего фондового рынка, раздуванию издержек, росту зарплатоемкости ВВП и т.д. Все это стало тормозить наше развитие.

3. Налоговый пресс и иные формы государственного давления на бизнес также стали сказываться на хозяйственных процессах.

4. Экономическое развитие, в свою очередь, находилось под воздействием искусственного стимулирования нефтегазометаллическими деньгами.

5. Всеобщий сверхоптимизм — «стабильность и рост — это надолго, если не навсегда» — заразил часть компаний и граждан вирусом жизни в долг.

6. Проявились негативные последствия сырьевой ориентированности экспорта. Быстрое падение в пару-тройку раз цен на товары, составляющие 70–80% российского экспорта, явилось серьезным отрицательным фактором.

7. Низкая степень доверия в обществе. Недружественность власти к бизнесу, ее неверие в структуры рыночной экономики и ряд других факторов привели к тому, что при появлении проблем уровень доверия очень резко снизился. Это усугубило ситуацию.

8. Трудности создала и перекапитализация фондового рынка. В мире постепенно изменились цели корпоративного управления: рост капитализации компаний стал важнее роста производительности труда. Россия не избежала общего процесса.¹Похожая подмена происходила в ряде случаев и с целями государственного регулирования.

9. Нарушение техники финансовой безопасности. Как отмечалось выше, Россия внесла свой вклад в надувание финансового пузыря. Показатель капиталоемкости ВВП (отношение совокупной капитализации рынка акций национальных компаний к объему номинального ВВП) по итогам 2007 года достиг 116%, что, к примеру, почти в 2 раза превысило показатель Германии (64%).

10. Отсутствие опыта жизни при нормальном экономическом цикле. Российское общество (власть, бизнес, экспертное сообщество) о циклических экономических кризисах знало исключительно понаслышке. В лучшем случае после прочтения одной-двух книг. Это первый нормальный капиталистический экономический кризис в современной (послесоциалистической) истории России.

Если отталкиваться от наблюдаемых явлений, то первоначальный импульс зародился в сфере финансов: многолетняя всеобщая жизнь в долг, перекапитализация фондовых рынков и т.д. Все это в конце концов привело к кризису доверия. Но остается открытым вопрос: процессы в сфере финансов были первичны или отражали некие глубинные факторы? Есть похожие методологические проблемы и при анализе первопричин российского кризиса. Как известно, в споре о том, что первично — курица или яйцо, истина пока не установлена. Похожим образом обстоят дела и с оценкой взаимодействия различных сфер современной хозяйственной жизни. По всей видимости, здесь тоже можно говорить о функционировании сложной системы прямых и обратных связей, где причины и следствия — как экономические, так и психологические — время от времени меняют характер своего взаимодействия.

Кризисы 1998 года и 2007–2009 годов: общее и особенное

От кризиса 1998 года можно было улететь из Шереметьево-2. От кризиса 2008 года — только с Байконура.

Основные обстоятельства кризисов. Каждый кризис по-своему внезапен. Россияне с этим в полной мере столкнулись как в 1998-м, так и в 2008 году. Десять лет назад тоже возникала напряженность в мировой финансовой системе, но в основном в ее азиатской части. В воронку кризиса оказались втянуты не более десятка стран среднего уровня развития.² В нашем хозяйстве нарастали серьезные проблемы. Но все это практически всеми, мягко скажем, недооценивалось. В итоге фондовый рынок тогда рухнул практически «без сопротивления», банковская система распалась на отдельные сегменты (даже из 200 крупнейших банков нормально операции осуществляли около половины, а множество банков просто обанкротилось.) Адекватных действий властей не наблюдалось, а проблемы распространились на всю экономику, затронув интересы миллионов людей.

