Библиотека управления

Российская политика во времена экономических потрясений

Дэниел Трейсман Глава из книги «Россия после кризиса»
Издательство «Альпина Бизнес Букс»

Анализируя российскую политику двух истекших десятилетий, большинство ученых уделяют основное внимание целям руководства страны и созданных им формальных институтов. Я утверждаю, что при таком подходе упускается из виду центральный элемент российской посткоммунистической политэкономии. Безусловно, планы кремлевских руководителей имели значение, однако ключевую роль играли те экономические силы, которые по большей части им неподвластны. Экономические условия формировали общественное мнение, которое, в свою очередь, определяло деятельность формальных институтов и в конечном итоге шансы лидеров на реализацию их планов. «Сдержки» — а то и «противовесы» — возникали спонтанно, ограничивая власть президентов, теряющих популярность, а потом бесследно испарялись, когда общество вновь обретало доверие к главному лицу государства.

В защиту этого утверждения я намерен привести пять доводов и вкратце пояснить каждый из них. Во-первых, в основе значительного экономического спада, имевшего место в России после 1990 года, и стремительного возрождения экономики после 1998-го лежали факторы, практически неподконтрольные действующим президентам. Борис Ельцин оказался во главе государства, экономика которого находилась на грани коллапса; его преемник Владимир Путин унаследовал экономику, достигшую стабильного состояния и отчетливо «шедшую на поправку». Во-вторых, спад и последовавший за ним подъем экономики отразились и на общественном мнении, сначала сведя на нет популярность Ельцина, а потом надолго обеспечив его преемнику высокие рейтинги. В-третьих, потенциал президента, выражающийся в его способности инициировать ту или иную политику и претворять ее в жизнь, увеличивается и уменьшается одновременно с ростом и снижением его популярности — и до известной степени ими обусловливается. Катастрофическое падение рейтингов Ельцина позволило парламентариям, правительствам регионов и другим органам власти блокировать его инициативы, исподволь подрывая его авторитет. И, напротив, по мере роста популярности Путина оппозиция таяла на глазах. В-четвертых, изменения, которые претерпели российские формальные политические институты в течение этого периода, почти не объясняют феномен переменчивости политического потенциала президентов, то есть их способности определять и осуществлять государственную политику. Наконец, в-пятых, различия между идеями и целями Михаила Горбачева, Бориса Ельцина и Владимира Путина, без сомнения, многое говорят об изменениях вектора российской политики, однако главным образом в моменты максимальной популярности соответствующего лидера. Большинство идей непопулярных лидеров попросту игнорируется.

Такой взгляд имеет несколько отличий от общепринятого. Ученые в унисон с журналистами, как правило, рисуют рядовых граждан России либо как безучастных наблюдателей, либо как невинных жертв политического курса Кремля. Я же исхожу из того, что государственные лидеры в своих действиях исключительно чутко реагируют на общественное мнение, зачастую выступающее в качестве естественного ограничителя их инициатив.

При всем своем непостоянстве общественное мнение нередко играет решающую роль. Аналитики часто забывают об этом и сильно преувеличивают значение формальных институтов. Начиная с 1993 года широким формальным полномочиям российского президента уделялось чересчур пристальное внимание. По моему мнению, эти полномочия почти ничего не значили, когда популярность того или иного президента была низкой, и становились практически не нужными, когда рейтинг был высок. Излишняя озабоченность институтами привела сторонников демократии к осуждению российских политических реалий: пропорционального представительства при выборах в Думу, системы назначения губернаторов, шестилетнего срока президентского правления. Но ведь на самом деле аналоги всем этим российским реалиям несложно найти во многих освященных временем развитых европейских демократиях. Проблема заключается не столько в недемократических институтах, сколько в недемократической практике извращения буквы и духа в общем-то относительно демократичных законов высшими должностными лицами государства при широкой и искренней поддержке со стороны народных масс.

Если характер и содержание российской политики зависят от общественного мнения, а последнее, в свою очередь, в значительной мере определяется экономическими условиями, то мировой финансовый кризис 2008–2010 годов мог повлечь за собой политические изменения. Далее я намерен проанализировать, каким образом первые месяцы кризиса определили три потенциальных сценария дальнейшего развития событий.

Экономический кризис и восстановление экономики

Мнения по поводу эффективности управления российской экономикой в 1990-х годах и дальновидности выбранной политики реформ разнятся. Однако есть два факта, реальность которых — независимо от точки зрения — отрицать невозможно. Когда в 1991 году власть перешла от Горбачева к Ельцину, страна уже находилась в состоянии тяжелейшего экономического кризиса. А вот в 2000 году, когда к власти пришел преемник Ельцина Владимир Путин, российская экономика как раз начинала энергично возрождаться.

