«Холодный душ после экстаза»

Известный драматург Артур Миллер однажды заметил: «Эпоха кончается, когда исчерпываются ее основные иллюзии». Большинство иллюзий, приведших к глобальному экономическому буму прошедшего десятилетия, — вера в то, что рост мировой экономики навеки перешел на более высокий уровень, и надежда на то, что Федеральная резервная система (или центральный банк любой страны) способна сгладить любые взлеты и падения экономического цикла, — действительно канули в Лету. И все же одна идея по-прежнему остается в силе, занимая умы и поражая воображение рынков. Суть ее в том, что неумолимый рост Китая и других крупных формирующихся рынков будет и впредь стимулировать «сырьевой суперцикл» — пролонгированный и уверенный рост цен на сырьевые товары, от нефти до меди, от серебра до кукурузы и сои. Это убеждение послужило основной причиной для оптимизма при оценке перспектив целого ряда государств, живущих за счет экспорта сырья: Бразилии, Аргентины, Австралии, Канады и некоторых других стран.

Я назвал эту иллюзию сырьекомом (по аналогии с доткомом), ибо в некоторых отношениях данная ситуация поразительно напоминает безумие с акциями высокотехнологических компаний, охватившее мир в конце 1990-х. В разгар эпохи доткомов в их активы было вложено 30 процентов всех денег, инвестированных в глобальные рынки капитала. А когда этот «пузырь» в конце концов лопнул, на смену технологическим компаниям в качестве главного инвестиционного выбора пришли сырьевые отрасли. К началу 2011 года на них приходилось 30 процентов мировых фондовых бирж. Ни в одном «пузыре» нет ничего хорошего; лопнув, каждый из них оставляет после себя ту или иную степень нищеты и разочарования. Но по сравнению с бумом высоких технологий, эпоха сырьекомов оказала на мировую экономику намного более значительное и негативное влияние.

Этот ажиотаж создал целую новую отрасль, превращающую сырье в финансовые продукты, которыми можно торговать, словно акциями. Нефть, пшеница и платина раньше продавались в основном как сырьевые материалы, а теперь преимущественно как рискованные ценные бумаги. Медь накапливается на таможенных складах не потому, что хозяева планируют чуть позже пустить ее на производство проволоки, а потому, что на ней, как и на золоте, «сидят» спекулянты, рассчитывая однажды продать товар с огромной прибылью. Объемы дневных торгов нефтью сегодня затмевают объемы дневного потребления этого продукта, подстегивая дальнейший рост цен. И хотя рост цен на акции, включая и акции технологических компаний, как правило, стимулирует развитие экономики, высокие цены на главные продукты, такие как нефть, влекут за собой неизбежные затраты и для бизнеса, и для потребителей и, по сути, очень мешают экономическому росту.

Именно так ощущают такое явление, как сырьеком, обычные, рядовые граждане — как якорь, сковывающий каждое их движение, а вовсе не как нечто новое и интересное. В свое время доткомы, сметя преграды финансового мира, привлекли всеобщее внимание: они вызывали огромный ажиотаж в мировых СМИ и превращали скромных офисных служащих во внутридневных трейдеров. Эта эпоха была порождением безграничного оптимизма, веры в прогресс человечества и ощущения, что инновации Кремниевой долины непременно изменят мир к лучшему.

CEO компаний высоких технологий стали популярны не менее рок-звезд, ведь они обещали людям прекрасное будущее: повышение производительности труда, снижение цен и высокую зарплату за разработку новых идей в крутой офисной атмосфере инновационной экономики либо отличные прибыли от торговли акциями со своего ноутбука в уюте собственной гостиной. Еще в конце 1990-х было просто невозможно заинтересовать инвесторов чем-либо не имевшим отношения к высоким технологиям и к США; некоторые заговорили о зарождающихся рынках как о «рынках всеобщего объединения благодаря новым технологиям», аналитики же тратили массу времени на поиски новой Кремниевой долины и, верные долгу, находили, но зачастую в очень уж неожиданных местах, например в тесных офисах, прятавшихся на чердаках и в подвалах городов всего мира, от Праги до Куала-Лумпура.

А десять лет спустя все наперебой говорили о крупных развивающихся рынках и нефти, но уже с более мрачным настроением. Эпоха сырьекомов стала порождением страха и полного отсутствия веры в прогресс человечества, — страха перед разворачивающимися фалангами развивающихся стран во главе с Китаем с их ненасытным спросом, перед прогнозами, предсказывающими пик нефтедобычи и засуху в сельскохозяйственных угодьях. Эти страхи сопровождаются полным отсутствием веры в способность человечества решить вышеназванные проблемы, то есть найти альтернативу нефти или способы, позволяющие повысить продуктивность сельского хозяйства. Тут мы вновь имеем дело с мальтузианским^* взглядом на борьбу и дефицит: запасов продуктов питания в мире недостаточно, цены на них неуклонно растут, а заработная плата снижается из-за конкуренции со стороны рабочей силы из-за рубежа.