В 2000-е годы российская кредитно-финансовая система быстро развивалась, опыт накапливался как бизнесом, так и властями. Поэтому кризис 2007–2009 годов уже не вызвал в России шока десятилетней давности. В течение более чем года кредитно-финансовая система амортизировала последствия негативных факторов, действовавших в мировой и российской экономике. Падение фондового рынка шло в основном постепенно, хотя и после пары «нырков» вниз оно составило к октябрю-ноябрю 2008 года 60–70% от исторических максимумов. Рост напряженности в банковской системе тоже нарастал постепенно. К середине 2008 года проявилось и некоторое торможение роста производства, и к началу 2009 года уже пошел спад в экономике. В итоге в 2009 году падение ВВП составило около 9%. Но все эти проблемы были мягче шоковых событий 1998-го. Опыт накопили все.

Россия извлекла серьезные уроки из дефолта 1998 года. Главным стало осознание, что слабость государственных финансов дорого обходится стране. Кроме того, была признана необходимость защищать экономику от неожиданных изменений внешней конъюнктуры. Дефолт ведь был вызван сочетанием огромного бюджетного дефицита (он устойчиво составлял 7–8% ВВП) с резким падением стоимости нефти. После кризиса бюджет неизменно исполнялся с профицитом, а для страховки от падения цен на нефть был учрежден стабилизационный фонд. С учетом того, что российские банки не имели в своем портфеле «плохих» американских долгов, давших начальный толчок мировому кризису, мы действительно могли чувствовать себя в относительной безопасности — заявления о том, что Россия станет «тихой гаванью», имели под собой определенные основания.

Еще одной важной ошибкой, совершенной в 1998 году, была попытка поддерживать неизменный курс рубля, когда цены на нефть рухнули. В конце концов это привело к гораздо большей девальвации, чем было необходимо вначале. Этот урок мы вроде бы усвоили, перейдя к более гибкой курсовой политике. При этом в 1998 году среднемесячные цены упали с $18–20 до $9–10 за баррель. Но в 2008 году перепад стоимости был несравнимо большим: она упала со $130 за баррель в июле до примерно $40 в декабре. Это могло потребовать политически нелегких, но необходимых решений (тут тоже возник бы вопрос о запасах доверия у действующих властей). Но уже к середине 2009 года стало понятно — расход $200 млрд резервов позволил смягчить остроту ситуации.

Смягчению наших трудностей способствовал ряд факторов. Государством были накоплены огромные финансовые ресурсы. Это позволяло предпринимать решительные антикризисные действия. Кроме того, в 1998 году цена на нефть была около $10 за баррель, а в 2008 году достигала $140 за баррель. Даже после драматического снижения в конце 2008 — начале 2009 года цены колебались в пределах $35–40 за баррель. «Почувствуйте разницу» в притоке финансовых ресурсов в страну. Правда, не стоит забывать, что инфляция десять лет не стояла на месте, да и курс доллара снижался. Но и с учетом этих обстоятельств цены на углеводороды в 2008 году были заметно выше, чем в 1998-м. Но с другой стороны, в 1998 году не было негативных факторов мирового масштаба.

Сравнительные характеристики основных параметров кризиса приведены в табл. 1. Но нужно сделать принципиальную оговорку. Кризис 1998 года давно закончился. Кризис 2008–2009 годов прошел лишь острую фазу. Может быть, жизнь еще внесет свои поправки в различные параметры нынешних событий. Тогда последующие исследования можно будет провести более точно, чем наш экспресс-анализ. Большое видится на расстоянии. Возможно, мы увидим еще ряд драматических моментов. Но большинство профессионалов утверждают: мир не рухнет и любой кризис конечен. Запас прочности есть и в России. Источники оптимизма могут быть разные. В 1998 году кризис, как в песне, «нечаянно нагрянул, когда его совсем не ждали». Серьезной антикризисной работы практически никто не вел. Как в пословице, креститься все стали, когда гром уже грянул.

С осени же 2008 года все с замиранием сердца ожидали финансового катаклизма и всячески к нему готовились. К середине 2009 года стало возникать ощущение, что краха не будет. Выяснилось: всеобщая антикризисная деятельность способна серьезно смягчить ситуацию. Как обычно, пик кризиса, оказывается, пройден, когда большинство устает бояться и начинает надеяться. Хотя весь 2009 год сохранялся спрос на страшилки про ожидаемую вторую волну кризиса. (Теоретически, конечно, возможно все. Так в Великую депрессию начиная с 1929 года можно насчитать пяток волн. Ну так на то она и Великая, и ее призраком всех пугают уже почти 100 лет.)