Вполне возможно, что ельцинская политика 1990-х годов как-то повлияла на глубину и продолжительность экономического спада. Однако уже к моменту прихода Ельцина к власти этот спад был неизбежен. Это явствует, например, из того факта, что после падения коммунистической системы объем производства в странах Восточной Европы и бывшего Советского Союза очень резко снизился. В официальных цифрах это выразилось следующим образом: в 15 бывших советских республиках падение составило от 68 (Таджикистан) до 22 процентов (Эстония), в России — 39 процентов (десятое место) ВВП на душу населения. Страны Восточной Европы тоже испытывали значительные сложности — хотя в некоторых из них рецессия, связанная с переходными процессами в экономике, началась раньше.

В основе такого спада лежал целый набор причин: хроническая неэффективность социалистического планирования; физический и моральный износ основных фондов; разрывы производственных цепочек; шок, связанный с переходом к мировым ценам; макроэкономические дисбалансы, порожденные последними коммунистическими правительствами отдельных стран, и — в тех странах, которые, подобно России, жили в основном за счет экспорта сырья, — падение мировых цен на природные ресурсы. Впрочем, официальная статистика сильно преувеличивает масштабы падения объемов производства. При коммунистическом режиме производительность экономики, выражаемая показателем ВВП, серьезно завышалась, не говоря уже о том, что продукцию столь ужасающего качества никто в здравом уме не мог купить добровольно, а реальный спрос на государственные заказы равнялся нулю. Со временем значительная доля продукции стала производиться подпольно, а значит, не отражалась в официальной статистике. Но даже с учетом всех этих погрешностей можно с уверенностью утверждать, что значительное сокращение объема производства все же имело место. И ни одной стране избежать его не удалось.

Крах был всеобщим — таким же всеобщим оказалось и возрождение. С конца 1990-х годов во всех посткоммунистических странах наблюдался быстрый экономический рост. В бывших советских республиках подъем ВВП на душу населения в 1998–2008 годах составил от 44 (Киргизия) до 282 процентов (Азербайджан). Россия по темпам роста занимала восьмое место. Для стран Восточной Европы 2000-е годы тоже стали временем стремительного роста. Отчасти эти процессы, безусловно, были результатом реформ, проводившихся в начале 1990-х, а в России — в том числе и следствием повышения цен на природные ресурсы.

Сформулируем коротко: хотя политические решения посткоммунистических лидеров, возможно, и повлияли на тяжесть и продолжительность экономического спада в бывших социалистических странах, а впоследствии — на темпы и интенсивность возрождения экономики, все же сама общность этих процессов указывает на их неизбежность. В России Ельцин унаследовал от предшественников самую настоящую экономическую катастрофу; Путин же получил в свое распоряжение экономику, подготовленную к возрождению. Тот факт, что возрождение экономики было явлением повсеместным, не позволяет приписать все заслуги путинскому руководству.

Влияние экономики на политику

Пертурбации, которые претерпела российская экономика, существенно влияли на общественное мнение. Имеются убедительные подтверждения тому, что экономические процессы серьезно отразились на популярности каждого из президентов.

В 1988 году несколько российских социологов, близких к диссидентским кругам и пользующихся большим авторитетом, основали в Москве Всероссийский центр изучения общественного мнения (ВЦИОМ). Центр быстро завоевал репутацию высокопрофессиональной и независимой организации. (Многие полагают, что именно по этой причине в 2003 году путинская администрация вновь взяла под контроль изначально государственную компанию и сменила ее директора, Юрия Леваду. Вместе с ним ВЦИОМ покинули большинство его коллег. Они основали «Левада-центр», который продолжил социологические исследования в духе прежнего ВЦИОМ.) С 1989 года Центр проводил социологические опросы, выясняя, как россияне относятся к политике руководства, — сначала от случая к случаю, а с конца 1996 года более регулярно.

На рис. 1 мы видим резкое падение поддержки политики Горбачева в 1989–1991 годах на фоне роста популярности Ельцина, достигшей пика в декабре 1990-го (почти 90 процентов). Затем последовало снижение рейтинга Ельцина — до 6 процентов в конце 1999 года. Поддержка Владимира Путина, в августе 1999-го назначенного премьер-министром, взмыла до 84 процентов к середине января 2000 года, когда он принял полномочия действующего президента, и в течение следующих восьми лет колебалась в диапазоне между 61 и 87 процентами. В 2008 году преемник Путина Дмитрий Медведев вступил в должность с рейтингом, немного не дотягивавшим до уровня «позднего Путина».