Энтузиазм по поводу роста цен на сырьевые товары наблюдается только среди инвесторов, финансистов и спекулянтов, которые могут получить от этого выгоду. Конечно, «пузырь» сырьекомов вдохновил многих индийских и китайских предпринимателей отправиться в Африку на поиски угольных шахт, но в общественном сознании ни с чем положительным он не ассоциируется. На пике «пузыря» высоких технологий миллионы американских школьников загорелись идеей поступить в Стэнфордский университет, получить диплом в области делового администрирования и найти работу в Кремниевой долине. Сегодня же, несмотря на появление все новых учебных программ по подготовке менеджеров для нефтяной, газовой и энергетической отраслей, данное направление представляет собой лишь очень узкую нишу сферы высшего образования. Современное общество выражает свое отношение к сырьекомам исключительно в виде жалоб на рост цен на бензин и вспышек беспорядков в связи с ростом цен на продовольствие на формирующихся рынках. И данная ситуация вполне логична и обоснованна. Впрочем, пока негативное влияние на крупную экономику резкого увеличения цен на сырьевые товары все равно нами явно недооценивается. Не следует, например, забывать, что именно взлет цен на нефть предшествовал десяти из одиннадцати послевоенных рецессий в США. В течение года до начала Великой рецессии 2008 года цены на этот продукт выросли на 57 процентов, а накануне серьезных проблем американской экономики в середине 2011 года нефть подорожала более чем на 60 процентов. А когда экономическая активность в США идет на спад, она неизменно тянет за собой экономики развивающихся стран. Во время Великой рецессии 2008–2009 годов темпы экономического роста снизились на целых 8 процентов и на развитых, и на развивающихся рынках — со своего пика сразу до минимума, характерного для серьезного спада.

Самая крепкая нить, связывающая эпохи технологического и сырьевого «пузырей», — это главный движущий фактор любой мании: изобретение человечеством так называемой «новой парадигмы», призванной оправдать иррационально высокие цены. В разгар бума доткомов мы слышали самые разные, порой абсолютно экзотические, обоснования создавшейся ситуации. Аналитики щедро засыпали нас объяснениями, почему та или иная компания пока еще не получает огромной прибыли или почему наспех составленный бизнес-план либо привлекательное название продаются по астрономическим ценам. Все говорили нам о будущем, о необходимости понимания причин, по которым цены в объединенной новыми цифровыми технологиями глобальной экономике «стремятся к свободе», а уж проблема дальнейшей «монетизации» бизнес-идей, то есть превращения их в реальные деньги, со временем решится сама по себе. Мания доткомов оказалась достаточно долгой и мощной, чтобы превратить Билла Клинтона в живой символ американского возрождения, равно как резкий скачок цен на сырье сыграл важную роль в превращении Владимира Путина в символ российского возрождения, и Инасиу Лула да Силву — бразильского. Но когда и этот экстаз пройдет, сырьекомовская эпоха будет вызывать такие же негативные эмоции, какие охватили общество, когда лопнул «пузырь» доткомов.

Глобальные рынки имеют обыкновение трактовать развитие страны почти так же, как компании или видов сырья; их трактовка, невзирая на все проблемы и ошибки в прошлом, тоже подвержена влиянию преходящих модных новинок и навязчивых идей. И, несмотря на оптимизм последних лет, странам, процветающим сегодня за счет сырьевых ресурсов, например России и Бразилии, история, к сожалению, не сулит ничего хорошего.

Двести лет экономического спада

Ажиотаж вокруг таких стран, как Бразилия, был вызван в основном тем же диковинным объяснением, благодаря которому нам пытаются втолковать, почему резкий рост цен на сырьевые товары последние несколько лет непременно означает переход мировой экономики на новый, более высокий уровень. Я имею в виду вновь всплывшую на поверхность концепцию «новой нормы». В большинстве случаев прогнозы дальнейшего подорожания сырья основываются на предположении, что спрос формирующихся рынков на эти товары будет и впредь расти так же стремительно, как в последние десятилетия; однако эту волну, скорее всего, следует считать событием разовым.

А, учитывая огромное бремя высоких цен на сырье, весьма вероятное грядущее ослабление позиций зарождающегося рынка будет способствовать возрождению доверия к Западу, где большинство стран являются крупными потребителями сырьевых товаров.

Если рассматривать вопрос с точки зрения долгосрочной перспективы, на протяжении последних двухсот лет цены на сырье не просто снижались, а менялись по вполне предсказуемому шаблону. Сначала стоимость того или иного ресурса непрерывно росла в течение десяти лет, вдохновляя ученых либо на изобретение способов экономии имеющихся запасов, чтобы со временем извлечь из них больше выгоды, либо на поиск дешевых заменителей. Затем в течение двух десятилетий цена на данное сырье, как правило, снижалась. Эта тенденция — десятилетие вперед, два десятилетия назад — сохранялась много лет.

В результате цены на основное промышленное сырье с учетом инфляции сегодня на 70 процентов ниже, чем в 1800 году. Есть и исключения из этого правила — например, золото и в какой-то степени нефть и медь. Цена на них за этот период либо осталась на том же уровне, либо даже выросла, но теперь даже их стоимость колеблется практически синхронно с другими видами сырьевых товаров. Все факторы, которые прежде влияли на цену сырья — погода на цену продуктов питания, процентные ставки на цену золота, промышленный спрос на неблагородные металлы, — сводятся на нет растущим спросом со стороны Китая и спекулянтов, привлекаемых дешевыми деньгами. Сегодня мы приближаемся к концу десятилетия резких всплесков цен на нефть, и описанная выше тенденция повторяется в очередной раз. Мир уже сейчас является свидетелем серьезного прогресса эффективности, сопровождающегося существенным падением спроса на нефть ведущих промышленно развитых стран. В США он за прошлый год снизился на 4 процента, в Германии на 8 процентов; даже в Японии с ее суперэффективностью спрос на это сырье упал на 2 процента.