В 2008–2009 годах были и негативные отличия от 1998 года, тот кризис был локальным, а отсюда и простая формула выхода: снижение рубля + подъем мирового спроса на наши товары = 3% роста ВВП в 1999 году. Сейчас проблемы общемировые. И пока кризис не исчерпает свою злую энергию, будет мучить отечественную экономику, поскольку второе слагаемое отсутствует. Сейчас проблемы сложнее, чем в 1998 году, — яма глубокая. Тогда выбрались самостоятельно и быстро, сейчас не выйдет. Не потому, что вокруг враги-отравители со своими зловредными финансовыми вирусами. А потому, что Россия стала неотъемлемой частью мировой экономики. Никто нас туда силком не затаскивал, сами отчаянно стремились. И правильно делали — получили много хорошего.

Теперь увидели изнанку. Осознали, что рыночная система — явление экономической природы, с чередованием подъемов и спадов. Изменить ее нельзя, можно только сломать, да и то на время. Сердиться нелепо. Если зимой холодно, виноват не мороз, а человек — в том, что вовремя не обзавелся телогрейкой. А пока страдаем, ничем принципиально не отличаясь от других всеми признанных «нормальными» стран. Потенциал стабилизации и роста есть, хотя бы потому, что в мире в целом и в России в частности, даже несмотря на проблемы с ликвидностью, еще очень много свободных денег.

Таблица 1. Сравнительные характеристики кризисов 1998 и 2008 годов

Специфика кризиса и события 2008–2009 годов. Главными особенностями кризиса 2007–2009 годов был его мировой характер и всемирный упадок доверия. Даже в 2009 году было неясно, в какой кризис мы попали: в кризис 1929 года или в кризис 1970-х годов. Конечно, самый простой ответ: мы попали в кризис 2007–2009 годов, ибо каждый большой кризис загадочен, сакрален и имеет свои специфические черты. Но есть и общие закономерности. Их понимание позволяет обозначить сферу возможных прагматичных решений. За последние почти 100 лет наиболее выделялись два кризиса. Это Великая депрессия с длительной дефляцией и двузначной безработицей. Другой классический пример — кризис 1970-х годов; тогда возник новый феномен — стагфляция (спад + инфляция). Дефляционная и стагфляционная модели предполагают различные механизмы преодоления кризиса.

Противодействие дефляции требует стимулирования спроса, то есть «вбрасывания» финансовых ресурсов. Здесь нужно содействие доступности кредитов, стремление снизить процентные ставки на рынке, снижение налогов при расширении бюджетных расходов. Судя по действиям развитых стран, они более всего боятся дефляции, ибо из нее приходится выбираться десяток лет. Кроме опыта 1930-х годов это показала и история Японии 1990-х годов. В случае со стагфляцией набор мер прямо противоположный: прежде всего необходим контроль за денежной массой, то есть ужесточение бюджетной политики и повышение процентных ставок. В 1970-х годах выход был найден, только когда вставший во главе ФРС П. Волкер решился на жесткие меры. В результате процентные ставки превысили 20%. В США началась рецессия. Но инфляция была остановлена и страна вышла из кризиса с обновленной и динамичной экономикой.

Конечно, противопоставление этих двух моделей условно, и нынешний кризис не копирует одну из них. Однако здесь важно понимание того, что рецепты лечения болезни зависят от ее природы и могут требовать подчас диаметрально противоположных лекарств. Хотя, разумеется, при полном отчете в том, что исторические прецеденты являются лишь удобными инструментами для анализа, но вовсе не дают готовых рецептов. В 2008 году в России дефляцию было как-то сложно представить. Инфляционное развитие событий представлялось более вероятным. Но осенью 2009-го инфляция практически остановилась.