(Кликните по изображению для его увеличения)

Примечание: В 1990-х гг. формулировки вопросов социологических исследований слегка варьировались, но по сути все они сводились к одному: «одобряет» ли респондент политику, действия или методы правления действующего президента. В случае с Путиным в график включен период исполнения им обязанностей премьер-министра. Отсутствующие показатели были интерполированы.

Источники: опросы общественного мнения, проводившиеся ВЦИОМ и «Левада-центром», данные представлены на интернет-порталах: soest.socpol.ru и www.russiavotes.org.

Рис. 1

Эти данные тесно взаимосвязаны с тем, как общество воспринимает состояние российской экономики. Начиная с 1993 года (а затем уже на более регулярной основе — с середины 1994-го) специалисты ВЦИОМ спрашивали у россиян, как они оценивают экономическую ситуацию в стране и материальное положение собственных семей, а также как они видят будущее российской экономики в ближайшие несколько месяцев (см. рис. 2). Пунктирная линия — это график динамики индекса позитивных экономических ожиданий (он включает в себя суммарную долю респондентов, считавших экономическую ситуацию в России «очень хорошей», «хорошей» или «средней» и ожидавших в течение ближайших месяцев «значительных» или «некоторых улучшений»). Вторая кривая — усредненный рейтинг действующих президентов, полученный на основе оценок, выставленных респондентами по десятибалльной шкале (1 балл — худшая оценка, 10 баллов — лучшая).

В другой — технической — работе я привожу в подтверждение этой связи результаты более сложных статистических тестов. В общем, хотя не так-то просто определить, что именно больше всего влияет на восприятие экономической ситуации (оценка состояния экономики, материальное положение семьи, прогнозы относительно грядущей экономической ситуации), влияние этого восприятия на рейтинги очевидно.

Разумеется, дело не только в экономике. Значительной доли популярности стоило Ельцину его скандальное поведение. Когда в августе 1994 года в Берлине, переусердствовав с шампанским, он схватил дирижерскую палочку и под прицелом бесчисленных телекамер принялся энергично дирижировать оркестром, его рейтинг упал примерно на четверть балла. Решительный ответ Путина на вторжение чеченских боевиков в Дагестан и на взрывы четырех жилых домов в конце 1999 года, возможно, повлиял на рост его рейтингов (впрочем, скорее всего, экономические успехи привели бы к тому же результату — просто на несколько месяцев позднее). Обе чеченские войны, судя по всему, снизили популярность действующих президентов. И все же восприятие населением экономической ситуации играло куда более значительную роль. Статистические модели показывают, что если бы при Ельцине экономические механизмы работали так же хорошо, как при Путине, то первый президент России оставил бы свой пост на пике популярности.

Не исключено, впрочем, что на отношение россиян к своему экономическому положению так или иначе влияет сам режим, который при Путине все в большей и большей степени стал контролировать средства массовой информации. Если это так, то не экономика влияет на политику, а политика формирует оценку текущего состояния экономики. Я пришел к выводу, что изменения во взглядах россиян на экономику можно отчасти объяснить влиянием средств массовой информации: в частности, во время президентских выборов 1996-го и 2004 годов рост оптимизма россиян превзошел обеспеченные экономическими реалиями пределы — что, естественно, привело к их скорому стремительному снижению.

Примечание: Под восприятием экономической ситуации в данном случае понимается процентная доля людей, назвавших ее «очень хорошей», «хорошей» и «средней» в ответ на вопрос: «Как вы оцениваете российскую экономическую ситуацию?», плюс процентная доля респондентов, отметивших «значительные сдвиги к лучшему» или «некоторые сдвиги к лучшему» в ответ на вопрос «Что ожидает российскую экономику в течение нескольких ближайших месяцев?». Отсутствующие показатели были интерполированы. Источники: ВЦИОМ;«Левада-центр»; подсчеты выполнены автором.

Рис. 2. Восприятие экономической ситуации и одобрение политики президента в России, 1993–2008 гг.