Высокие цены на нефть способствовали заметной активизации инвестиций в поиск альтернативных источников энергии и видов топлива, и хотя большинство из них пока находятся на стадии разработки, есть все основания надеяться, что их появление — лишь вопрос времени. Ни у одной страны мира нет более мощных стимулов экономить на нефти и заниматься новаторством, чем у Китая, который напряженно трудится над созданием «зеленых» городов, электромобилей, энергосберегающих домов и менее энергоемких предприятий. Причем для достижения этих целей Китай использует способы, возможные, пожалуй, только в стране с агрессивной командно-административной системой. Попробуйте съездить в командировку в Пекин летом, когда правительственным учреждениям официально разрешено включать кондиционеры для охлаждения воздуха только до 25 градусов по Цельсию, и сразу поймете, о чем я говорю.

Нефтяные миллиардеры

Чем больше Уолл-стрит проникается иллюзиями сырьевого «пузыря», тем к большим проблемам это приведет в будущем, ибо все больше личных и национальных состояний направляются на неправильные цели, и все чаще богатства концентрируются в руках тех, кто этого не заслуживает. В 2000-х многие новоиспеченные миллиардеры были действительно творческими предпринимателями; многие из них, пережив крах, и сейчас продолжают трудиться во имя технологической революции, предлагая все новые поколения смартфонов, компьютеров и бесконечное число других инноваций. К сожалению, сегодня миллиардерами становятся в основном благодаря нефти и другим сырьевым товарам: за прошедшее десятилетие акции их продавцов подорожали на 400 процентов, и крупные игроки по-прежнему зарабатывают огромные деньги, по сути, выкачивая из земли те или иные ресурсы.

Если в 2001 году в мире насчитывалось двадцать девять миллиардеров в энергетической отрасли и семьдесят пять в технологической, то к 2011 году ситуация была практически противоположной — двадцать в технологической и семьдесят шесть в энергетической, в основном нефтяной. При этом магнаты и олигархи новой формации вносят позитивный устойчивый вклад только одного типа: вдохновляют конкурентов на разработку альтернативных видов топлива, благодаря которым мир сможет вырваться из этого порочного круга.

Прогнозы, предрекающие дальнейшее повышение цен на сырьевые товары, породили целую индустрию, которая предлагает всевозможные инвестиционные продукты, например биржевые инвестиционные фонды, и сегодня даже непрофессионал может торговать сырьем, словно акциями. И эта тенденция, получившая название «расчет финансовых результатов от торговли сырьем», набирает обороты поистине головокружительными темпами. Общая сумма средств, вложенных в фонды инвестирования в сырьевые рынки, за последние пять лет выросла более чем в два раза; по состоянию на 2011 год она составила более 400 миллиардов долларов. По данным базирующейся в США исследовательской компании Cornerstone Analytics, которая специализируется на энергетическом секторе, общий объем встречных продаж фьючерсов на энергоносители в 2008 году достиг более 1,2 миллиарда баррелей в день. Это в шестнадцать раз больше ежедневного общемирового потребления энергии, хотя всего десять лет назад разница была лишь троекратной. На сырьевых рынках господствуют спекулянты, и цены на некоторые виды сырья, в том числе серебро, кукурузу и хлопок, во много раз превышают затраты на их производство даже на самых неэффективных предприятиях (которые на обычном рынке работали бы себе в убыток). Как уже говорилось, после экономического спада стоимость сырьевых товаров обязательно повышается, но то, что происходило в последние годы, явно выходит за рамки этого правила. За двадцать три периода экономического возрождения, пережитых миром с 1900 года, цены на сырье росли быстрее, чем сейчас, лишь однажды, после рецессии 1914 года, и ни разу не увеличивались быстрее в сравнении с экономическим ростом. Таким образом, мы с вами являемся свидетелями самого сильного ценового бума на сырьевые товары за всю задокументированную историю мировой экономики.

Самое опасное стадное поведение

Раздутые цены на сырье, в частности на нефть, несут в себе семена саморазрушения, ведь чем выше они поднимаются, тем больше шансов, что в определенный момент они начнут тормозить развитие экономики в целом. Можно сказать, цены на нефть превратились в своего рода процентную ставку нового типа: если центральные банки начинают настаивать на затоплении системы ликвидностью, они весьма эффективно ограничивают экономический рост. Именно этой точки мы достигли в середине 2011 года: стоимость нефти превысила 100 долларов за баррель, глобальные расходы дошли до уровня 8 процентов от ВВП — в этой точке цена традиционно начинает негативно сказываться на спросе.

Резкий рост цен на нефть всегда оказывал разрушительное влияние, но в последние годы этот негативный эффект многократно усиливался на удивление стадным поведением мировых рынков. Никогда еще стоимость нефти и курсы акций не менялись с такой абсолютной синхронностью. И дело не только в нефти. Дело в том, что в последнее время инвесторы одинаково относились ко всем рисковым активам, то есть к любым инвестициям с историей резких колебаний цен в прошлом: в медь, валюту, акции компаний из богатых сырьем стран, и даже в бросовые облигации. Когда инвесторы чувствуют себя излишне уверенно, они имеют обыкновение без разбора скупать любые активы, а как только их вера начинает ослабевать, они так же, одним махом, все сбрасывают.

Сегодня принято считать это новое стадное поведение одним из последствий глобализации. И действительно, согласно проведенным в этой области исследованиям, по мере того как страны снижают барьеры, препятствующие движению капиталов через границы, эти денежные потоки сглаживают различия между рынками всего мира. И тогда рынки начинают колебаться синхронно, а вслед за ними, из-за увеличения объемов торговли и усиления связей между капиталами, такая же тенденция возникает и в разных экономиках. Однако в последние годы синхронизация рынков достигла поистине экстраординарного уровня, что позволяет с полными основаниями предположить наличие мощных факторов помимо глобализации.