Последствия кризиса так или иначе почувствовали все. Сравнивая кризис 1998 года с кризисом 2008–2009 годов, можно заметить существенное отличие. Кризис 1998 года отличался резким спадом и быстрым выходом из сложившейся ситуации. Нынешний глубже, продолжительнее и повлек за собой более серьезные последствия. Конечно, кризису, как и болезни, нельзя радоваться, это в целом отрицательное явление, которое делает жизнь людей сложнее. Но какие-то секторы экономики «очистятся» — уйдут слабые игроки, выживут более сильные, которые смогли что-то сделать неординарно или стать по-настоящему нужными свои клиентам. Лопнут надутые «пузыри», какие-то экономические процессы вернутся к нормальному состоянию. Удастся ли общими усилиями разрешить возникшие проблемы — покажет время. Но пока удалось избежать столь значительных потрясений, как в 1998 году.

В 2009 году случалось многое, но в итоге не произошло ничего. По большинству показателей экономика РФ в 2009 году либо отыграла обвал конца 2008 года «в нуль», либо законсервировала проблемы. Лучшая иллюстрация — девальвация рубля, ставшая неизбежной после быстрого сокращения резервов ЦБ в августе-декабре 2008 года. В первый рабочий день 2009 года курс рубля составлял 30,53 руб. / $ и 41,13 руб. / €. Аналитики соревновались в прогнозах падения национальной валюты; к осени 2009 года предсказывались курсы и в 40, и в 50, и в 70 руб. / $. Уже 7 февраля доллар стоил 36,37 руб., в марте снова почти столько же, резервы продолжали таять, и казалось, вот-вот случится худшее. Не случилось.

Резервы, в январе 2009 года опустившиеся ниже $400 млрд, в конце мая превысили этот уровень. Колебания уже к осени 2009-го закончились восстановлением резервов до уровня декабря 2008 года. К концу 2009 года резервы вернулись к состоянию на ноябрь 2008-го. Курс рубля к началу 2010 года мало отличался от начала 2009-го. Почти во всем, что происходило в российской экономике в 2009 году, этот сценарий повторялся без принципиальных изменений. Дискуссии 2009 года почти целиком были посвящены проблеме того, будет ли рецессия в РФ, объявленная по итогам первого квартала официально (два квартала падения), V-образной, U-образной или W-образной. Речь идет о форме графика падения ВВП и промышленного производства в РФ — обрушение последнего произошло еще в конце 2008 года. По сути дискутировалось, будет ли восстановление экономики по итогам кризиса быстрым или медленным, велик ли будет период «стагнационной паузы» и стоит ли ожидать второй волны кризиса.

Особенно активно ее ждали в банковском секторе. Ее прогнозировали на август, потом на каждый осенний месяц 2009 года, потом на февраль 2010-го. Вторая волна должна была привести к тому, к чему не привела первая, по итогам которой санировали всего 15 банков из более 1000 существующих. Новый раунд «банковской паники» мог сократить список на 10–15%, и к такому сценарию все готовились. Готовилось ко второй волне и правительство — пожалуй, еще никогда наш Белый дом не готовился к худшему так основательно. Были зарезервированы около 1 трлн руб. на поддержку промышленности и банковской системы. Правительство героически боролось с владельцами промпредприятий, настаивавших на включении их в реестр компаний, претендующих на поддержку правительства, в том числе через механизм госгарантий (на них выделялось более 200 млрд руб. Казалось, что очень мало, но к концу 2009 года выяснилось, что и столько не надо).