Готовность населения смотреть на свое положение сквозь розовые очки лишь отчасти определялась его доверием к президенту. В целом же более важными оставались такие факторы, как средний уровень реальной зарплаты и пенсий, реальные задолженности по зарплате, уровень безработицы, количество открытых вакансий для тех, кто ищет работу. Мало кого из россиян обмануло необъективное освещение средствами массовой информации экономической ситуации в стране, так что на популярность президента оно почти не повлияло. Напротив, люди очень точно почувствовали экономический спад в начале и середине 1990-х и стремительное возрождение после 1998 года. По мере ухудшения экономической ситуации антиельцинские настроения росли; когда же экономика продемонстрировала тенденции к возрождению, народная поддержка Путина достигла небывалых высот.

Политика в условиях финансового кризиса

Вопреки надеждам некоторых российских лидеров, уповавших на то, что их страна может остаться «островом стабильности» в океане международного финансового кризиса 2008–2010 годов, Россия тоже ощутила на себе удар этого глобального катаклизма. Промышленное производство упало в течение последнего квартала 2008 года почти на 3 процента, в первом квартале 2009 года — на 15 процентов и после этого стабилизировалось. Реальные доходы населения, остающиеся после уплаты налогов, были на 6 процентов ниже, чем в последнем квартале 2008 года; в первом и втором кварталах 2009-го этот показатель оставался приблизительно на том же уровне, а в третьем — снова снизился. В унисон с объективным ухудшением экономических показателей представления россиян о состоянии экономики тоже стали куда пессимистичнее. Доля респондентов, оценивших ситуацию как «очень хорошую», «хорошую» или «среднюю», упала с 64 (июнь 2008 года) до 50 процентов (март 2009-го). Процент тех, кто рассчитывает на улучшение экономической ситуации в течение ближайших месяцев, сократился с 40 (июнь 2008-го) до 26 (декабрь того же года).

Как показывает опыт, при подобных обстоятельствах логично предположить, что кризис спровоцирует «обвал» рейтингов Путина и Медведева, а может быть, даже составит серьезную угрозу для той модели управления, которая так успешно работала в течение предыдущих восьми лет. С момента инаугурации Медведева все изменения рейтингов обоих лидеров были жестко взаимосвязаны (коэффициент корреляции 0,88 по уровням и 0,92 по первым разностям). Разрыв же между ними сократился с десяти пунктов в начале президентства Медведева до примерно шести в конце 2009 года. По мере ухудшения оценки экономической ситуации рейтинги слегка снизились — тоже совершенно синхронно. Затем популярность обоих повысилась: рейтинг Медведева на десять пунктов, Путина — на пять, когда значительное количество россиян поддержало действия Кремля в войне с Грузией (август 2008-го). Однако между июнем 2008 года и апрелем 2009-го популярность Медведева упала с 73 до 68 процентов, а Путина — с 83 до 76 процентов. Впрочем, к весне 2009 года экономическая ситуация начала стабилизироваться и настроение населения тоже изменилось. К октябрю 2009 года доля положительно относящихся к Медведеву увеличилась до 72 процентов, к Путину — до 78 процентов.

Поскольку стабилизация середины 2009 года оказалась временной и после нее экономика вновь вошла в период устойчивого и весьма впечатляющего упадка, можно предположить, что и рейтинги популярности лидеров вновь упадут. Разумеется, благодаря тому что изначально популярность обоих была беспрецедентно высока, даже весьма внушительные темпы падения популярности далеко не сразу станут по-настоящему угрожающими. С другой стороны, в условиях тяжелого кризиса чувствительность населения к экономическим факторам должна была возрасти. Во время экономического хаоса при Ельцине оценка состояния экономики куда значительнее влияла на популярность президента, нежели при Путине, когда налицо был стабильный рост доходов и люди начинали привыкать к новым, более комфортным экономическим условиям.

Ну а в условиях снижения рейтинга правящего тандема, исходя из исторического опыта, следует ожидать активизации оппозиции — сначала робкой, со временем — более настойчивой. Схема более или менее известна. Осмелевшие региональные исполнительные и законодательные власти начнут выступать против непопулярных проектов центра. В парламенте все чаще зазвучит несогласие с генеральной линией, «Единая Россия» расколется на несколько фракций. Будут шириться акции протеста, средства массовой информации преступят доселе нерушимые табу, в суды будет подаваться все больше исков против государственных чиновников, а может быть, с открытой критикой действий высшего руководства выступит даже кто-нибудь из министров. Разумеется, история не знает точных повторений, и сопротивление действующему курсу может принять иные формы. Не исключено, скажем, что неожиданно найдется беспрецедентно независимый судья, который рискнет вести какое-нибудь важное дело вопреки воле Кремля. Институты, созданные для кооптации элиты (такие, например, как Общественная палата), могут стать значительно более самостоятельными. Одним словом, независимо от того, откуда будут исходить оппозиционные действия и настроения, жизнеспособность любой оппозиции будет напрямую зависеть от экономической ситуации: продолжающееся ухудшение последней означает неизбежное падение рейтингов высших должностных лиц. Определенную роль могут сыграть и другие факторы: эпизоды военных столкновений, террористические акты.