Решение этой загадки — дешевые деньги. Сегодня колебания ликвидности во многом определяют мировые тенденции, и аномально низкие процентные ставки последних лет, когда центральные банки всеми силами пытались поддержать бесконечный бум, привели к огромным потокам дешевых кредитов. А когда деньги легко доступны, инвесторы активно берут займы на приобретение материальных активов, что и привело к тому, что цены на нефть, медь и прочее сырье совершенно перестали зависеть от фактического спроса. В результате любые усилия стимулировать экономику очередными вливаниями дешевых денег просто не работают.

Центральные банки должны способствовать истинному экономическому росту, а не спекуляциям и запредельным взлетам цен на нефть. Огромные вложения денег в сырье приведут к поистине катастрофическим последствиям, и не только потому, что это ведет к чрезмерной спекуляции, но и потому, что вслед за ней резко усиливается неравенство в доходах и, соответственно, политическая напряженность в мире.

От роста курса акций несравненно больше выигрывает 20 процентов богатейшего населения, которое, например, в США владеет 75 процентами всех ценных бумаг. При этом рост цен на нефть наносит непропорционально большой ущерб беднейшим 20 процентам населения, которые тратят на бензин в четыре раза бол2 ьшую долю своих доходов, чем богатейшие 20 процентов.

Любой социал-демократ, поддерживающий дешевые деньги как инструмент достижения социального равенства, должен переосмыслить свою позицию, ибо нынешняя волна ликвидности ведет главным образом к спекуляциям, от которых выигрывают только богатые, а обычные люди, делающие накопления, весьма эффективно облагаются дополнительными поборами (при процентной ставке ниже уровня инфляции вкладчики получают на свои деньги отрицательный реальный доход). Кроме того, политика дешевых денег имеет тенденцию способствовать явлению, которое исследовательская компания GaveKal Dragonomics весьма удачно окрестила «пузырем в наихудшем его проявлении». Суть его в том, что нулевые процентные ставки поощряют инвесторов активно вкладывать средства в активы, ценность которых определяется их дефицитностью (золото, вина, предметы коллекционирования, трофеи и награды), а не продуктивностью (технологии, станки и оборудование, суда). Когда этот «пузырь» лопается, инвестированный капитал просто «вылетает в трубу», и у людей остается не больше золота, бриллиантов или коллекционного вина, чем к началу этого процесса. «Пузырь» высоких технологий хотя бы помог объединить мир и оставил после себя целый ряд новых интернетинструментов и услуг, которые с тех пор стали еще более полезными и ценными.

К факторам, приведшим к возникновению сырьевого «пузыря», следует отнести и неумолимый подъем Китая. Мощный поток ликвидности привел к тому, что Китай и сырьевые товары тесно переплелись в умах современных инвесторов. Однако же у нас нет ни малейших оснований полагать, что из-за стремительной экспансии Китая цена на такие товары, как, например, нефть, будет расти до бесконечности, ибо в конечном итоге она непременно достигнет точки, с которой начнется снижение темпов роста китайской производительности. Кроме того, в ажиотаже вокруг производственных доблестей Китая и его мощного спроса на нефть многие забывают об одном весьма важном моменте: смещение центра глобального промышленного производства в Китай, по сути, представляет собой игру с нулевым исходом. Цены на сырье должны отражать глобальный объем выпуска промышленной продукции и общемировой спрос на нефть, но фактически оба показателя не могут похвастаться заметным ростом. Даже несмотря на то что доля Китая в мировом производстве за последние два десятилетия резко увеличилась — с 4 до 17 процентов, — доля промышленного производства в мировой экономике за тот же период снизилась с 23 до 17 процентов, в основном за счет Европы, Японии и США. Нет ничего удивительного в том, что начиная с 2005 года спрос на медь в развитых странах уменьшался в среднем на 3 процента в год.

За последние десять лет американские транснациональные корпорации сократили два миллиона рабочих мест и еще столько же перенесли за рубеж, но в основном это касалось сервисного сектора; рабочие же места в сфере обрабатывающей промышленности по большей части были просто аннулированы. Иными словами, Китай — большая и продолжающая расти рыба производственного сектора, плавающая в неуклонно мельчающем пруду, и это вовсе не означает ненасытного, бесконечного спроса на нефть на глобальном рынке.

Резкий скачок цен на сырье также сильно усугубляет проблемы, вызываемые «проклятием» природных ресурсов. Обнаружение запасов нефти в бедных странах нередко в конечном счете ведет к трагедии, ибо получаемые благодаря ей сверхприбыли имеют тенденцию порождать коррупцию в органах власти, привлекать чрезмерные иностранные кредиты, серьезно ужесточать конкуренцию в нефтяной сфере и приводить в уныние предпринимателей, бизнес которых не связан с нефтью. В итоге экономика таких стран начинает полностью зависеть от нефти и глубоко увязает в иностранных долгах. Нации, сумевшие сохранить и правильно инвестировать новые сверхприбыли от сырья, например Норвегия и Чили, к моменту обнаружения нефти и меди соответственно были уже богатыми, и это не стало для них неожиданным выигрышным лотерейным билетом, оказавшимся в руках обездоленного и неподготовленного бедняка. Но прибыли в эпоху сырьекомов выросли настолько, что даже страны, сначала ставшие на правильный путь, вскоре, что называется, пошли вразнос. Как мы уже говорили, один из ярчайших примеров представляет собой Россия. Эта страна резко разбогатела прежде всего благодаря нефтяному фонду, мудро созданному ею на черный день, но так и не смогла создать ни одного несырьевого глобального бренда. Это касается даже таких исконно российских продуктов, как водка. Сегодня ни один из пяти лучших мировых брендов водки не является российским. А уж если на глобальном рынке перестали покупать даже российскую водку, значит, с экономикой страны что-то не так.