Героически готовились к худшему, и все разумные участники хозяйственных процессов сокращали издержки, оптимизировали бизнес-процессы. Неудивительно, что кризис стал отступать. Почти все, что обсуждалось как резкие, но необходимые меры по борьбе с кризисом, в России либо не реализовалось (как, например, идея создания «банка плохих активов», отказ от повышения ЕСН в 2011 году), либо потеряло актуальность в процессе реализации. Так, уже в декабре 2009 года ВЭБ вернул государству 175 млрд руб., предоставленных ему на поддержку фондового рынка. Идея такой поддержки вызывала у либерально настроенных экономистов ужас, тем не менее ВЭБ получил пятилетний кредит.³ Меньше чем через год ВЭБ вернул деньги, а приобретенные на них акции оставил у себя на балансе. Их стоимость с момента инвестирования выросла на 60%. Индексы РТС начали расти уже в феврале 2009 года и к концу года вернулись к значениям сентября 2008-го. Цена на нефть «Urals» выросла за 2009 год с $32 до $73 за баррель.⁴

Разумеется, сильнейший за десятилетие экономический спад не прошел бесследно для экономики вообще: осенью 2009 года вместо вопроса о V-, U- или W-образном росте уже обсуждался сценарий L-образной стагнации. Наследие обвала 2008 года, затронувшего все секторы экономики, не преодолено в значительной части секторов экономики, а там, где 2009 год свел все к «нулевому результату», не очевидны причины, по которым рост должен возобновиться. В целом же катастрофы не произошло — развитие угрожающих процессов в экономике РФ удалось остановить. Но большинство позитивных возможностей не было реализовано. Похожие ситуации были характерны для многих стран.

Однако любой кризис имеет и положительные моменты. Кризис — это возможность улучшить экономику страны. Происходит «естественный отбор» — на плаву остаются только жизнеспособные предприятия, проводящие эффективную политику, а неконкурентоспособные уходят с рынка. В борьбе за выживание в жесткой конкуренции происходит и снижение цен на некоторые товары / услуги, что, безусловно, тоже является положительным моментом. Пример тому — бензин, земля, недвижимость. Кризис приводит рынки к естественному ценообразованию. Происходит общее оздоровление экономики. Многие предприятия, да и страны в целом, станут «умнее» и опытнее и не будут допускать прошлых ошибок. Кризис потребовал активизировать поиск новых подходов и решений.

Антикризисные действия

После объединения РТС и ММВБ с ГИБДД ситуация с ликвидностью в стране улучшилась.

Осмысленность политики. Первые официально-публичные реакции на кризис состояли из шапкозакидательских заявлений типа: «Россия — островок стабильности», «Наша экономика чувствует себя гораздо лучше американской, рубль стабилен как никогда и скорее вырастет, чем упадет», «Огромные запасы денег у государства защищают вклады граждан в банках и сами банки от кризиса» и т.д. Но власть и общество быстро переключились, разговор начали «по-взрослому». Это позволяет сделать предположение не только о неплохой самообучаемости властей, но и о возможном выполнении ответственно успокаивающей функции, направленной на предотвращение паники. По всей видимости, имело место сочетание разных обстоятельств.

За прошедший десяток лет многие реалии хозяйственных процессов стали восприниматься в обществе более адекватно. К самообучению оказались способны и финансовые власти. Даже СМИ — органы западных деловых кругов в России, не упускающие ни единого случая для антироссийских высказываний, отмечали, что в отличие от 1998 года в 2008–2009 годах финансовые власти России действуют активно, проводя осмысленную антикризисную политику. Как правило, СМИ, защищающие западные интересы в России, и при освещении экономических проблем демонстрируют двойные стандарты. Так, кризис или любые финансовые проблемы (падение фондовых индексов, банкротства банков, ипотечных агентств и т.д.), если они происходят в США и политически близких им странах, считаются обычными экономическими процессами. Но любые похожие проблемы в России объявляются свидетельством нашей «неправильности», дикости и заслуженной расплатой за нежелание отказаться от защиты своих интересов и по любому поводу вилять хвостиком перед Западом. При этом очевидно: мировой кризис 2008 года накрыл всех — как проамериканские, так и антиамериканские страны, как продавцов, так и покупателей нефти и газа. Поскольку нет никаких оснований сомневаться в здравости ума сотрудников западно-ориентированных российских СМИ, то как же объяснить постоянное использование ими разных стандартов? Заангажированность и необъективность? Есть ли другой ответ? А как объяснить, что в разгар кризиса многие статьи в таких СМИ призывали россиян срочно продавать падающие отечественные акции и покупать падающие западные ценные бумаги, то есть объективно публикации были направлены на поддержку западных рынков, даже ценой усиления паники в России?⁵