А вот реакция двух первых лиц представляется непредсказуемой. Кризис доверия к их политике может вызвать либо либерализацию административного регулирования, либо, наоборот, «закручивание гаек». Мало того, он может укрепить, а может и ослабить сплоченность и сыгранность дуэта лидеров. Впрочем, хотя возможен, конечно, любой вариант развития событий, все же вероятность возникновения серьезного конфликта между двумя лидерами представляется весьма небольшой — если вспомнить, насколько тесно переплетены их политические интересы.

Судя по всему, в 2009 году руководство всерьез обеспокоилось зреющими протестными настроениями. В декабре 2008-го из Москвы во Владивосток были направлены подразделения ОМОНа для подавления беспорядков, вызванных путинским распоряжением о повышении ввозных пошлин на импортные автомобили, в связи с которым ввоз подержанных машин из Японии сократился на 10 процентов. К весне 2009 года на компьютеры Медведева и двух первых лиц администрации президента, Сергея Нарышкина и Владислава Суркова, была установлена специальная карта России, на которой отмечаются регионы, где зафиксирована кризисная ситуация (она определяется на основании 60 признаков, один из которых — рейтинг Путина). Когда доведенные до отчаяния массовыми увольнениями рабочие из Пикалево (практически весь город работал на трех предприятиях, связанных единой технологической цепью) перекрыли федеральную трассу и заняли здание местной администрации, Москва решила прибегнуть к новой тактике: под прицелом телекамер получил публичную взбучку прокремлевский олигарх, которому на самом деле был предоставлен крупный кредит для снятия напряжения. Спектакль устраивался специально для того, чтобы заставить других бизнесменов раскошелиться и загасить местные очаги недовольства.

Российскую ситуацию, когда общественное мнение зависит от экономического положения и при этом определяет эффективность действий правительства, едва ли можно назвать уникальной. Ключевым в данном случае является вопрос о том, насколько описанная логика отражает положение вещей в других странах с выборной демократией — либеральных или не очень. Россия, которую любят рисовать загадочной и единственной в своем роде, в данном случае не являет собой ничего уникального или непонятного. Исследования, проводившиеся в Соединенных Штатах, выявили связь между улучшением экономической ситуации и повышением президентских рейтингов, а также между популярностью действующего президента и эффективностью пропаганды его политики — по крайней мере тех ее ключевых моментов, по поводу которых у населения нет укоренившихся и незыблемых взглядов. Подобные же феномены отмечались и в таких латиноамериканских государствах, как Аргентина, Бразилия и Уругвай.

С одной стороны, такая схема предполагает большую подотчетность руководства, нежели та модель правления, осуществляемого оторванной от реальности и народа элитой, которую принято рисовать применительно к Кремлю. Оказывается, население играет значительную роль в политике. С другой стороны, подотчетность эта оказывается несколько извращенной. Во-первых, в такой стране, как Россия, где экономика в высшей степени зависит от международных факторов — прежде всего от цен на нефть, эффективность функционирования экономических механизмов — очень неточный индикатор компетентности руководства. Основания для общественного одобрения или порицания того или иного президента зачастую носят случайный характер. Это не обязательно означает, что отношение к президенту иррационально: учитывая то обстоятельство, что люди имеют весьма слабое представление о движущих силах российской экономики, с их стороны, возможно, разумно просто возлагать ответственность за все ее успехи и неуспехи на высшее лицо государства. Однако такой подход может привести к ряду серьезных сбоев. Во-вторых, значительная задержка между реализацией той или иной стратегии и ее результатом издавна приводит к тому, что эффективность российских лидеров оценивается без оглядки на международные условия, поэтому раз за разом их прославляют или проклинают за действия предшественников. Некоторым исключением можно считать Горбачева. Пожалуй, допущенные им ошибки сыграли не меньшую роль в постигшей страну экономической трагедии, чем унаследованные им проблемы. Зато история сыграла шутку с двумя его преемниками. Ельцин был наказан за катастрофу, унаследованную от Горбачева, Путин же пожал плоды экономического расцвета, в значительной степени посеянные Ельциным и его рыночными реформами.