Я лично убежден, что связка «Китай-сырье» разрушится в ближайшее время. Китай пожирал сырьевые товары с аппетитом, явно не соответствующим размеру своей экономики, и результаты его инвестиций, признаться, поистине поражают. Достаточно вспомнить поезда на магнитной подушке, полупустыми летающие в тумане из Шанхая в аэропорт и обратно, или широкие магистрали, соединяющие сегодня все крупные города страны. С 1990-х годов доля Китая в мировом спросе буквально на все виды сырья выросла со скромной однозначной цифры до 40, 50, 60 процентов — невзирая на то что доля этого государства в общемировом производстве составляет всего 10 процентов. Если говорить, например, конкретно о нефти, на Китай приходится лишь 9 процентов от общего объема спроса, но при этом он ответственен почти за половину увеличения спроса, ставшего решающим фактором при повышении цен. Чтобы лучше понять, в какой мере мы обязаны глобальным сырьевым бумом именно Китаю, достаточно прокрутить возможные сценарии снижения его спроса на сырье. Например, если годовое потребление Китаем меди в течение следующих пяти лет снизится хотя бы на 20 процентов, то, чтобы компенсировать эту разницу, на остальных формирующихся рынках оно должно будет увеличиться вдвое, с 7 до 14 процентов.

Мальтус вернулся

Несколько иной сценарий развития событий дает нам такое сырье, как продукты питания, впрочем, с похожим итогом. Вполне вероятно, что в ближайшее время цены на продовольствие будут продолжать расти, страдая от недостаточного финансирования, погодных колебаний и прочих факторов, но, надо признать, для современных прогнозов, основанных на новой мрачной парадигме, характерны привкус ужасов в мальтузианском стиле и фундаментальное непонимание того, в какой мере человечество способно к трансформации. Резкий скачок цен на продовольствие в 1970-х привел к серьезным государственным инвестициям в так называемую «зеленую революцию», в результате чего объем сельскохозяйственного производства вырос настолько, что в некоторых странах фермерам начали платить за то, чтобы они ничего не выращивали. Сегодня, учитывая вспышку массовых протестов против высоких цен на продовольствие в целом ряде стран мира, от Туниса до Египта, правительства имеют никак не меньше стимулов для всеобщей мобилизации на этом фронте, и налицо явные признаки того, что очередной раунд инвестиций в разработку новых технологий пищевых продуктов уже начался.

Люди, прогнозирующие долгосрочный продовольственный кризис, связывают его с растущим населением земного шара, но забывают о том, что темпы роста населения вот уже целое столетие неуклонно снижаются. Кроме того, нужно учитывать, что, по оценкам специалистов, с нынешних дней до 2100 года 80 процентов прироста населения будет обеспечиваться за счет возрастных групп старше пятидесяти лет, а поскольку потребление калорий с возрастом резко уменьшается, спрос на продовольствие довольно сильно уменьшится.

Далее, в утверждении, что почти все самые плодородные земли планеты уже распаханы, есть доля правды, если говорить, например, о США и Европе, однако к развивающимся странам это никак не относится. Африка владеет 60 процентами пахотных земель планеты, но обрабатывается сегодня только треть. А в других регионах имеются огромные возможности для повышения урожайности: в последние пять лет Россия улучшила свои показатели по производству пшеницы на 20 процентов, до 2,3 миллиона тонн с гектара, но если сравнить ее достижения, например, с Францией, которая получает 8 миллионов тонн с гектара, россиянам, безусловно, еще есть куда расти. А в Бразилии серьезного снижения стоимости продуктов питания можно добиться одним лишь улучшением дорог, ибо сегодня доставка сои грузовиками с плантаций Мату-Гросу на побережье обходится дороже, чем транспортировка этого продукта через китайские порты.

Не забывайте о валютном правиле

В большинстве стран — экспортеров сырья рост цен на эти товары привел к увеличению стоимости национальной валюты, что, конечно же, в свою очередь ведет к росту цен на все остальное, что они пытаются продать, от туристических услуг до хозяйственных сумок. Это чрезвычайно усложняет задачу конкуренции, свидетелем чего становится любой иностранный путешественник, решивший заселиться в какойнибудь местный отель, скажем в Four Seasons. В странах, зависящих от экспорта сырья, цена за номер в ведущих отелях мира в долларовом выражении совершенно выпадает из нормы. Самая вопиющая ситуация наблюдается сегодня в России: номера в роскошных московских гостиницах стоят почти тысячу долларов в сутки, более чем вдвое дороже, чем аналогичный номер обойдется в среднем на глобальном рынке. Та же проблема характерна и для Сан-Паулу — тут стандартные номера в лучших отелях, например Fasano, стоят на 60 процентов дороже, чем в среднем в мире, — и для финансовой столицы Персидского залива Дубай (номера на 40 процентов дороже среднего мирового показателя), и для Буэнос-Айреса, где за ночь в Four Seasons придется выложить почти на 20 процентов больше средней цены.

Известно, что многие состоятельные бизнесмены из-за последовательности и слаженности обслуживания предпочитают жить в отелях гостиничной сети Four Seasons. Зачастую это один из самых роскошных отелей города, но от других не менее роскошных или экзотических гостиниц Four Seasons прежде всего отличается повышенным вниманием к эффективности; костюм тут погладят в считаные минуты, а документы распечатают и подсунут под дверь по первому требованию постояльца.

Вот почему сравнительный анализ цен на гостиничный номер этой сети дает столь ясную картину затрат на ведение бизнеса в той или иной стране. Индекс Four Seasons способен рассказать нам много нового о конкурентоспособности разных стран на мировом рынке.