Российская специфика антикризисных мер. Как отмечено выше, фундаментальные причины кризиса в России были во многом похожи на общемировые. Но, разумеется, в каждой стране есть определенная специфика. Мы исключением не являлись. Аналогичным образом действия властей в большинстве стран носили весьма похожий характер. Так, практически все соблюдали основополагающий принцип антикризисной политики: «помни, всегда может быть еще хуже». Но были свои отличия, в том числе в России. Отличие наших мер от мер развитых стран наблюдалось по нескольким направлениям.

Первое. Мы более других были склонны считать, будто виноваты все, кто угодно, но только не мы сами. И в этом уже проблема, ибо половина успеха любых действий всегда состоит в объективном анализе причин необходимости этих действий. «Вы не можете решить проблему, пока не признаете, что она у вас есть» (Х. Маккей).

Второе. В принимаемых мерах госгарантии занимали существенно меньшее место. Сначала это было в пугающих масштабах: развитые страны около 50% (а некоторые почти все 100%) выделенных финансовых ресурсов направили на госгарантии, в России —

0 (ноль!)%.⁶ При этом финансовые затраты на преодоление кризиса в России к началу 2009 года составляли около 14% ВВП. Это примерно соответствовало общемировой практике. Стоимость борьбы с кризисом для мировой экономики составила около 15% мирового ВВП. Разброс финансовых затрат по различным странам составил от 1% ВВП (Австралия, Дания) до 225% ВВП (Ирландия). В процентном отношении наши затраты были примерно на уровне развитых стран. Но структура расходов сначала была совершенно иной. Лишь через пару-тройку месяцев после начала антикризисных мер появилась информация о первых попытках использовать госгарантии. Но и в дальнейшем они играли меньшую роль, чем в аналогичных программах развитых стран.

При этом статистика ЦБ РФ показывала: осенью 2008 года остатки на корсчетах банков были на уровне благополучного мая 2008 года. Но государство проводило беззалоговые аукционы-конкурсы на размещение свободных средств федерального бюджета, раздавая их банкам под невысокие по той ситуации 8%. Видимо, среди целей государства была и борьба с паникой, а это всегда требует избыточных мер. Но зачем банку рисковать этими деньгами и выдавать кредит, например, строителям? Банки брали деньги и переводили их в валюту. Их критиковали, им угрожали, но они всего лишь играли по предложенным правилам. А теперь представим госгарантии, когда известно, что кредит, выданный тому строителю, будет погашен полностью — независимо от того, упадут цены на недвижимость или нет. Теперь у банка есть возможность заработать свои проценты без риска. Тут бы он ею и воспользовался! Казалось бы, почему так не действовать? Но у всех своя логика, иногда хорошо описываемая в терминах лесозаготовителей (госгарантии сложнее пилить).

Третье. Различие в подходах к налоговым мерам. Налоговое противодействие кризису — в ряду важнейших мер. В развитых странах, например в Великобритании, снизили НДС с 17,5% до 15% сроком с 1 декабря 2008 года по 1 января 2010 года. В России ключевой мерой является снижение ставки налога на прибыль на 4 процентных пункта. И хотя сразу же было заявлено о налоговой выгоде для предприятий в объеме около 400 млрд руб., тут же встает вопрос: а насколько правильно делать такие оценки исходя из данных по налоговым сборам в 2007–2008 годах? Ведь кризисный период — это совсем другое дело.

Вспомним кризисный 1998 год: тогда свыше 53% предприятий были убыточными, финансовый результат в целом по экономике оказался в глубоком минусе. В этом аспекте 2009 год не многим лучше. Поэтому реального снижения запредельного налогового бремени будет очень мало. Если уж применять налоговые механизмы, то по возможности такие, которые касаются всех и каждого. Но тогда нужно браться за НДС, а не за налог на прибыль. Но изменение ставок налогов, в отличие от прямой финансовой помощи, не нуждается в распределяющих и, следовательно, оставляет меньший простор для, политкорректно выражаясь, альтернативно зарабатывающих.