Все сказанное в этой главе в принципе можно трактовать в том смысле, что российская политика целиком и полностью зависит от цен на нефть. Такой подход был бы слишком большим упрощением. Конечно, колебания цен на нефть в значительной степени определяют ход российской экономической истории начиная с 1980-х годов и до настоящего времени. Однако влияние этого фактора не всегда одинаково. Кроме того, другие факторы тоже играют роль. В 1980-е годы резкое падение цен на нефть не означало неизбежного коллапса советской экономики. Оно вынудило Горбачева лихорадочно занимать деньги: он утроил объем денежной массы, находящейся в обращении, и приступил к осуществлению реформ, трагически непонятых подавляющим большинством населения. В этот исторический момент другая экономическая стратегия могла бы привести к совершенно иным результатам. На этапе восстановления экономики связь между ценами на нефть и экономическим ростом проявилась значительно отчетливее в 2005–2009 годах, нежели в 1999–2001 (когда рост был скорее следствием девальвации) и в 2001–2004 (когда увеличение уровня добычи минерального сырья значило как минимум не меньше, чем цены на него). Согласно оценкам экономистов, повышение цен на нефть лишь отчасти повлияло на общий экономический рост в период с 1999 года по сегодняшний день, и эта часть составляет от одной трети до половины. Мне представляется бесспорной статистическая зависимость, во-первых, между реальной заработной платой, пенсиями и уровнем безработицы, с одной стороны, и оценкой населением текущего экономического положения — с другой; во-вторых, между оценкой экономической ситуации и популярностью президента. А вот корреляция между изменением цен на нефть и оценкой состояния экономики кажется мне весьма слабой.

Однако в последние годы цена нефти играет все большую роль. Большинство эксплуатируемых месторождений близко к истощению, поэтому повышение уровня добычи со временем начинает требовать все более масштабных инвестиций, необходимых для разработки новых месторождений, при этом подобные вложения выглядят не слишком заманчиво для потенциальных инвесторов из-за высоких налогов на прибыль и отсутствия гарантий на права собственности. Не только в Кремле, но и за его пределами широко распространено мнение, что тех факторов, которые обусловили быстрый экономический рост в 1999–2007 годах, больше не существует. Руководство начало лихорадочно пропагандировать инновационную политику, стратегию диверсификации, нанотехнологии и т.д. Однако пока все усилия Медведева по модернизации натыкаются на труднопреодолимые преграды в виде коррупции судебной системы, рейдерства, осуществляемого правящей элитой, и устрашения научного сообщества службами госбезопасности. Неясно также, какую нишу в мировой экономике сможет занять Россия, если она переориентируется с сырья, где на ее стороне явные сравнительные преимущества, на что-то другое.

Представляется очень вероятным, что в течение ближайших лет Россия будет развиваться по одному из трех сценариев. Если цены на нефть и газ снова поднимутся и останутся на высоком уровне, необходимость немедленного проведения реформ не будет представляться столь насущной. «Ведь пока росли цены на нефть, у многих, что там скрывать, почти у всех, были иллюзии, будто структурные реформы могут подождать», — признался Медведев в ноябре 2009 года. Прежнее благодушие вернется. Возобновление экономического роста восстановит популярность кремлевских руководителей, оппозиция вновь онемеет. Если цены на нефть останутся примерно на нынешнем уровне, то есть баррель нефти будет стоить 70–80 долларов, Кремль, скорее всего, сделает все возможное, чтобы худо-бедно выкарабкаться из кризиса. Не исключено, что это приведет к замедлению экономического роста, постепенному нарастанию недовольства населения и ропоту элиты. Однако, если не случится чего-то непредвиденного, постепенно развивающийся экономический спад, по всей видимости, не сможет заставить руководство отказаться от нынешней модели.

А вот если цены на нефть и газ упадут и достаточно долго будут оставаться на низком уровне, столкнув тем самым экономику в яму затяжной рецессии, уровень безработицы возрастет, финансовые ресурсы правительства иссякнут — вот тогда, возможно, возникнет более серьезная оппозиция, способная изменить существующий режим. Как на это отреагирует тандем, предсказать невозможно. Солидарная стратегия представляется более вероятной, нежели конфликт, хотя на публику Медведев вполне может сыграть роль приверженца менее жесткой политики. Режимы, продержавшиеся достаточно долго, зачастую в критические моменты допускают ошибки, а ведь у нынешнего руководства практически нет опыта управления страной в тяжелые времена.