Даже при беглом взгляде на эту таблицу сразу видно, какие центры сырьевого экспорта переоценивают себя настолько, что это уже сегодня угрожает их будущему росту. В первую очередь это касается Рио и Москвы. С другой стороны спектра находится на редкость конкурентоспособная сырьевая столица Джакарта, что дает нам весьма вескую причину сделать вывод, что Индонезия может стать в ближайшем времени прорывной нацией.

«Черный всадник» финансового апокалипсиса Адама Смита

Замедление темпов экономического роста Китая может стать настоящим шоком для «звезд» прошлого десятилетия, когда самыми рентабельными ценными бумагами в мире были акции сырьевых и энергетических компаний, а самыми эффективными фондовыми рынками — рынки богатых природными ресурсами Бразилии и России, выросшие примерно на 300 процентов в долларовом выражении, что не замедлило сказаться и на национальной валюте. В основу успеха этих фондовых рынков легли высокие цены на сырьевые товары и популярность правительства, известного своей щедростью: например, российский бюджет 2011 года будет сбалансированным, только если средняя цена на нефть не опустится ниже 100 долларов за баррель. Падение цен на сырьевые товары может в мгновение ока изменить ситуацию во всем мире, что, без сомнения, приведет к усилению угрозы нестабильности на Ближнем Востоке, зато несколько поумерит амбиции и сузит пространство для финансового маневра в разрушительных нефтяных государствах вроде Венесуэлы и придаст импульс честолюбия некоторым самоуспокоившимся региональным лидерам, например Бразилии.

В 2000 году, после двадцатилетнего периода снижения цен на сырьевые товары, когда еще никто не предвидел грядущего всплеска китайского спроса на них, основные экспортеры инвестировали в добычу нефти совсем немного. Когда же спрос неожиданно подскочил, это повлекло за собой взлет цен, обещавший баснословные прибыли, но удовлетворить резко возросшие запросы оказалось очень и очень трудно. В последние годы поставщики основных видов сырья — железной руды, нефти и меди — затрачивали и затрачивают на увеличение добычи десятки миллиардов долларов, основываясь в первую очередь на прогнозах огромного спроса Китая, которые, однако, вполне могут не сбыться. Глобальные горнодобывающие компании, например, расширяют рудники по добыче железной руды исходя из предположения, что объем их поставок к 2015 году вырастет на 60 процентов. Но чтобы это случилось, Китай должен за этот же период удвоить спрос на данное сырье, а это весьма сомнительно, учитывая, что Пекин уже весьма неоднозначно дал понять, что инвестиционная активность в стране в скором времени пойдет на спад.

Оптимисты очень любят говорить о резком повышении спроса на сырье, но за последнее десятилетие рост цен на нефть привел к столь резкому увеличению инвестиций в новые проекты — поиск новых месторождений, строительство новых трубопроводов и нефтеперерабатывающих заводов, разработку альтернативных источников энергии (например, сланцевого газа) и др., — что уже в этом десятилетии предложение вполне может превысить спрос. И это в равной мере касается как нефти, так и многих других сырьевых товаров, от стали до соевых бобов. Такая инвестиционная чрезмерность характерна для поздних стадий любого «пузыря»; именно из-за нее в зоне риска оказывается так много инвесторов, компаний и стран. Автор Джордж Гудман, больше известный под псевдонимом Адам Смит, идеально описал заключительные моменты любой мании в своей книге «Игра на деньги» (The Money Game), написанной в разгар рыночного бума 1967 года: «Мы все находимся на замечательной вечеринке и знаем, что по правилам игры в какой-то момент через огромные двери террасы ворвется "Черный всадник", который повергнет гуляк. Ушедшие раньше могли бы спастись, но музыка и вино так соблазнительны, что мы не хотим уходить, и только постоянно спрашиваем друг у друга: "Который час? Который сейчас час?" Но ни на одних часах в доме нет стрелок».

Такие «черные всадники» сокрушат и гуляк, которые не смогли вовремя уйти с вечеринки сырьевых товаров. Когда связь «Китай-сырье» разорвется, одной из выигравших в результате групп, очевидно, будут импортеры сырьевых товаров, в том числе Индия, Турция и Египет. Снижение цен на сырье ослабит инфляционный прессинг, который, возможно, сегодня является самым серьезным препятствием, стоящим на пути роста этих стран.

И такой исход был бы в русле всей послевоенной истории мировой экономики, которая показывает, что подавляющее большинство экономических «чудес» были созданы промышленными державами — импортерами, а не экспортерами сырья. В 2008 году Комиссия Всемирного банка по вопросам роста опубликовала доклад, где говорилось, что начиная с 1945 года только тринадцать стран в мире сумели поддерживать темпы экономического роста в 7 и более процентов в течение четверти века подряд. Из этой группы лишь одна Бразилия добилась успеха в результате сырьевого бума 1960-х и 1970-х годов, но потом, в период снижения цен на сырье, который длился с 1980 по 1990-е годы, у нее начались серьезные проблемы. Все же остальные победители были производителями: они выпускали полезные товары по доступным ценам. Первой с 1950-х годов шла Япония, за ней Корея, Тайвань, Китай, Таиланд и Индонезия. Гонконг и Сингапур присоединились к этой группе, став своего рода каналами, по которым азиатские производители соединялись с остальным миром.