Четвертое. В российских антикризисных мерах ничего не говорилось об ответственности ни собственников бизнеса, ни менеджеров. МВФ предупреждает: есть риск, что компании, продавшие свои слабые активы государству, могут обогатиться по сравнению с честно работавшими компаниями. Нигде не получится так, чтобы налогоплательщики уж совсем не расплачивались за ошибки менеджеров и собственников крупных компаний. Важно, чтобы принцип «налогоплательщики не должны платить за ошибки Уолл-стрит» был провозглашен и у нас (как в американской программе). Мы же наблюдаем иное. Об ответственности, особенно госкорпораций, никто и не заикался. Набрали кредитов — и теперь плохо дело? Пожалуйста, мы все организуем. Но вот вопрос: почему все это должно решаться за счет налогоплательщиков?⁷И какова ответственность соответствующих руководителей?

Специалисты отмечают: поступая таким образом, мы не можем надеяться, что кризис выправит накопившиеся диспропорции и добавит хоть толику ответственности руководителям государственных и окологосударственных организаций. Такой политикой мы консервируем все эти перекосы, делая в будущем практически неизбежным гораздо более болезненное разрешение проблем.⁸

Кризис доверия в России. В России очень медленно осознавалось, что события 2008–2009 годов — это кризис доверия. Вслед за экспертами можно предположить следующее:⁹

• признание кризиса доверия опровергает официальную трактовку кризиса: у нас все было нормально, но вот США и мировые финансы породили проблемы и у нас;
• если это кризис доверия, то меры по его преодолению требуются несколько иные, а это уже просто ущемляет вполне определенные экономические интересы;
• многие по-прежнему считают, что категория «доверие» — это что-то больше из психологии или из философии, а с экономикой это мало связано; но иное доказывают зарубежные и отечественные исследования.¹⁰

Недооценка (непонимание и т.д.) того, что нынешний кризис — это кризис доверия, для России особенно опасна. Уровень доверия у нас и так был значительно ниже, чем в развитых странах. Объясняется это рядом факторов. Прежде всего у нас в этом плане плохая наследственность. Не будем уходить в глубь веков, возьмем последние лет сто. Вся советская власть основана на недоверии. Власть не доверяет народу — нужна партия, руководящая и направляющая сила. Государство не доверяет рыночной системе, производителям и т.д. При советской власти верхи не доверяют низам («Вы дураки, не понимаете своего счастья, мы вас к нему загоним»). Низы не доверяют погоняющим их в светлое будущее.

Затем реформы. Любые кардинальные реформы — штука тяжелая. Вот и у нас 1990-е годы доверия в хозяйстве не слишком прибавили. Особенно после 1998 года. В 2000-е годы проблема доверия была как бы загнана внутрь. С одной стороны, явная недружественность власти к бизнесу, да и вообще к самой динамичной и работящей части общества, с другой — показатели значительного экономического роста, свидетельствующие, казалось бы, о надуманности проблемы. Однако проблема была и есть.

Наличие проблемы недоверия в экономике приводит к тому, что при первых признаках нестабильности уровень доверия критически резко снижается. В России банки перестали доверять компаниям реального сектора, те — банкам. А они, в свою очередь, к другим банкам также уже не относились с прежним уровнем доверия. Отсюда новые проблемы. Государство также все меньше доверяет всем. Субъекты хозяйственной деятельности отвечают государству тем же. Конечно, предлагаемые государством финансовые ресурсы бизнесом принимаются. Бизнес здесь действует по принципу «дают — бери» (тем более что в предыдущие годы действовала вторая часть поговорки).

Проблема не в том, когда кризис будет преодолен. Проблема в выводах. В острой фазе кризиса уже многие десятилетия повсеместно для разрешения проблем предлагается и реализуется закачка государственных средств в ключевые финансовые структуры. Этот механизм каждый раз имеет страновые особенности, но суть везде одна и та же. Вливание средств в экономику может на время смягчить ситуацию. Но долгосрочный результат не очевиден. Иногда механизм роста запускается, иногда нет. Ослабление кризиса — состоявшийся факт, но пойдет ли экономика на подъем?