Ничто не исчезает, все трансформируется

Если же говорить о пессимистичных прогнозах, то в данном случае распространенная ошибка заключается в убежденности в том, что когда очередное всеобщее преходящее увлечение ослабевает и уходит в небытие, мир переживает страшный коллапс, а не переходит к новой главе. В конце 1980-х на долю Японии приходилась почти половина общего объема мировых фондовых рынков, и пессимисты прогнозировали, что проблемы в экономике этой страны непременно приведут к глобальному краху. Но в начале 1990-х, когда японский фондовый рынок действительно рухнул, по глобальному экономическому морю пробежала лишь слабая рябь. На авансцену, поражая мир новыми технологиями, разработанными в Кремниевой долине, вышли США, сменившие Японию на почетном посту главного двигателя экономического роста. Еще один пример: в 1997–1998 годах, накануне азиатского финансового кризиса, промышленные экономики среднего размера, такие как Таиланд и Малайзия, составляли 30 процентов от фондовых индексов глобального формирующегося рынка, а сейчас их доля снизилась до 5 процентов.

Точнее всех суть эволюционных изменений нашего мира описал отец современной химии великий Антуан Лавуазье: «Ничто не возникает и не исчезает, все трансформируется». И грядущий спад деловой активности в Китае и взрыв сырьевого «пузыря» принесет миру трансформацию, а не катастрофу. Китай не рухнет, он преобразуется. Уменьшение объема инвестиций замедлит общий рост, но, конечно же, не остановит мощного подъема потребителя этого развивающегося рынка, и этот потребитель будет захватывать все большую и большую долю как китайской, так и мировой экономики.

У других зарождающихся рынков появятся новые возможности для роста благодаря поставкам сырья для заводов и фабрик, выпускающих товары для удовлетворения нужд этих новых потребителей. Доля Азии в глобальном среднем классе выросла с 20 процентов в 1980 году до 60 процентов в настоящее время, а число азиатских миллионеров в 2010 году достигло 3 миллионов человек — столько же, сколько в Европе. Это в определенной мере свидетельствует о наличии в Китае новых рынков, способных расширяться, даже если замедлятся темпы роста инвестиционного аспекта экономики страны. Один из примеров — высокотехнологичные товары широкого потребления, от смартфонов до телевизоров с ЖК-экранами, спрос на которые не удовлетворен до сих пор.

Без сомнения, этот разрастающийся класс потребителей будет способствовать росту спроса и на важнейшие основные товары, от мыла до упакованных продуктов питания, но поистине потрясающие возможности лежат прежде всего в группе предметов роскоши. Стремление азиатских потребителей к хорошей жизни стимулирует постоянное увеличение объемов продаж товаров класса люкс, и конца этому не видно: объем продаж предметов роскоши в настоящее время растет в 2,5 раза быстрее, чем глобальная экономика в целом. Так, например, на Китай в настоящее время приходится 10 процентов от мирового ВВП и 20 процентов сбыта предметов роскоши; при наличии чуть более 1 процента миллионеров тут ежегодно покупают 32 процента знаменитых швейцарских часов.

Новое старое

Другим важным следствием резкого снижения цен на сырьевые товары станет мощный попутный ветер для пребывающих сегодня «в осаде» западных экономик, которые очень много тратят на импорт нефти и прочего сырья. К тому же можно ожидать бол2 ьших потоков капитала в продуктивные части мировой экономики. Не удивлюсь, если уже в текущем десятилетии объектом всеобщей одержимости вновь станут американские высокие технологии, зеркально отобразив ситуацию XIX века, когда за три десятилетия США пережили целых два железнодорожных бума. Несмотря на подъем формирующихся рынков, США по-прежнему остаются родиной большинства наилучших компьютерных приложений. В 1980-х и 1990-х Штаты резко сократили объем инвестиций в дороги и здания — именно тех инвестиций, взлет которых тогда начался в Китае, — и взяли на себя новую роль первейшей в мире экономики, основанной на научных знаниях и инновациях. Сегодняшнее плачевное состояние американских дорог привело к громкому национальному скандалу, и мало кто вспоминает о светлой стороне этой медали: в период между 1980 и 2000 годом расходы на программное обеспечение и оборудование выросли более чем в два раза, инициировав бум продуктивности, который стал главным фактором быстрого восстановления американской экономики в 1990-х годах.

Достижения США в высокотехнологической сфере поистине впечатляют, даже по сравнению с самыми быстрорастущими формирующимися рынками, а также с Японией и Тайванем — странами, тоже активно инвестирующими в научные исследования и технологические разработки, но со значительно менее заметными результатами в смысле их влияния на экономический рост. Бизнес-стратег Анил Гупта и научный консультант Хэйьян Ван отмечают, что, несмотря весь ажиотаж вокруг достижений Китая в области инноваций с его миллиардами, идущими на научные исследования, самой большой в мире рабочей силой этого профиля и всплеском числа патентных заявок, реальная ситуация тут намного менее радужная, чем представляется на первый взгляд. Дело в том, что львиная доля квалифицированной рабочей силы готовится к профессиональной деятельности по традиционному национальному методу зубрежки, а большинство патентов, подаваемых в патентные бюро Китая, предлагают лишь незначительные изменения в уже существующие конструкции, а то и вообще представляют собой лишь попытку воспользоваться иностранной идеей в системе, не признающей зарубежные патенты. Гупта и Ван указывают на то, что сегодня существует общепринятый критерий, то есть число новых идей, принятых и зарегистрированных всеми тремя главными патентными ведомствами мира: США, Европы и Японии. Так вот, на каждые тридцать зарегистрированных идей, поступивших от изобретателей США, Европы и Японии, этот тройной отсев проходит только одна китайская.