Выводы. Идеального антикризисного плана быть не может. Любые осмысленные антикризисные меры лучше бездействия — более вероятно, что это позволит смягчить кризис. Но и никакого чуда от любых действий ожидать не следует. Российские власти, с одной стороны, недооценивали специфику кризиса доверия; с другой стороны, жизнь берет свое и многие действия властей реально были направлены именно на преодоление недоверия. Это, например, справедливо повторяемая мантра о наличии больших финансовых резервов. Вообще в кризисный период заявления из высоких кабинетов носили достаточно взвешенный характер. Власть стала понимать, что слова могут как поддержать, так и обрушить, например, фондовый рынок и поэтому к ним следует относиться особенно ответственно. Меж тем поддержка фондового рынка (как деньгами, так и словами) уже лет сто занимает важное место в антикризисном арсенале стран с рыночной экономикой.

Антикризисные действия всегда и везде мало похожи на строительство дома по заранее утвержденному проекту. Антикризисные меры напоминают управление корабликом в бушующем океане или самолетом, попавшим в бурю.¹¹ Каждый момент требует своих действий, иногда прямо противоположных предшествующим. И действия, рациональные для одних, могут быть неадекватны для других.

Таблица 2. Уроки кризиса¹²

¹ К началу XXI века абсолютное большинство россиян даже в деловых кругах только начали осваивать само понятие капитализации и все обстоятельства, с ним связанные. Неудивительно, что ряд процессов оказался для нас сюрпризом. Иного было просто не дано. Главное теперь — извлечь правильные уроки.

² В частности, в Бразилии и Мексике почти одновременно с нами наблюдались весьма похожие кризисы. Эти страны тоже плохо перенесли определенную фазу интеграции в мировое хозяйство.

³ Хотя меры, направленные на поддержку фондового рынка, являются стандартным инструментом антикризисных действий со времен Великой депрессии 1929–1933 годов.

⁴ Подробнее см.: Коммерсантъ. 2009. 25 декабря.

⁵ Авторы не хотели бы призывать считать работу в принадлежащих западному капиталу (и соответственно работающих в его интересах) западно-ориентированных СМИ в России чем-то вроде службы в немецкой полиции на временно оккупированных территориях в 1941–1944 годах. Хотя некоторые аналогии напрашиваются. Но заангажированность и необъективность существуют в СМИ самой разной направленности, в том числе полностью противоположной западно-ориентированным. Это вопрос для отдельного разговора.

⁶ Почему? Можно предположить по аналогиям. Так, специалисты говорят, что изменение валютного курса — более действенная для экономики мера, чем изменение таможенных пошлин. Дело в том, что валютный курс не делает исключений и взяток не берет. Одно из важных отличий госгарантии от прямой финансовой помощи можно выразить на языке лесорубов: госгарантии хуже пилятся.

⁷ Подробнее см.: Ведомости. 2008. 11 декабря.

⁸ Там же.

⁹ Подробнее см.: www.fbk.ru (Россия и мир против финансового кризиса)

¹⁰ Подробнее см.: Фукуяма Ф. Доверие. М., 2004; Николаев И. А, Ефимов С. В., Марушкина Е. В. Доверие как экономическая категория: Аналитический доклад ФБК. 2005. Декабрь.

¹¹ Экономист — хороший картограф, но плохой штурман. (В. Масси).

¹² Идея подобной классификации уроков принадлежит директору Департамента банковского регулирования и надзора Банка России А. Симановскому. Она была озвучена в его выступлении на банковском форуме 24.11.2008. Но ответственность за данную таблицу несут исключительно авторы книги.

¹³ Правда, не стоит забывать и о том, что, когда мы выходили из кризиса в 1999 году, база у нас была совсем другая. Тогда $10 млрд в российской экономике много что решали.

Версия для печати