Даже Япония получает от своей одержимости научными разработками и новаторством намного меньше пользы, чем США. С одной стороны, Америке благоприятствуют сами по себе огромные размеры страны, на долю которой приходится более трети глобальных расходов на научные исследования. Но с другой — не менее важно и то, что Япония в основном, что называется, смотрит внутрь, и хотя часто она первой выходит на рынок с новыми идеями, эти идеи нередко работают только на японском рынке. Примеров тому множество: еще в 2004 году Япония заменила кредитные карты мобильными платежными системами, но до сих пор не создала на базе этой концепции ни одного глобального бренда. В стране огромной популярностью пользуются десятки всевозможных мобильных устройств, пришедших на смену смартфонам, но больше нигде в мире этих чудес техники не встретишь.

С этой точки зрения островной, закрытый характер японской высокотехнологической индустрии резко контрастирует с соответствующими отраслями большинства других стран, от США до Финляндии. Кремниевая долина густо заселена иммигрировавшими из Индии и Китая талантами, и совсем неудивительно, что Google столь победоносно прошествовала по всему миру. США выделяются среди всех стран планеты, в том числе, безусловно, Китая и Японии, своей широкомасштабной экосистемой, питающей многочисленные высокотехнологичные стартапы, созданные на венчурный капитал, первоклассной системой университетского образования и мощной правовой защитой интеллектуальной собственности.

Штаты сильны в разных технологических сферах, но наибольшие преимущества и прибыли сложившаяся в стране система обеспечивает в области разработки компьютерных программ, то есть выработки идей, которые ложатся в основу любой зарождающейся экономики знаний. В Apple работает 50 тысяч человек, а ее рыночная капитализация за последние пять лет выросла в пять раз. При этом в тайваньских компаниях, выпускающих гаджеты для той же Apple, трудятся миллионы людей, но из-за слабой ценообразовательной способности стоимость их акций неизменна вот уже много лет подряд. Все дело в том, что «железо» можно без особого труда воспроизвести и быстро вывести на рынок, что ведет к снижению прибыли, в то время как программное обеспечение будет высокорентабельным до тех пор, пока продолжается его эффективная разработка.

По словам основателя Netscape Марка Андрессена, через два десятилетия после изобретения современного интернета и через десять лет после краха интернет-«пузыря» индустрия программных средств практически достигла своей критической массы. Технология, необходимая для преобразования отраслей при помощи программного обеспечения, уже работает и широкодоступна. Сегодня доступ к широкополосной связи имеют два миллиарда человек, а к концу текущего десятилетия благодаря смартфонам это число увеличится до шести миллиардов. Глобальная экономика, ставшая единым целым благодаря цифровым технологиям, эта мечта начала 1990-х, становится реальностью, и в авангарде прогресса идут американские компании. Именно поэтому Amazon в настоящее время считается крупнейшим продавцом, а Netflix крупнейшим видеосервисом; именно поэтому выживают те телекоммуникационные и музыкальные компании, которые вовремя трансформировались в компании по разработке программного обеспечения. А самой быстрорастущей компанией по разработке видеоигр является Zynga, специализирующаяся на онлайн-играх. Судя по всему, Андрессен совершенно прав, говоря, что данный вид трансформации — то есть распространение полезных компьютерных программ на все новые отрасли промышленности, — в ближайшее время произойдет и в таких сферах, как оборона, сельское хозяйство и образование, причем вовсе не такими аматорскими способами, к каким мы с вами привыкли.

Почти все самые «горячие» новинки в сфере цифровых технологий, от планшетных компьютеров до «облачных» вычислений и социальных сетей, рождаются в США. Китай — одна из редких стран мира, которая имеет свои собственные сайты социальных сетей, что в основном объясняется языковыми барьерами и прочими ограничениями, регламентирующими деятельность местных СМИ. Лидерство США и сегодня проявляется самыми разными способами — от доли международных патентов до непревзойденной способности создавать и взращивать предпринимательские стартапы. Эти предприимчивые компании лидируют в сфере интернет-поиска, бизнес-нетворкинга, онлайн-коммерции. Все это привлекает внимание миллионов пользователей, самым революционным образом изменяя способ, которым мы взаимодействуем с сетью — и друг с другом, — и угрожает привычным, традиционным компаниям. И объединяет эти стартапы то, что они родом из США, хотя заявки на разрабатываемые ими продукты все чаще поступают с зарождающихся рынков. Скорее всего, это поможет США и впредь оставаться ведущим игроком глобальной игры роста. А вот страны, которые в последнее время вовсю наслаждались сырьевым бумом, по всей вероятности, ждет безрадостное возвращение к банальным испытаниям нормальной жизни, то есть перемены, которые отлично описывает фраза буддийских монахов: «Холодный душ после экстаза».

^* Мальтузианство — теория народонаселения, согласно которой положение трудящихся характеризуется более медленным ростом объема средств существования по сравнению с ростом численности населения в силу действия закона убывающего плодородия почвы. Согласно этой теории, в то время как численность населения растет в геометрической прогрессии, средства существования увеличиваются в арифметической прогрессии. Основоположником ее был английский экономист Т. Р. Мальтус (1766–1834). Для решения этой проблемы Мальтус предлагал воздерживаться от браков и деторождения. Прим. ред.

¹ В местности, где нет гостиниц Four Seasons, в качестве основной альтернативы предлагается сеть Ritz Carlton. При отсутствии обеих этих сетей предложены альтернативные варианты других гостиничных сетей высшего класса.

² Стоимость базируется на ценах за стандартный номер, взятых с сайтов соответствующих отелей по состоянию на 8 августа 2011 г.

³ Для местности, где имеется две гостиницы Four Seasons, указывается средняя стоимость номера.

⁴ Стоимость номера Four Seasons в развитых странах рассчитана по ценам следующих городов: Чикаго, Женева, Гонконг, Лондон, Милан, Нью-Йорк, Париж, Сан-Франциско, Сингапур, Сидней и Токио.

Версия для печати